Галина Александрова
.
.
Глава 1. Потому что они — взрослые
Над рекой, на зеленом пригорке расположена деревенька. А в ней стоит красивый чистый домик с приветливыми окнами. А у этого домика есть чисто выскобленное сосновое крылечко. А под крылечком сидит домовенок Кузька. Не просто так сидит. Под крыльцом гнездо гусиное, вот-вот должны гусята из яиц вылупиться, вот он и сидит рядом. Мало ли что! Вдруг вылупиться не смогут? Скорлупа-то толстая, а клювики у них еще слабые, надо будет им камушком помочь, по скорлупе постучать. А может, вылупятся и сразу разбегутся по кустам. А в кустах кошки чужие, а в небе всякие птицы страшные, хищные, напугают маленьких.
Но просто так сидеть домовые не умеют, скучно им просто так сидеть. Домовые больше любят что-нибудь по хозяйству делать или разговоры людей слушать. А маленькие домовые еще играть любят. А Кузька — маленький домовой, домовеночек, можно сказать. Всего-то семь веков ему стукнуло, люди в этом возрасте только в школу идут, а Кузьке взрослые домовые дом доверили. Гордится Кузька — большая честь быть хозяином в доме! Гордится и старается, чтобы его дом самым лучшим в деревне был. И очень неплохо у Кузьки это получается, хотя он и не взрослый домовой, а маленький домовенок.
Вот и сейчас Кузька важное дело делает — ждет, когда гусята вылупятся. Ох и трудное это дело! И как только гусыни с ним справляются? Как ухитряются столько времени на одном месте неподвижно сидеть? Решил он было в бирюльки поиграть: только губу оттопырил, только пальцем по ней тренькнул, как взгляд гусыни поймал. Строго смотрит на него гусыня — не любит она, когда возле ее гнезда шумят. Тут, на счастье, люди на крыльцо сели. Сели, разговоры завели. Не так скучно стало Кузьке.
— Мои-то совсем от рук отбились. Ничего сами правильно сделать не могут. Уж и учу, и ругаюсь — все без толку. Квашня у них скисла, пыль по всему дому разлетелась, вещи не на своих местах лежат. Прямо и не знаю, что с ними делать, — говорит один голос.
— Ох, Петровна, твои-то еще ничего. А мои-то чего учудили. Давеча ездила на ярмарку, велела грядку с земляникой прополоть. Приехала — сорняки живы и здоровы, а земляники и след простыл. Вот оставлю их без варенья, будут знать, как не слушаться, — отвечает другой.
Разговоры как разговоры. Про хозяйство, про дела домашние. Да только непонятно Кузьке: разговоры вроде как взрослые, а голоса — детские. Один Анюткин, другой Лидочкин, они в Кузькином доме после бабушки Настасьи, дедушки Пети и кошки Фенечки самые главные. Удивляется Кузька — то кажется, что старенькие бабушки на крылечке своими бедами делятся, а то, что совсем маленькие девочки. А домовенок не любит, когда ему что-то непонятно. Да и никто из детей не любит, поэтому они всегда вопросы задают и в самых неожиданных местах оказываются — все знать хотят.
Хочется посмотреть Кузьке, а побаивается: а вдруг это Баба Яга его выманивает, голосами сестер странные вещи говорит? Баба Яга хоть и взрослая, а вреднее самой скандальной шишиги, от нее и не такого подвоха ждать можно. Постарался домовенок невидимым сделаться и выглянул из-за крыльца осторожненько. Выглянул и еще больше удивился.
— Ничего не понимаю! Девочки — как девочки, и голоса у них как у девчонок, и косички, и сарафаны. А разговоры — как у старушек. Ой, беда-беда, огорчение! Никак и правда Яга ворожбу на них наслала!
Так захотелось Кузьке правду узнать, что терпеть сил не было. Высунулся он из-за крылечка и дернул Лидочку за край сарафана.
— Ай, кто там? — встрепенулась Лидочка. — Вот я вам, безобразники, никогда посидеть спокойно не дадут!
У Кузьки от этих слов даже волосы чуть-чуть дыбом встали. Никогда раньше Лидочка его так не обижала. Никогда безобразником не обзывала, а даже почитала и слушалась, когда у нее хорошее настроение было. Точно, заворожили!
— Ну, берегись, Баба Яга, — топнул он ножкой, — доберусь я до тебя. И не один доберусь, а с мускулами! Посмотрим, что ты тогда скажешь!
Но добираться до Бабы Яги далеко. Сначала надо до крайней избы дойти, потом направо повернуть, к лесу, а в лесу оба Ягиных дома найти — сначала для хорошего настроения, а если не повезет и Яги в нем не окажется — для плохого. А найти их непросто, потому что у избушек куриные лапы есть и ходят эти куриные лапы, куда им вздумается. Сегодня — тут, а завтра — там. Так что сначала надо попробовать самому девочек расколдовать, а уж потом, если не получится, идти на бой праведный с Бабой Ягой. Или на переговоры мирные. Как уж получится.
Уже не таясь, выскочил домовенок из-под крыльца, явился перед девочками, ножкой притопнул, подбородок кверху задрал, руки в боки, брови нахмуренные. Сразу видно — шутить не собирается.
— А ну, — кричит, — быстро превращайтесь обратно! А то мне некогда Ягиные дома искать, у меня гусята вот-вот вылупятся!
Даже не смотрят на него девочки! Как будто не домовой перед ними, а корова какая-нибудь или соседский вредный мальчишка Васька.
Смутился немного домовенок, потоптался на месте и опять то же самое кричит:
— А ну, быстро превращайтесь обратно! А то мне некогда Ягиные дома искать, у меня гусята вот-вот вылупятся!
Кузька был очень догадливым домовенком и легко мог придумать новую фразу, но он подумал, что в первый раз его не услышали, поэтому и повторил старую. И напрасно. Потому что и во второй раз никто, совершенно никто не обратил на него внимания. Словно он был соседская коза Маруська или ругачий дед с мельницы.
И тут не пал духом Кузька. Вспомнил он, как его приятель Матвейка из города думал, и стал думать. Сначала почесал пальцами в шевелюре, потом поковырял в носу, затем пожмурил глаза и в заключение стал смотреть вдаль с умным видом.
— Понятно! Я же невидимым сделался! Вот они меня и не видят, вот и не слышат! — наконец-то понял он. — Ай, позор на мои лапти! Ай, голова соломенная! Ай, бестолковка беспамятливая!
Сделался он быстренько видимым, встал в гордую позу, откашлялся и в третий раз кричит:
— А ну, быстро превращайтесь обратно! А то мне некогда Ягиные дома искать, у меня гусята вот-вот вылупятся!
— Ну чего ты заладил, — повернула в его сторону голову Лидочка, — превращайтесь да превращайтесь. Видишь, мы во взрослых играем. Некогда нам на пустяки отвлекаться!
— Почему это на пустяки? А как это, во взрослых играете? Почему это заладил? Вы что, меня и раньше видели? — зачастил Кузька. — Я же невидимым был!
— Пустяки — потому, что мы играем во взрослых, а взрослые в Бабу Ягу не верят, они говорят, что она — детские выдумки и бабушкины сказки, — стала терпеливо, как взрослая, отвечать на его вопросы Лидочка.
— Как сказки? — обиделся за Ягу Кузька. — Яга, конечно, вредная, но не всегда. Иногда может плюшками накормить и помочь дорогу найти усталому путнику.
— Не перебивай. А видели мы тебя и раньше, потому что ты плохо в невидимого превратился. Лапти и уши видать было. Маленький ты еще, неопытный, плохо превращаешься. Это только у взрослых все хорошо получается.
— Почему это только у взрослых? — по своему обыкновению заспорил Кузька.
— Потому что они — взрослые.
Глава 2. На край света
Давно уже Лидочка с Анюткой играть во взрослых перестали, давно уже гусь сменил гусыню на кладке, а Кузька все сидит возле крылечка, думает. Не понимает он, как это можно во взрослых играть?
— Ну еще в лягушек — понятно, — бормочет он себе под нос, — они вон как прыгать умеют, ни один домовенок так не прыгнет! В лошадок — тоже ясно. Они бегают быстрее соседского вредного мальчишки Васьки и сено есть умеют. А как можно играть во взрослых? Что интересного во взрослой жизни?
И тут вспомнил Кузька, как он оконфузился, оттого что не смог полностью невидимым сделаться, и задумался еще крепче.
— А ведь и правда, взрослым домовым быть лучше, чем домовенком, — удивился он, — взрослые высокие, значит, дальше видят и выглядят грознее.
Забыл Кузька, что даже самый взрослый на свете домовой все равно гораздо меньше любого ребенка. И немножечко, самую маленькую капельку завидует взрослым. — А еще взрослых домовых мыши с первого слова слушаются, а мне сначала приходится авторитет устанавливать и показывать, что я не просто так себе, — грустно вспоминает Кузька. И начинает он завидовать взрослым домовым уже побольше, чем самую маленькую капельку.
— А еще взрослые домовые в соседней деревне собираются, опытом делятся, советуются, как все лучше устроить. А меня пока не берут. Мал еще я им для советов-то, — совсем мрачнеет Кузька и начинает уже вовсю завидовать взрослым.
— А еще у взрошлых бороды крашивые и ушы, а ты шебе как-то углы приришовал угольком из печки, так мыши чуть животики шо шмеха не надорвали, а Фенечка чумазеньким тебя обозвала, — вырастает словно из-под земли его подруга шишига Юлька, — а ты вовсе и не чумазым был, а вовсе чудешненьким.
Было дело, нарисовал себе как-то Кузька усы и бороду для важности. Уж больно хотелось ему важным казаться! И нарисовал он себе именно усы, а не «ушы», как шишига сказала. Просто она тоже маленькая и букву «с» не выговаривает, а вместо нее «ш» говорит.
Вспомнил Кузька, как он себе усы нарисовал, и как над ним все, кроме Юльки, смеялись, и совсем духом падает. Ах, как хочется ему настоящие усы заиметь! А вырасти они могут только тогда, когда он взрослым станет. Веков через десять.
— Конфуз у меня сегодня вышел, — жалуется он Юльке, — взрослые в невидимых хорошо превращаются, а я сегодня уши и лапти превратить забыл.
— Ой, как интерешно! — всплескивает лапками шишига. — Что ж ты мне раньше не шказал, я бы поглядела, как он выглядит, конфуз этот.
— Взрослым играть не хочется, а у меня столько полезного времени на игры уходит! Ну не могу я не играть, и все тут! Кажется мне, что если я играть не буду, то просто разломаюсь на мелкие кусочки, — продолжает кручиниться Кузька.
— Ой, шишиги родные, — вопит, как ужаленная, Юлька, — не разламывайшя, пожалуйшта, Кузенька, мне без тебя шкушно будет. Ш кем я играть буду? Кто меня вошпитывать будет?
— Не буду я больше играть ни-ког-да, — твердо говорит Кузька, — пойду на край света средство искать, как побыстрее взрослым домовым стать. Хочу поскорее усы, авторитет и своим опытом делиться со всеми домовыми! Прощай, дорогая шишига, следи тут без меня за порядком. Вернусь я взрослым — строго с тебя спрашивать буду.
Тут шишига заголосила совсем дурным голосом.
Чего-чего, а шум поднимать шишиги могут. Этому их мамы-шишиги с пеленок учат. Человеческие мамы детей успокаивают, чтобы не орали, а шишигинские тормошат, чтобы орали. Потому что призвание шишиг — всякие мелкие хулиганства устраивать и людям скучать не давать.
— Ой, Кузенька, — голосит шишига, — и не вздумай даже на край швета уходить! Без тебя в доме никакой дишциплины не будет! Баюнок днем начнет всех шпать укладывать, Кикимора Запечная под штол переберетшя — Подштольной штанет, Жировик-Лизун все запашы поешт, Корогуши вшякие понабегут. Да и я без тебя ишпортюшь. Как пить дать, ишпортюшь. Баловатыпя начну, шишиг взрошлых не шлушатьшя, шуметь по ночам, ручки у чашек подгрызать. Это я тебе чешно-чешно говорю.
Юлька так нарочно заголосила. На самом деле, она давно уже исправилась и почти совсем не балуется. Просто знает она, что Кузька — самый замечательный домовенок на свете, и хочет его дома удержать. Ведь самый замечательный домовенок никогда не уйдет на край света, когда дому его угрожает опасность в виде Корогуш и испортившихся шишиг.
— А может, не испортишься? — с надеждой спрашивает Кузька.
— Еще как ишпортюшь, — грозит Юлька, — хочешь, прямо сейчас портитыня начну? Хочешь, штупеньку у крыльца подгрызу? Дедушка вернется, наштупит на штупеньку, она шло-маетшя, мед разольется, и крыльцо шразу липким штанет. Прибежит бабушка и прилипнет. И Лидочка прилипнет. И Анютка. И кошка Фе-нечка. Вот шмеху будет!
— Ой, беда-беда, огорчение! — Тут уже Кузька голосить начинает и по крыльцу туда-сюда бегать. Чуть-чуть беду на дом не накликал! А еще домовой называется! Что же делать-то? И взрослым стать хочется, и дом оставить нельзя.
— А взрошлым только на краю швета штать можно? — хитренько спрашивает Юлька.
— Не знаю, — задумывается Кузька, — просто во всех книжках добры молодцы счастье именно на краю света находят. Сначала идут до Бабы Яги, она плохих молодцев съедает, а хороших пирогами кормит и клубочек волшебный дает. Куда клубочек покатится, туда добрый молодец и путь держит. А катится клубочек всегда на край света.
— Почему вшегда? — спрашивает любопытная шишига.
— Потому что земля — шар, так в Анюткиной книжке написано. Вот клубочек по шару вниз и катится. Понятно?
— Непонятно, — упрямится Юлька.
— Чего непонятно?
— Непонятно, почему Яга плохих молодцев ешт, а хороших на швободу отпушкает? Я, хоть и шишига, ни за что ишпорченного молодца ешть не штала бы. Я бы его пожале-е-ела и пирогами накормила. А шъела бы хорошего, швежего, вкушненького.
— Нет, не пойду на край света, — решает Кузька, — никак нельзя мне надолго дом покидать. Только словом обмолвился, а самая послушная шишига молодцами закусывать собралась. Так и быть, буду здесь средство искать, как взрослым стать. Может, ты тоже со мной взрослой станешь, чтобы мне одному не скучно было?
— Что ты, что ты, — затрясла косичками шишига, — ни за что я взрошлой не штану! Вот глу-пошти выдумал! Взрошлым вешти шебя надо чинно, прилично, вошпитанно, взрошлым и покричать как шледует нельзя, взрошлым вше в тарелке доедать приходитшя да и шалить им не положено. Нет, ни за что!
— Ну и не надо, — совсем немножечко обиделся Кузька, — только придется тебе, Юлька, все дела по дому на себя взять. Согласна?
— Шоглашна, шоглашна, — смеется шишига, — ты мне только волю дай, я вше дела шразу переделаю. Я хоть и хулигаништая, но порядок тоже люблю… Иногда.
Глава 3. «Взрослилъные» яблока
Сидит Кузька, думает. Никак придумать не может, где ему средство для взросления найти. А тут Лешик из леса в гости прибежал, играть зовет.
— Не до игр мне, — вздыхает Кузька, — решил я, что пока не повзрослею, ни за что играть не буду.
— Ну, взрослей скорее, — торопит его Лешик. Лешику тоже надолго из леса отлучаться не следует. Лес без лешего — как дом без домового. Некому в нем за порядком следить, некому за лесных жителей заступаться. А дед Диадох у Лешика старый уже, спит все время да и слышит плохо. Так что маленький лешонок в лесу, — почти за главного.
— Как же я быстро повзрослею, если я средства не знаю? — разводит руками Кузька.
— Какого средства? — ничего не понимает Лешик.
— Для быстрого взросления, — растолковывает ему Кузька. И рассказывает другу, какое огорчение с ним приключилось.
— Знаешь что, — прыгает на месте от нетерпения Лешик, — мой дедушка хоть и слышит плохо, зато все на свете знает. Пойдем у него спросим!
Долго Кузька не сомневался. Схватил друга за лапку и со всей силы припустил в лес. Даже узелок собрать не успел. Какой тут узелок, когда время не терпит!
Ох и любил домовенок в лесу бывать! Хоть и считают домовых домоседами, а они тоже любят иногда из дома выбираться. А лес для Кузьки как родной был — здесь его лучший друг жил, здесь как-то Кузька целую зиму зимовал, здесь он не раз и не два с Бабой Ягой в жмурки-пряталки играл. Каждую тропку знал, с каждым деревцем знаком был. И пенек старый, где жил дедушка Диадох, тоже узнал сразу. Приметный это пенек был, особенный.