По дороге к Сергейчику она прошла мимо заброшенного дома. Бордовый „жигуленок“ исчез. А вдруг Дед и Сергейчик уже поймали вора?
День, начавшийся с обид и разочарований, обещал быть нескучным.
Глава IV
КТО СКРЫВАЛСЯ В ТЕМНОТЕ
Крысолов очнулся в кромешной тьме и долго вспоминал, где он и как сюда попал. Все лицо дергало от боли как огромный нарыв. При каждом вдохе в обломки выбитых зубов попадал холодный воздух, и тогда становилось еще больнее.
Он потрогал зубы языком. Все передние выбили — четыре сверху, четыре снизу. Трубой… Похоже, что хотели ударить по затылку. Не обернись он за мгновение до удара, убили бы.
Потом в глазах снова вспыхнуло золотое наваждение. И мыслях Крысолов ясно видел кирпичную кладку и крошащийся под ломиком цемент. Он уже расшатал кирпич, оставалось только поддеть его и вынуть из стены, а там… Килограмм золота за кирпичиком лежал, не меньше. Раз металлоискатель отрубился… А цемент был серый, Крысолов хорошо это помнил. В старину такого не знали, строили на белом известковом растворе. Ему бы сразу сообразить, что в древней стене скрывается недавний тайник, — тогда, может быть, Крысолов не прозевал бы хранителя клада. Бандитское это золото, вот что. Ворованное, а то и снятое с убитых.
Конечно, клада уже нет. Если даже тот, с трубой, уверен, что убил его, он же не оставит золото рядом с мертвым телом.
Крысолову стало страшно. Надо убегать, а то вдруг хранитель клада вернется, чтобы убрать труп?!
Он пошарил вокруг, надеясь, что фонарик откатился недалеко… Нет фонарика. Полез по карманам искать зажигалку… Вывернуты карманы, висят мешками. Все выгреб, гад. Неужели и металлоискатель увел?!
Крысолов стиснул обломки выбитых зубов и охнул от боли. Он больше не жалел о золоте. Такое возьмешь и будешь трястись: продавать страшно и дома держать страшно, потому что милиция наверняка его ищет. А металлоискатель было жалко. Теперь на новый долго не заработаешь. Чтобы заработать на хороший металлоискатель, нужен хороший металлоискатель…
Голохвостые шуршали в темноте, не боясь Крысолова. Он почувствовал на щеке нежное прикосновение усиков и ужаснулся: «Сожрут!» Ему случалось видеть, что остается от самоуверенных котов, решивших поохотиться на подвальных крыс. Белый скелет и вывернутая наизнанку шкурка, выскобленная дочиста, как в мастерской скорняка.
В отчаянии Крысолов широко загреб руками, как будто плыл брассом, и наткнулся на свою зажигалку.
Вспыхнувший огонек заставил голохвостых отступить. Крысолов огляделся. Металлоискатель был здесь, но — кусочками. Тяжелый удар каблуком или той же трубой разбрызгал осколки пластмассы и компьютерных микросхем во все стороны. Если бы бандит украл дорогой прибор, было бы не так обидно.
Плача от боли и унижения, Крысолов пополз к выходу. О рюкзаке с ночной добычей он даже не вспомнил. Хотя если бандит не взял двухтысячедолларовый металлоискатель, то вряд ли позарился на гнутые серебряные ложечки. Может быть, рюкзак лежал в полуметре от круга, освещенного трепещущим огоньком зажигалки, но Крысолову было не до него. К горлу подступала тошнота, голова кружилась. Иногда ему казалось, что он ползет по стене, как муха.
Голохвостые шли за ним, не выходя на свет. Когда зажигалка нагрелась и стала жечь пальцы, Крысолов погасил огонек, и крысы подступили вплотную. Усики щекотнули подбородок, потом шею — одна тварь забралась ему на спину. «Вправду сожрут!» — подумал Крысолов, чиркая зажигалкой. На колесико попало что-то мокрое, не кровь ли? Палец соскальзывал. Слабые искры не могли зажечь газ. Крысолов с отчаянием крутил и крутил колесико. По разбитой губе шаркнул как будто маленький горячий напильник — обнаглевшая крыса слизывала кровь!
Крысолов закричал, уже не помня, что боялся хранителя клада. От крика в его несчастной ушибленной голове как будто взорвалась граната, начиненная болью. Он уткнулся лицом в руки и замер.
В окно било ослепительное солнце. «Уже день», — удивился Крысолов. Он лежал на полу знакомой кухни с отбитым кафелем. Странно. Когда крысы пошли в атаку, он еще не добрался до ступеней из подвала. Проползти по ступеням, по кафелю на лестничной площадке, по линолеуму в прихожей — и ничего не помнить?.. Крысолов посмотрел на руки. К ладоням пристали кирпичные крошки — это из подвала, он сам же и накрошил… Очень странно!
Держась за стену, Крысолов осторожно поднялся на ноги. Болели обломки выбитых зубов, ныл затылок. Перекрестие оконной рамы двоилось, как в бинокле со сбитой резкостью. Но тело было здоровым, тело его слушалось. Получалось, что Крысолов сам вышел из подвала. А что память его подводит, так это неудивительно после такого удара по голове… Чудес не бывает. Никто не стал бы спасать чужака от крыс ночью в заброшенном доме. Порядочные люди в это время спят, бомжи скорее раздели бы до нитки бесчувственного человека. А если бы вернулся хранитель клада, он бы добил свидетеля, который узнал его тайну.
На забор он влез играючи. Сколько их одолел Крысолов, таких заборов… Сел верхом, высматривая свою машину — да вот она, под ногами, «шестерочка»-старушка. Хотел машину поновее, так нет, передумал и купил металлоискатель! Крысолов всхлипнул, привычно шагнул на крышу, на капот, на бампер и оказался на земле. Открыл терцу, и вдруг закружилась голова. Так на дверце и повис, как тряпка. Передохнул, сел за руль, повернул ключ зажигания… А ключ откуда, почему не валяется в подвале вместе с мелочью из вывернутых карманов?
Крысолов спешил убраться и не стал раздумывать. Уже выруливая на улицу, он сообразил, что ключ в замке зажигания оставил хранитель клада. Наверное, собирался угнать машину, да передумал — старая. Или смотрел документы в бардачке. Хотел убедиться, что его тайник нашел случайный кладоискатель, а не милиционер в штатском.
Мостовая шаталась в глазах. Крысолов поймал себя на том, что ведет «жигуленок» зигзагами. Сотрясение мозга он получил, это как пить дать. Добраться бы до дома… Надо взять себя в руки. За перекрестком будет большая улица. Держать руль прямо и прибавить скорость, чтобы ехать как все.
Сначала это удавалось. «Жигуленок» влился в поток машин и ехал уверенно. Во всяком случае, никто не гудел и не орал на Крысолова в открытое окошко. И вдруг мостовую качнуло, как проволоку под цирковым эквилибристом. Крысолов заработал рулем, и его вынесло на встречную полосу.
Желтые полыхающие фары мчались в лоб «жигуленку». Включенные фары днем — грузовик с прицепом или автоколонна. «Мало не покажется», — подумал Крысолов, пытаясь вернуться в свой ряд. Но место его «жигуленка» уже занял автобус.
Это была еще не авария. У Крысолова оставалось несколько секунд, чтобы пропустить автобус и втиснуться за ним. Он стал тормозить, но педаль с непривычной легкостью провалилась в пол. Потянул ручной тормоз, но рычаг выскочил из гнезда и остался у него в кулаке. Не сбавляя скорости, «жигуленок» летел навстречу гибели. Горящие фары были уже в метре от капота.
И тогда Крысолов понял, что хранитель клада все-таки избавился от свидетеля.
Лыжи у печки стоят,
Гаснет закат за горой.
Месяц кончается март,
Скоро нам ехать домой… —
чистым голосом пропела она и, отвернувшись, загромыхала сковородками. — Я плакала, когда узнала, что он погиб.
— И вышли за Сергейчика? — бестактно спросила Маша. Ей не понравилось, что жена Сергейчика, может быть, вешалась на папу.
— Одно с другим не связано. Твой папа был девичьим увлечением, хрустальным мальчиком. Каждая девушка выбирает себе такого и придумывает недостающее. Понимаешь, про что я?
— Не очень, — призналась Маша.
— Например, ты гуляешь одна и представляешь, что вы вместе. Думаешь: вот он скажет то-то, а я отвечу так-то… И говорит он всегда то, что тебе хотелось бы услышать. А настоящий мальчик, он ведь может и другое сказать. Настоящий в этот период только разочаровывает.
— Теперь поняла. Я себе тоже придумала одного… — сказала Маша и, сама себе удивляясь, стала выкладывать все до конца: — Он такой аккуратный: прямой пробор, курточка белая, шорты в складочку. Не то что другие мальчишки. А у нас был турнир по пейнтболу. Это когда…
— Знаю, краской стреляются, — кивнула жена Сергейчика.
— И его послали в разведку, — продолжала Маша. — А он, с проборчиком, отсиделся в кустах, достал готовый план и приносит: «Все точно, можете верить». Потом хороших ребят из-за него подстрелили. А он и говорит: «Зачем напрягаться, это же игра». Тогда я поняла, что он придуманный.
— Друзей подвести — не игра, — заметила жена Сергейчика. Блины летали у нее со сковородок, тесто лилось.
— А у вас с моим папой как было? — спросила Маша.
— У нас все было в моих фантазиях. Один-единственный раз я танцевала с ним, а от него пахло винегретом из студенческой столовой. Я убежала и плакала, потому что Сережа Алентьев не мог есть винегрет как обычные люди… Зрелая любовь приходит позже. Знаешь, как определить, готова ли ты выйти замуж за человека?
Маша покачала головой. А жена Сергейчика улыбнулась и выдала совершенно неожиданное:
— Представь, что он болен и тебе надо поставить ему клизму. Если он после этого ничего не потеряет в твоих глазах, значит, ты по-настоящему его любишь.
Маша ставила клизму коту Барсу, когда тот проглотил резиновую новую пробку от валерьянки. Для этого пришлось засунуть его в сапог, чтобы не царапался. Она представила эту сценку с укропольским одноклассником Петькой, потом со знакомым Деда старшим лейтенантом Гришей. С Петькой было смешно, с Гришей кошмарно!
— Ну, как тебе картинка? — спросила жена Сергейчика, орудуя сковородками.
— Лучше вообще замуж не выходить!
— Конечно, в четырнадцать лет лучше… Можешь звать меня тетей Ирой, — разрешила жена Сергейчика.
Маша спохватилась:
— А я…
— Знаю: Маша, оперативный псевдоним Муха. Твой дедушка только про тебя и рассказывал.
Маша уже поняла, что Деда и Сергейчика нет дома.
— А где они?
— На улице. За красной машиной погнались, как маленькие.
— За бордовой, — поправила Маша.
— Наверное. Увидели в окно, что водитель шатается как пьяный, и побежали порядок наводить. Только он раньше них уехал… Опа! Четвертый раз!
Последнее замечание относилось к щенку. Он подкрался сзади и терпеливо ждал, когда тетя Ира наступит ему на лапу. Наступила. Щенок взвыл.
— Мальчик мой, давай подую! — присела к нему тетя Ира. — Ему хочется внимания. Впрочем, как и всем нам, — объяснила она Маше. — Поиграй с Эдиком, а то Кошка выклянчила щенка и совсем с ним не занимается.
Маша поняла, что Кошка — домашнее прозвище дочери Сергейчиков, но все равно это звучало смешно: кошка выклянчила себе щенка.
Звали щенка Эдвин Либрайн, но малый он был негордый и откликался на Эдика. В прихожей над его ковриком висела родословная с перечнем родителей, дедов, прадедов и прапрадедов. Маша стала читать ее вслух, а Эдик ей кивал. Морда у него была умнейшая. Умнее, чем у некоторых Машиных знакомых.
Потом щенку надоело слушать, и он стал прыгать на Машу. В первый раз поехали колготки, и стало ясно, что второго быть не должно. Хороша она будет, если щенок располосует платье! А в чем завтра идти в школу?
Маша стала уворачиваться. Эдик входил в раж. В конце концов он вскочил на задние лапы, навалился и чуть не опрокинул ее на пол. Маша убежала за первую попавшуюся дверь. Заперлась на задвижку, поискала зеркало, не нашла и посмотрелась в стеклянную дверцу книжного шкафа. Платье не пострадало.
Комната, в которую попала Маша, определенно была кабинетом Сергейчика. На стене — грубо сделанный щит из прутьев и толстенной, не бегемотьей ли, кожи. Вокруг целая коллекция ножей с потертыми рукоятками — кривых и прямых, обоюдоострых и с пилкой. На полках африканские фигурки из черного дерева, зажигалки, сделанные не то из больших патронов, не то из маленьких снарядов. С первого взгляда видно, что хозяин кабинета — человек военный и прошел огни и воды.
Книги у Сергейчика были однообразные: история разведок и математика. Понятно, ведь он шифровальщик. Компьютер мощный, с дополнительным винчестером. Рядом, соединенный с ним проводом, лежал ноутбук. Оба компьютера были включены, по экранам бежали цифры и непонятные математические знаки. «А вдруг это шифры, и посторонним нельзя смотреть?» — испугалась Маша. Она потихоньку высунулась за дверь… Давно не виделись! Поджидавший в коридоре Эдик вскочил и положил передние лапы ей на плечи. Ну, щенок! Маша вывернулась, протолкнула Эдика в кабинет и заперла за ним дверь.
— Воюете? — вышла с кухни тетя Ира. Эдик скулил и скребся. — Ладно, пусть немножко посидит взаперти, а то совсем от рук отбился.
— Я знаю, что он добрый, но все равно страшно. Зверь же, — сказала Маша.
— Истребитель колготок, — подтвердила тетя Ира, заметив спущенную петлю у нее на коленке. — Укусить Эдька не укусит, но поцарапать, порвать изо всей дурацкой мочи — это запросто. Я сбегаю в магазин, вернусь, и найдем тебе что-нибудь переодеться, а пока к Эдику не подходи. — Тетя Ира сняла с вешалки плащ и стала одеваться. — Иди, Муха, поешь блинков, пока горячие. Сметана, мед на столе. А хочешь блинов с селедкой? Мой Сергейчик любит.