— Приветствую вас. Я, пожалуй, помогу вам. Но прежде посмотрим этого несчастного… Так-с… свет! Рентген. Я не против расчетов, — повернулась она ко мне, краем глаза заметив, что я веду записи в своем блокноте. — Более того, я одобрила мысль одного ученого, что игра в шахматы есть как бы насвистывание математической мелодии… Пусть математической. Но ведь мелодии! И потом — насвистывание!.. А тут уже некоторые «арифметики» превратили ее в азбуку Морзе… От игры ничего не остается, кроме стремления к победе… Целью игры стало количество очков, а не сама борьба!
— Я полностью согласен с вами, ваше величество.
— М-да… — произнесла она, наклоняясь к больному. — У него тоже «морзянка», но в особо тяжелой форме! Шприц! Ампулы! Две тройных…
Я невольно зажмурился и отвернулся.
— Боитесь? — усмехнулась Каисса. — Что поделаешь… Некоторые забывают, что сами по себе числа не оказывают влияния на жизнь. Откровенно говоря, математика, оторванная от жизни, сама по себе, есть не что иное как тоже игра… И если это так, то одна игра никогда не заменит другую; их можно как-то сочетать, если нужно…
Между тем больного перевернули спиной вверх, и молодая медсестра, только что мило беседовавшая со мной, вонзила ему в нужное место длинную иглу.
Несчастный застонал, а затем заговорил — по мере того как волшебная жидкость вливалась в него — все более осмысленно и вскоре засвистел и заверещал, что твой курский соловей!
— Где я? — вдруг совсем окрепшим голосом спросил он и сам поднялся со стола. — Это вы, ваше величество?!
— Кто же еще? — пробормотала Каисса, щупая ему пульс и приподнимая веки. — Все в порядке, можете идти… Только помните, что и любой прыщик можно представить в виде числа или группы чисел, только сводить его будут не математикой, а, допустим, мазью. Могущество шахматиста в нем самом, а не в таблице умножения!
— Благодарю вас, ваше величество, — сказал больной, уходя, и мы услышали его бормотание: — Итак, восстановим положение после семьдесят второго хода…
— Надо бы еще одну ампулу… — размышляла Каисса вслух.
— Вернуть? — встрепенулась медсестра.
— Поздно… — вдруг раздался знакомый голос, и я увидел церемониймейстера Цирлих-Манирлиха. — Ваше величество, они атаковали склад с последним баллоном Волис-нолиса…
— За мной! — скомандовала Каисса, и все двинулись за разгневанной повелительницей шахмат.
5
Дворец Каиссы был окружен кирпичной стеной с башнями по углам в виде ладей — черных и белых. В одной из них хранилась волшебная жидкость Волис-нолис, приготовленная по особому рецепту повелительницы шахмат.
Место хранения и состав волшебного эликсира составляли личную тайну Каиссы. Было лишь известно, что тот, кому достанется хоть капля этого эликсира, обретет способность с одного взгляда правильно оценивать положение фигур на шахматной доске и почти без расчетов определять ближайшие ходы.
Каисса устремилась к левой белой башне. Здесь, как, впрочем, и возле других, стояла толпа роботов и обстреливала башню из автоматов, похожих на ключи от дверных замков.
Атакующие не произносили ни слова, тугие струи сероватого плотного дыма вылетали из стволов с легким свистом, и вся картина напоминала кадр из кинофильма, демонстрируемого испорченной аппаратурой; так и хотелось крикнуть; «Звук!» Вдруг я довольно явственно услышал знакомый голос:
— Ребята! Прекратите… Не стреляйте, я вам говорю. Василько, дай мне приказ уничтожить их… Ведь я не могу действовать сам, без воли человека… Ну! Я же потому и вызвал тебя, что мне необходим командир!
Тут я увидел их одновременно — Аиньку и… Василько. Как он очутился здесь, я не знаю. Может быть, убежал от Воронова?
— Уничтожить их? Стоит ли?.. — рассудительно отвечал Василько. — Надо выяснить, чего они хотят и еще чем это они стреляют.
— Я же тебе говорил: они хотят овладеть тайной Каиссы, а стреляют… числами. Весь этот дым состоит из цифр!
— Это что такое?! — вдруг раздался повелительный голос Каиссы. — Кто здесь старший?
— Я, ваше величество…
— Аванак? Я так и думала. Прекратить!
— Слушаюсь, — покорно произнес Аванак, толстый, черноволосый и темноглазый человек.
Он дал какую-то команду, и роботы прекратили стрелять.
— Ты все еще надеешься создать искусственного шахматиста? — усмехнулась Каисса.
— Мечтаю, ваше величество! — воскликнул Аванак, и глаза его заблестели.
— Тогда тебе ни к чему мой эликсир. Так ведь?
— В общем, вы правы, ваше величество, но мне он нужен сейчас, чтобы сделать мои роботы более совершенными и дорогими. Мне нужны средства для дальнейших опытов. Ведь вы же не даете мне денег?!
— Денег? — засмеялась Каисса. — Это не в моих принципах. Ну вот что: пусть твои роботы решат одну задачу, и тогда я тебе подарю пузырек своего эликсира…
— О, ваше величество, вы сама доброта! — радостно воскликнул Аванак. — Мои роботы решат любую задачу. Приказывайте…
— Пусть эти истуканы разработают самую длинную шахматную партию из всех возможных вариантов, и ты получишь то, что тебе надо.
— Будет сделано, ваше величество. Слышали, ребята?
— Да! — мощно гаркнули роботы.
— За работу! — скомандовал Аванак и повернулся к Каиссе: — Мы удаляемся, ваше величество, но ненадолго — это детская задача!
— Ну-ну, посмотрим… — загадочно произнесла Каисса и даже помахала вслед электронным бандитам.
6
— Вот, ваше величество, проба эликсира… — слегка запыхавшись, произнес скороход, подавая королеве шахмат пузырек с мутной жидкостью.
— Что? — отшатнулась Каисса. — Эликсир помутнел? — Она торопливо открыла пузырек, попробовала жидкость на язык и сморщилась: — Ф-фу! Какая гадость! Он же прокис! Теперь это кисель из цифр…
— Как же быть, ваше величество? — ужаснулся Цирлих-Манирлих.
— М-да, положение незавидное. Эликсир не выдержал напора чисел… Придется все начинать сначала… Писаря!
— Я здесь, ваше величество! — вскричал писарь, выбираясь из толпы.
— Пишите: «Объявляю нынешний год шахматным. Специальному жюри поручаю отобрать сто самых интересных, красивых и смелых партий и передать мне их запись». А я уж… — Она повернулась к писарю: — Этого не писать!.. Я уж сделаю волшебный эликсир заново; рецепт у меня сохранился и всегда со мной…
7
Тем временем я беседовал со своими друзьями.
— Как ты очутился здесь? — спросил я Василько, но мой голос прозвучал как-то странно, будто во мне сидело два человека и они заговорили хором.
Я даже оглянулся и увидел за спиной… Алексея Петровича Воронова!
— Мы с вами ошиблись, — скороговоркой объяснил он, кивая в сторону Василько. — Вот он, настоящий, а тот оказался двойником, роботом… Я уже вернул его на место и поспешил сюда…
— Я же просил вас не искать меня, — укоризненно произнес Василько.
— Мало ли что, — сказал я.
— У нас есть свои обязанности, — напомнил Алексей Петрович.
— Но я все равно успел найти свою Цель Жизни! — воскликнул Василько.
— Уж не тогда ли… в беседе с Аванаком на острове? — спросил Аинька.
— Да, Аинька, да! Я тоже посвящу себя созданию Искусственного Шахматиста.
— Я с тобой, Василько, — сказал Аинька.
— Не пойму тебя, малыш, — признался я.
— Почему, Сказочник? — схитрил Аинька и придал своей очаровательной мордашке возможно более наивное выражение.
— С кем ты? С нами или… с роботами?
— Я за технику, — твердо сказал Аинька, посмотрев мне прямо в глаза. — Но я против бандитских приемов. В технике и в науке, сказал мой Мастер, можно достичь успехов только честным путем!
— Теперь понятно, Аинька… — сказал я и повернулся к Василько: — Почему ты решил посвятить себя столь сложной и спорной задаче?
— Создать искусственный мозг, ничем не отличающийся от настоящего, — стоящее дело!
— Браво! — воскликнул Алексей Петрович.
— Смотри не ошибись, Василько… Живой мозг — штука сложная. Всем этим сложностям роботов можно научить. Но главное — это желания. А у роботов их нет. Они ничего не хотят…
— Не волнуйтесь, — успокоил меня Василько. — Я сделаю так, что и желания у них появятся!.. Важно, что у меня самого теперь появилась мечта…
— В этом ты прав! — засмеялась Каисса. — Ну, желаю успеха… Но я тоже не верю в искусственный разум: он никогда не станет равным настоящему! Ведь ему нужны будут, скажем, только очки в шахматных турнирах, а не сама игра. Он будет стремиться к ничьим, лишь бы не проиграть! А по мне ничьи — это все равно что играть серыми, а не черными или белыми фигурами… Смотри, Василько, чтобы у тебя не получился фингерфеллер!
— Это что такое, ваше величество? — спросил я. — Извините за неосведомленность…
— Это то же, что по латыни «ляпсус манус» — ошибка пальцев, — пояснила Каисса. — Глупое правило: взялся — ходи… Кстати мне пришла в голову еще одна мысль… Писарь!
— Я здесь, ваше величество! — воскликнул писарь, по обыкновению, выбираясь из толпы придворных и подбегая к королеве.
— Пишите: «Отменить фингерфеллер в моей столице и разрешить жюри вести подсчет очков с десятыми долями, сообразуясь с качеством игры: за интересные и красивые комбинации набавлять до пяти десятых очка, а за явное уклонение от риска и стремление к ничьим — сбавлять оценки в том же размере…»
— Но такого еще не было, ваше величество, — напомнил я.
— Знаю. Я хочу, чтобы хоть здесь, в моей резиденции, можно было иногда увидеть настоящую игру.
— Мастер! Мастер! — вдруг воскликнул Аинька вслед машине «скорой помощи», ехавшей с аэродрома к поликлинике.
— Ты не ошибся?
— Да нет же, нет! Он, наверно, болен… Помогите ему… мне… — И Аинька умчался вслед за машиной.
— О ваше величество! — взмолился и Цирлих-Манирлих. — Там, я видел, мой брат! Он болен… Умоляю, спасите его…
— Венивидивицин?! Пошли… — Каисса решительно свернула за угол, к поликлинике. — Сегодня у нас с вами умноженный день!
8
Венивидивицин не производил впечатления очень больного человека, хотя и был худ и бледен; просто он рассеянно смотрел куда-то в пространство поверх голов и никого не узнавал, даже своего родного брата.
Он важно развалился в кресле и, когда мы вошли в комнату, небрежно повел рукой и милостиво произнес:
— Садитесь…
Он чем-то поразительно напомнил мне таракана Блаттеллу, охамевшего после опубликования его статьи…
— О боги! — простонал Цирлих-Манирлих. — Брат, ты сидишь в присутствии ее величества, не спрося разрешения?!
— Не знающий поражений не вынесет бремени своей славы стоя, — ответил Венивидивицин.
— Здравствуй, Мастер! — воскликнул Аинька. — Я очень рад видеть тебя…
— Я тоже…
— Ты… болен?
— Разве Победитель может болеть?
— Может, — просто сказала Каисса, подойдя к своему Главному Инженеру. — Здравствуй, Венивидивицин! Дай-ка пульс… Так-с. Посмотри вверх… вправо… влево… А теперь — вниз! Я прошу тебя посмотреть вниз! Ну?.. Вот видишь — не можешь. Гм… Ну, что же, все ясно… — И повернулась к окружающим: — Вот уже длительное время наш друг не имел поражений и потому серьезно заболел… Не каждый выдержит такое!.. Есть только одно средство вернуть ему здоровье — обыграть его. Кто из вас рискнет?
— Я! — вдруг раздался голос Аиньки. — Я спасу своего Мастера!
— Ну что ж, — согласилась Каисса, — не возражаю. Прошу всех ко мне в гости… Венивидивицин, ты согласен?
— Я всегда готов к победе, — оживился Венивидивицин. — А мой наивный соперник?..
Аинька промолчал; мордашка его стала серьезной и озабоченной.
9
Не стану описывать всю эту исцеляющую партию, хотя… хотя я и лишаю многих читателей удовольствия. Ведь, проигрывая заново на доске чью-нибудь шахматную партию, мы испытываем не меньшее удовольствие, чем те, кто ее играл.
Не думаю, что после того как чемпион-тяжеловес бросил свою штангу на помост, кто-нибудь из болельщиков сам захочет ее выжать. А вот в шахматах другое дело — тут повторение всегда приятно. Здесь, по существу, у игроков равные возможности. У них одинаковые «армии», и только у белых есть преимущество первого хода. Каждая фигура имеет свой характер и внешность. Правда, пешки с виду на один лад, безликие солдаты. Но это лишь по неопытности так кажется. Если же присмотреться — они тоже разные. Правда, все пешки бьют противника или угрожают ему всего на одно поле вперед по диагонали, но, к примеру, самые крайние, фланговые, — более слабые, потому что имеют лишь одно диагональное поле: с другой стороны — пропасть, край шахматной доски.
Слабоватые и не столь надежные пешки на f2 и f7, потому что стоят они возле своих королей. А какая сила у короля, если он ходит всего на одно поле и постоянно сам нуждается в охране?! Король — это даже не фигура в боевом смысле, а как бы символ всей игры: его потеря ведет к проигрышу партии.
А вот пешка е2 мне нравится больше остальных; например, ее можно продвинуть на е5, и там, если ее укрепить как следует, она всему флангу покоя не даст!
Как видите, это у нас с вами не место красит человека, а человек — место. У шахматных же пешек кое-что зависит и от того положения, которое занимают они «в обществе» перед сражением…
Итак, мы окружили шахматную доску в кабинете Каиссы и метнули жребий. Аиньке достались белые, Венивидивицину — черные.
Остановлю ваше внимание лишь на том положении, что создалось у них после восьмого хода…
У Аиньки фигуры расположились так: Кр аЗ, Л а4, С а7, К а2, Л а1, С b4 и Ф сЗ, а пешки на b1, b2, bЗ, b6, b7, и b8.
Черные же заняли такую позицию: К е4, Ф е5, Л а8, К b8, С с8, Кр е8, С f8, Л h8 и пешки на а7, b7, с6, f7, g7, h7.
И вот тут Аинька сделал свой девятый ход — ферзем на поле d8, объявляя шах черному королю, но… и принося в жертву собственного ферзя!
Разумеется, Венивидивицин немедленно схватил его своим королем, но Аинька, оказывается, только и ждал этого: он пошел черным слоном на g5, объявляя королю Венивидивицина двойной шах.
Мастер обомлел, долго размышлял, подперев отяжелевшую от переживаний голову обеими руками, и в конце концов сдался, потому что сами понимаете, выпутаться из создавшегося положения было невозможно.
— Такая же точно ситуация, — вспомнила Каисса, — сложилась в партии Рети — Тартаковер в тысяча девятьсот девятом году.
Мы все поздравили Аиньку с победой, зорко присматриваясь к Мастеру. И вдруг на матовом лице Венивидивицина заиграл румянец, он заулыбался и тоже поздравил своего счастливого соперника.
— Я выиграл потому, — признался Аинька, — что очень-очень хотел сделать Мастера здоровым!..
— Так я болел? — удивился Венивидивицин и, будто только сейчас увидев Каиссу, встал и обратился к ней: — Не гневайтесь на меня, ваше величество, за столь долгое отсутствие… Позвольте вернуться к своим обязанностям вашего Главного Инженера?
— Да-да, обязательно, — облегченно вздохнула Каисса. — Без вас наша техника совсем заплошала, но вы теперь, я уверена, приведете ее в хорошее состояние!
— Если б вы знали, ваше величество, как я счастлив… — промолвил Цирлих-Манирлих.
— Пусть эта партия, — добавила Каисса, — будет первой в той сотне, что необходима мне для создания волшебного эликсира!