А на следующее утро горшечник спокойно пошел во дворец, а народ, видя его идущего пешком, с восторгом восклицал: «Вот человек! Он так же скромен, как неустрашим. Он один обратил в бегство неприятеля, а теперь идет себе скромно пешком, вместо того, чтоб выступать горделиво на могучем коне, как сделал бы всякий другой!»
Раджа вышел встречать его у ворот дворца и оказал ему всевозможные почести. Условия мира были благополучно заключены между обоими государствами, а отважный горшечник вознагражден за свои заслуги высоким чином и великими богатствами и прожил в мире и покое все остальные дни своей жизни.
Раджа и женщина-змея
Однажды могущественный царь Али-Мардан, правитель Кашмира, охотился у берегов озера Даль. Оставив в стороне приближенных, он остановился у самого озера и залюбовался на гладкую серебристую поверхность, которая блестящей пеленой раскинулась от подножия гор до царственного города Шринагара. Вдруг где-то вблизи послышались рыдания… Царь обернулся и увидел под деревом горько плачущую девушку чудной красоты. Он тотчас же подошел к ней, ласково взял ее за руку, и стал расспрашивать, кто она такая и как попала одна в такое дикое место.
– О, повелитель! – отвечала она сквозь слезы, – я – рабыня императора Поднебесной. Я гуляла по цветникам его обширных садов и заблудилась. Как я вышла оттуда – не помню и как очутилась здесь – не знаю, но, конечно, мне так и придется умирать здесь: я так устала и так страшно голодна!
– О нет, прекрасная дева! Умереть тебе не придется, раз Али-Мардан может спасти тебя, – воскликнул царь, очарованный красотой девушки. Он тотчас же подал знак приближенным и велел проводить ее со всевозможной осторожностью в свой летний дворец в садах Шалимара. Там, среди пышных цветников, день и ночь журчали фонтаны, освежая алмазной росой благоухающий дерн; там, над мраморными колонадами, склонялись нежные ветви, отягченные плодами; там солнце сверкало как-то ярче и птицы щебетали нежнее. И вот в этом-то земном раю поселился Али-Мардан с чужеземной красавицей и, глядя в черные очи ее, забыл весь мир, забыл все, кроме ее чудной красоты. Так они и жили некоторое время. Все цвело и благоухало вокруг них, и красавица с каждым днем становилась все прекраснее и веселее, но Али-Мардан не был счастлив. Словно тяжелый камень лежал у него на сердце; лицо его приняло странный беловатый оттенок, а взгляд становился неподвижным, словно каменным.
Проходил раз мимо ограды сада слуга одного святого отшельника. Он возвращался от священного озера Гангабала, что лежит на снежной вершине горы Гарамук и нес оттуда сосуд с водой своему господину. Каждый год направлялся он, таким образом, к священному озеру, но ни разу еще не пришлось ему проходить мимо садов Шалимара. Из-за высокой ограды виднелись верхушки фонтанов; они сверкали и переливались как снопы солнечных лучей. Слуга захотел поближе рассмотреть чудесное зрелище.
Одна минута и он перелез через стену и очутился в саду. Он бродил как очарованный среди цветников, с восторгом вдыхая в себя опьяняющий аромат, прислушиваясь к журчанью и плеску воды. Наконец, он страшно устал, сел под деревом и крепко заснул.
Царь в это время проходил по саду. Он заметил распростертого на земле человека и увидел, что он крепко держит что-то в правой руке. Али-Мардан осторожно разжал пальцы спящего и обнаружил крошечную коробочку, а в ней какую-то благовонную мазь.
Он еще разглядывал ее, когда спящий проснулся и, не чувствуя в руке ничего, начал громко стонать. Али-Мардан подошел к нему, показал коробочку и обещал отдать ее, если тот чистосердечно объяснит ему, в чем дело.
«Великий государь!» – сказал слуга, – «эта коробочка принадлежит моему господину, святому отшельнику. В ней хранится мазь, обладающая многими волшебными свойствами. Она охраняет меня от всякого зла и дает возможность сокращать расстояние. Мой господин живет далеко, далеко отсюда, но, благодаря мази, я за несколько дней дохожу до священного озера и наполняю там свой сосуд, так что у господина моего всегда есть запас священной влаги».
– Скажи мне правду! Действительно ли господин твой такой святой человек? Действительно ли может он творить чудеса?.
– О, царь! Он действительно святой человек. Нет для него ничего скрытого на земле.
Царь почувствовал вдруг непреодолимое желание видеть святого старца. Вместо того чтоб отдать коробочку слуге, он положил ее себе в карман и сказал: «Иди к господину своему и скажи ему, что царь Али-Мардан завладел волшебной мазью и не отдаст ее, пока старец сам не явится за ней». Он надеялся, что отшельник будет, таким образом, принужден явиться к нему.
Долго возвращался слуга. Раньше, с помощью мази он пробегал это расстояние в несколько дней, а теперь ему пришлось идти более двух лет. Наконец он предстал перед господином, бросился к ногам его и поведал ему все. Отшельник рассердился, но делать было нечего. Ему трудно было обойтись без волшебной мази, и он тотчас же снарядился в путь ко двору Али-Мардана.
Царь встретил его с большими почестями и тотчас же возвратил ему коробку с волшебной мазью.
Отшельник пристально взглянул на царя и царь тотчас же почувствовал странное облегчение. Он дал знак приближенным удалиться.
– Скажи мне, о царь! – спросил отшельник, когда они остались одни, – отчего лицо твое покрыто такой бледностью, отчего взор твой холодит как камень? Давно ли это так? Откройся мне. Ты был ласков со мной, может быть, мне удастся сделать что-нибудь для тебя.
Царь понурил голову, но ничего не ответил.
– Откройся мне! – настаивал отшельник. – Не завладела ли сердцем твоим чужая женщина?
Тогда Али-Мардан заговорил и чем больше он говорил, тем легче становилось у него на душе. Он рассказал отшельнику, как охотился в лесу, как нашел там прекрасную рабыню Китайского императора, как привез ее в свой дворец.
«– Это не рабыня императора, это не женщина», – твердо сказал отшельник, – «это коварная ламие – страшная двухсотлетняя змея, которая обладает свойством превращаться в женщину. Она губит всех, с кем имеет дело; она погубит тебя, царь, погубит и все твое царство!»
Царь Али-Мардан гневно сверкнул очами; он безумно любил чужеземку и не мог допустить мысли, чтоб под ее волшебной красой крылась отвратительная змея.
Отшельник упорно стоял на своем и царь, наконец, обещал сообразоваться с его указаниями, но прежде всего, проверить, насколько справедливы слова старца.
К вечеру того же дня он приказал приготовить к ужину лепешки из риса двух сортов: одни с солью, другие с сахаром и уложить их на блюде так, чтобы с одной стороны приходились соленые, с другой сладкие.
Когда царь по обыкновению сел ужинать с женой за одно блюдо, он повернул к ней блюдо с соленой стороны.
Красавица начала есть, и нашла лепешки очень солеными, но так как царь ел и ничего не говорил, она побоялась рассердить его и продолжала есть молча.
Когда они пошли спать, царь, помня наставление старца, скоро притворился спящим. Красавица же не могла спать: ее томила страшная жажда после соленых лепешек, а в комнате не было ни капли воды; выйти же она боялась, так как женщина-змея, выходя ночью, должна принять свой настоящий вид. Долго крепилась она, наконец, не выдержала и, убедившись, что супруг спит, проворно соскочила с постели… В ту же минуту царь ясно увидел, как отвратительная скользкая змея, извиваясь, блеснула по полу и скрылась за дверью. Царь неслышно пошел за ней. Он видел, как она останавливалась по дороге у каждого фонтана, чтоб глотнуть воды, как она дошла, наконец, до озера, как жадно стала пить из него, а затем погрузилась в прохладные волны и стала купаться.
Царь в ужасе вернулся домой и на следующий день молил отшельника избавить его от опасной очаровательницы, так как сам не в силах был предпринять что-либо против нее. Отшельник обещал помочь, но лишь под условием, чтобы царь беспрекословно повиновался ему. Он приказал изготовить печь из ста различных металлов, сплавленных вместе, к печи приделать крепкую заслонку и тяжелый замок. Печь поставили в тенистом углу сада и крепко приковали к земле железными цепями.
Когда все было готово, царь сказал женщине-змее: «Сердце мое! Пойдем, исчезнем с тобой на весь день в саду! И обед там сами себе приготовим!»
Она, ничего не подозревая, согласилась. И они долго гуляли по саду, смеялись и шутили; а когда проголодались, принялись за работу и стали готовить себе обед.
Раджа затопил печь и стал месить тесто, но дело не спорилось у него в руках, и он попросил красавицу помочь ему испечь хлеб. Она сначала отказалась, говоря, что терпеть не может стоять у огня, но когда царь упрекнул ее, что она, верно, не любит его, если не хочет исполнить его желания, она нехотя согласилась и понесла сажать хлеб в печку.
Но не успела она нагнуться над устьем печки, как отшельник, подстерегавший ее, толкнул ее в огонь, захлопнул дверцу и крепко-накрепко завернул замок.
Бешено закрутилась и завертелась в огне огромная змея… Неистовые скачки ее так потрясали печь, что, не будь крепких цепей, печь, конечно, со змеей вместе вылетела бы из сада! Но вырваться из печи змея не могла: отшельник крепко держал ее могучими заклинаниями. Так прошло несколько часов; наконец все смолкло; внутри печи все успокоилось.
Отшельник подождал, пока печь остынет и открыл заслонку. Женщина-змея исчезла без следа; лишь в одном углу оказалась куча золы, а в ней маленький круглый камень. Старец подал его царю: «Возьми, о царь! Это вещество – сущность женщины-змеи. Все, до чего бы ни коснуться этим камнем, превращается в золото».
Царь несколько минут задумчиво смотрел на камень. «Нет, святой отец», – твердо сказал он: «не хочу я этого камня: жизнь человека ничто перед таким сокровищем! Сколько зависти, распрей и крови повлечет за собой обладание им!»
И он взял волшебный камень и унес его далеко оттуда, и там бросил в глубокую реку, чтоб не мог он сеять вражды и раздора между людьми.
Царский цветок
У одного раджи умерла жена, оставив ему двух малолетних дочерей. Раджа вскоре после того женился на другой и с тех пор заботы о девочках представил всецело молодой супруге. Новая царица очень равнодушно относилась к падчерицам и даже нередко обижала их так, что девочки далеко не были счастливы. Раз старшая сказала младшей: «Что нам здесь делать? Мы никому не нужны, уйдем отсюда. Будем жить вдвоем, где-нибудь в джунглях». Они ушли из дворца и скрылись в соседней чаще. Несколько дней бродили они усталые и голодные, питаясь дикими кореньями и плодами, наконец, добрели до какого-то жилища. «Знаешь ли, сестрица», – сказала младшая царевна: «это верно дворец какого-нибудь людоеда-ракшаса. Но, кажется, дверь открыта и никого нет. Пойдем, поищем, не найдем ли чего поесть». Они вошли. Дом действительно оказался пустым. Они нашли немного вареного риса, с удовольствием съели его, потом вымели пол, прибрали все в комнате и уже располагались отдохнуть, как вдруг послышались тяжелые шаги: то возвращались домой людоед с женой! Девочки стремглав пустились бежать, пробрались на самый верх дома и оттуда на крышу и спрятались там за кучкой снопов. С этой крыши открывался вид на внутренний двор с одной стороны и на открытое поле с другой. Это было любимое местопребывание супругов людоедов. Здесь любили они отдыхать в знойные летние вечера; здесь сушили они белье; здесь обмолачивали и веяли зерно. В одном углу лежала еще большая куча необмолоченных снопов и царевны были за ними в полной безопасности.
Ракшас вошел в дом, посмотрел вокруг и с удивлением спросил: «Кто это дом убирал? Что-то уж очень чисто, и все так красиво расставлено… Жена, ты, что ли?» – «Нет. Ума не приложу, кто мог это сделать!» – с недоумением отвечала жена людоеда. «Посмотри-ка, и двор выметен!» продолжал людоед. «Это ты?» – «И не думала! Кто бы это мог быть»? Ракшас-людоед уже стоял во дворе и поводил носом во все стороны. «Постой-ка. Я чую кого-то… Кто-то здесь есть. Я чую живую кровь и мясо. Кто-то к нам забрался». – «Ну, вот, пустяки! Тебе всюду кровь мерещится! Весь день рыщешь, и народ сотнями гложешь, не мудрено, что кровью пахнет!» Некоторое время слышно было, как они шумели и бранились. «Ну, ладно, будь по-твоему, я пить хочу. Пойдем к колодцу напьемся». Они подошли к колодцу и стали спускать туда тяжелый сосуд. Только этого и ждала младшая царевна, наблюдавшая с крыши. Она быстро сбежала вниз, улучила минуту, когда оба ракшаса, стоя на цыпочках, наполовину свесились в колодец, ловко схватила и того, и другого за пятки и разом толкнула в колодец. Там они и утонули.
Царевны завладели домом и зажили спокойно. Они нашли там много золота и драгоценных вещей, а также целые кучи всевозможных богатых одежд, награбленных людоедами. Около дома были сараи для скота и обширные пастбища. Каждое утро младшая царевна выгоняла скот в поле и возвращалась только к ночи, а старшая оставалась дома, готовила обед и прибирала в доме. Младшая, самая умная из сестер, часто, уходя в поле, говорила сестре: «Сестрица, берегись, чтоб кто тебя не увидел. Ты такая красавица! Смотри, если вдруг позовет тебя кто-нибудь, воды кто попросит, или нищий какой забредет, выйди, если хочешь, только прикрой себя лохмотьями, да лицо, хоть сажей, мазни, чтоб не похитили тебя, мою голубку, не разлучили бы нас с тобой?». – Не бойся, сестрица, все сделаю, как велишь. Время шло, и никто не проходил той стороной. Раз, однако, младшая царевна только что ушла в поле, как вдали показалась толпа охотников. То был царевич той страны со своими приближенными. Они уже несколько дней охотились в джунглях вдали от жилья, сильно устали и хотели пить, а воды нигде не оказывалось. Царевич первый заметил красивый дом. «И кому это пришла охота строить такой дворец среди глухого леса?» – воскликнул он. «Впрочем, для нас же лучше: наверно не откажутся владельцы дать нам глоток воды». – Нет, нет, нельзя туда идти!» – заволновались придворные, «там, верно ракшасы живут». – «Посмотрим и увидим», – решил царевич. «Не думаю, чтоб там скрывалось что-либо ужасное: нигде не шелохнется, никто не показывается». Он стал стучать в закрытую дверь: «Отзовись, хозяин! будь милостив, дай воды испить мне и моим людям!» Но все по-прежнему было тихо. Царевна слышала голос и побежала в свою комнату наскоро вымазать лицо сажей и прикрыть лохмотьями свой блестящий наряд. Царевич тем временем потерял терпение и гневно дергал дверь, приговаривая: «Эй вы там, отворяйте скорее не то дверь выломаю!» Маленькая царевна смертельно испугалась; едва успев мазнуть себе лицо, она сбежала по лестнице с кружкой воды и, открыв дверь, молча поднесла ее царевичу; говорить она не решалась, так была напугана. Царевич взял кружку, поднес ее к губам. «Что за странное явление!» – подумал он, глядя на дрожащую девушку. «Даже была бы недурна, только уж очень грязна, да и одежда не в особенном порядке. Что за черные пятна у нее на лице и на руках? Что-то тут подозрительно». И, недолго думая, царевич плеснул водой прямо в лицо царевне. Девушка вскрикнула и отскочила: потоки грязи струились по ее лицу и открывали нежные прелестные черты… Она хотела бежать, но царевич крепко держал ее за руку. «Кто ты? говори правду? Откуда пришла? Кто твои родители? Отчего ты одна так далеко в пустыне? Отвечай, или я голову тебе снесу». И он сделал движение, будто хочет выхватить меч. Царевна так испугалась, что едва слово могла выговорить; кое-как пробормотала она, что она дочь раджи, что бежала от мачехи в джунгли, что нашла дом пустым и поселилась там. И она горько зарыдала. «Не плачь, прелестное дитя, прости мою грубость. Не бойся, я возьму тебя с собой в свой дворец, ты будешь моей женой». Но она от страха даже не слышала, что он ей говорил, и продолжала неутешно рыдать. Про сестру она ничего не сказала царевичу, даже не упомянула о ней. «Этот злодей грозит убить меня. Он и сестру убьет, если узнает, что у меня есть сестра». Бедная маленькая царевна! Царевич, напротив, был очень добрый человек и, знай он, что у царевны есть сестра, он никогда не решился бы разлучить ее с ней. Но он ничего этого не знал, а видел только, что царевну никакими словами не успокоишь и потому распорядился, чтоб ее осторожно посадили в паланкин и несли во дворец.