Одним словом, тем же, кем он был и для всех остальных хюльдр. Защита леса от Неизменных была единственным делом, дарившим ему вкус к жизни. И он твердо верил в то, что его чувство долга было сильнее, чем чувство долга остальных стражников — даже Вжппа.
Он знал, что однажды Мастер перемен увидит всю силу его преданности и наградит его за это. И именно эта мысль побудила его пройти сквозь ревущую толпу к другой стороне арены.
Там он наклонился к уху Вжппа.
— Ипп кенш, — взволнованно прошептал он.
Пора.
Снежная ведьма первая услышала их.
— Они идут, — сказала она Марте. — Не показывай им, что боишься, потому что страх для них — подарок, а ты не должна делать им никаких подарков.
Томте и двухголовый тролль проснулись от хохота Вжппа, который вместе с Грентулом и еще пятью стражниками приближался к ним по коридору. Их пояса были увешаны оружием, а в руках они несли пылающие факелы.
— Ну, вот и все, — сказал Тролль-правый. — В следующий раз, когда мы заснем, мы заснем навечно. Мы будем мертвы!.. Наши тела превратятся в камень. А наши души будут затеряны в бесконечной черной пустоте, словно мы никогда и не появлялись на свет, никогда не испытывали простых удовольствий вроде вкуса зеленичного вина и кроличьего жаркого.
— Ты же ненавидишь кроличье жаркое, — сказал Тролль-левый. — А от зеленичного вина тебя тошнит.
Тролль-правый нахмурился и сердито заворчал:
— Нет, не тошнит. В последний раз меня тошнило только потому, что ты выпил слишком много.
— А что я могу поделать, если у нас один общий желудок?
— Ну, очень скоро у нас больше не будет ничего общего. Смотри, нас они собираются забрать первыми.
Тролль-правый был прав. Стражники-хюльдры открыли камеру, держа мечи наготове.
— Не делай никаких глупостей, — предупредил Тролль-правый Тролля-левого.
Поскольку шею Тролля-левого в данный момент щекотало лезвие меча Вжппа, он решил на этот раз последовать совету Тролля-правого, и поэтому двухголового тролля без всяких происшествий мирно препроводили вниз по коридору.
Следующим был томте, который бодрым голосом поблагодарил стражников за то, что они открыли ему дверь камеры.
— Не могу дождаться, когда попаду на свежий воздух, — сообщил он, после чего принялся напевать себе под нос свой любимый куплет «Песни лиловых штанов».
Потом стражники открыли дверь камеры Снежной ведьмы. Снежная ведьма растерялась.
— Почему сейчас? — спросила она Грентула. — Почему, после стольких лет, он вдруг решил приговорить меня к смерти вместе с остальными пленниками?
Ответа — или по крайней мере ответа, который она могла бы понять, — она не получила, поэтому она вышла из камеры, сказав Марте:
— Помни. Никакого страха, человеческое дитя.
Марта кивнула, но ничего не могла поделать со страхом, взметнувшимся внутри нее, когда Вжпп отпер дверь и подошел ближе. Он вложил меч в ножны и нагнулся к Марте, поднеся горящий факел прямо к ее лицу, так что она съежилась от его жара. Затем он облизал губы синим языком, словно Марта была восхитительным кушаньем.
В тюрьме хюльдр никогда прежде не сидел человек, поэтому Марта была для них чем-то вроде экзотической находки.
Затем к Вжппу обратился другой хюльдр. Это был Грентул, который, похоже, его поторапливал.
Марту выпихнули из камеры и потащили вниз по коридору. Вжпп крепко держал ее руку, хотя это было совершенно необязательно. Они поднялись по темной лестнице и вышли наружу, в свежий ночной воздух, где их ожидали четыре белых жеребца и повозка.
На повозке была установлена большая клетка. Когда туда швырнули Марту, внутри уже находились Снежная ведьма, томте и двухголовый тролль.
Один из стражников-хюльдр — самый старый, судя по его морщинистому лицу и высохшему, потрепанному хвосту, — взобрался на деревянное сиденье, установленное в передней части повозки. Повозка двинулась вперед. У возницы был длинный хлыст, которым он неустанно подгонял лошадей.
Остальные хюльдры шагали рядом с повозкой, замахиваясь на узников факелами, когда те подходили слишком близко к прутьям клетки.
— Оггуп флимп, — поминутно кричали они. — Оггуп флимп! Оггуп флимп!
Марта, скрестив ноги, села в середине клетки. Рядом с ней уселся томте, мурлыкающий себе под нос веселые песенки.
Снежная ведьма села на пол в передней части клетки, отдельно от всех остальных. Мягкий ветерок сдувал ей на лицо ее седые волосы, но она не делала никаких попыток отбросить их назад.
Марта посмотрела вперед, на четырех белых жеребцов. В свете факелов ей были видны тонкие шрамы на их спинах, и она вздрагивала каждый раз, когда раздавался свист хлыста.
За спиной она слышала голоса двух голов тролля, которые переговаривались друг с другом, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
— Тебе страшно? — спросил Тролль-левый.
— Да, — ответил Тролль-правый. — Я дрожу, как кролик.
— Я тоже, — неожиданно для самого себя сказал Тролль-левый. — Я тоже.
Марта закрыла глаза и попыталась представить, что она сидит у мамы на коленях. Она вспомнила ее тепло. Ее запах. Легкий поцелуй, которым она всегда целовала Марту в макушку.
Все это никуда не делось.
Любовь, которую всегда давала ей мама, никуда не делась. Упавшего бревна было мало, чтобы разрушить ее. И сейчас она по-прежнему могла почувствовать эту любовь. Любовь, которая жила в маминых руках, обнимавших ее, словно теплое одеяло. Тепло маминых рук позволяло верить в лучшее — вопреки всему. Оно позволяло верить в то, что даже в самые страшные мгновения жизни любовь никогда не умирает.
МЕСТО ДЛЯ ОТДЫХА
На лес опускалась тьма. Или, точнее сказать, она наступала — стремительно, со всех сторон.
Когда Сэмюэль и Ибсен спускались по холму, им стало казаться, что они два ныряльщика, идущих к озеру. Ночь была похожа на темный водоем, в который им предстояло нырнуть. Вместе с ночью пришел страх.
Лес и днем-то был страшным, но в темноте он вселял настоящий ужас. От каждого треска сломавшейся веточки, от каждого крика совы Сэмюэль оборачивался, ожидая увидеть приближающихся троллей или кого-то еще хуже. Стволы сосен вырастали из темноты, словно специально стараясь напугать его. Даже щербатая луна, казалось, задыхалась от ужаса, глядя вниз на мальчика с собакой, идущих ночью по такому опасному месту.
Днем по крайней мере Сэмюэль мог увидеть, есть у лесных существ тень или нет. Теперь же, в темноте, было невозможно отличить хорошее от плохого.
Он посмотрел на землю и различил отпечатки ног с тремя пальцами. Тролли. Он продолжал идти вперед, изо всех сил стараясь не думать о том, что будет, если он столкнется нос к носу с троллем. Ведь в книге говорилось о том, что у троллей нет никаких слабостей, а книга, несомненно, была права. Так же, как была права насчет пикси и всех остальных существ.
(Но, конечно, вам не следует верить всему, что вы читаете в книгах.)
К счастью, инстинкт Сэмюэля, гнавший его вниз по холму, оказался верным. Они вышли на широкую дорогу со следами от повозок, и Сэмюэль понял, что это именно та дорога, о которой говорил правдивый пикси. Та дорога, которая должна была привести их к Мастеру перемен.
— Вот она, — сказал Сэмюэль, чувствуя, что ему просто необходимо произнести что-нибудь вслух. — Вот эта дорога.
Он повернул вправо и пошел по дороге, только сейчас заметив, что Ибсен очень устал. Пес, казалось, был близок к тому, чтобы заснуть прямо на ходу. Его хвост бессильно повис, а язык свешивался из угла рта, как кусок ветчины. Его лапы становились все тяжелее.
Сэмюэлю тоже было все труднее и труднее идти.
«Не засыпай», — твердил он себе.
Но это было непросто. Его веки наливались тяжестью, и ему стоило невероятных усилий держать глаза открытыми. А сандалии правдивого пикси начали ужасно натирать его ноющие ноги.
«Ну, наверное, ничего страшного не случится, если я немножко вздремну», — подумал он.
Ведь, если подумать, в темноте было гораздо безопаснее затаиться, чем продолжать путь. А если они немного поспят, то проснутся освеженными и более чуткими, и тогда у них будет больше шансов найти Марту. С этой мыслью Сэмюэль огляделся в поисках подходящего места, где можно прилечь.
Он поманил Ибсена за собой и, сойдя с дороги, зашагал между сосен. Если они найдут достаточно широкий ствол, то, спрятавшись за ним, останутся незамеченными.
Поэтому он подошел к самому большому стволу, который смог найти, и улегся на землю, прижав к груди книгу, словно она была грелкой с горячей водой. Ибсен свернулся у него под боком и спустя пару секунд отключился. Но Сэмюэль обнаружил, что заснуть не так-то просто. Сначала он положил голову на ствол, но он оказался самой твердой и неприятной подушкой на свете. Глядя в ночное небо, украшенное узором из мерцающих звезд, он понял, что не сможет заснуть, лежа здесь.
Потом он опустил голову, положив ее на землю, но земля тоже оказалась жесткой. И очень колючей из-за усыпавших ее сосновых иголок. Зажмурившись, он попытался уснуть, но это было так же невозможно, как пытаться догнать радугу. Каждый раз, когда он уже почти засыпал, сон в последнюю секунду ускользал от него.
Он был совершенно изможден, но было ясно, что заснуть здесь невозможно. Он вдруг вспомнил о словах, которые папа сказал ему после его первого дня в средней школе:
— Счастье повсюду, сынок. Нужно просто знать, где искать его.
Папа был неправ. Где было счастье в этом лесу? Здесь не было ничего, кроме страха, жестокости и одиночества. И сосновых иголок.
«Так не пойдет. Здесь я ни за что не усну», — подумал он.
Сэмюэль встал и стряхнул с щек прилипшие сосновые иголки. Он огляделся вокруг, но везде было то же самое. Твердые стволы и твердая земля. Как будто весь лес был специально сделан для того, что не дать ему поспать.
Он пошел прочь от Ибсена, находясь в каком-то странном окоченении между сном и бодрствованием и забыв о том, что он находится в самой опасной части леса. Он уже собирался снова попробовать где-нибудь пристроиться, когда вдруг обо что-то споткнулся. Или, точнее, на что-то наступил.
На что-то мягкое и упругое, как большая меховая подушка. Или живот.
— Мои ягоды!
Существо, на которое упал Сэмюэль, было очевидно напугано тем, что его так резко пробудили от его ягодных снов.
Сэмюэль запаниковал.
— Простите, — сказал он, пытаясь дотянуться до книги, которая скатилась вниз по противоположной стороне живота существа. — Простите… я просто… просто искал…
— Где бы поспать?
— Да.
— Ты можешь спать здесь, — сказало существо, зевая. — Ты можешь спать на моем животе. Я уверен, что это самое уютное место в окрестностях.
Сэмюэль не мог толком разглядеть лицо этого существа. Он видел только темный мех на фоне еще более темного ствола. Но его голос был таким мягким и приветливым и звучал как глоток горячего шоколада (если бы у глотка горячего шоколада был голос).
— Думаю, я лучше поищу другое место для отдыха. — Сэмюэль не знал, что ему делать. Если он бросится прочь, существо может погнаться за ним. Но если он останется на месте…
— Ягоды, — пробормотало существо, уже наполовину спавшее.
Сэмюэль улегся на бок, так что его правая щека опустилась на мягкий мех. Существо было право. Воистину, в окрестностях не было места более уютного, чем его живот.
Такой теплый.
Такой мягкий.
Живот мягко поднимался и опускался при каждом вдохе существа, и это усыпляло Сэмюэля. А запах его меха казался запахом самою сна. Существо словно выделяло какие-то особые сонные флюиды.
«Не спи, — сказал себе Сэмюэль, зная, что существо может оказаться опасным. Зная, что у него может не быть тени. Зная, что он должен вернуться к Ибсену. — Не… спи».
Но в этом споре победила усталость, опустив его веки и отключив сознание.
Но перед тем как его глаза окончательно закрылись, он случайно бросил взгляд на открытую книгу, лежавшую на земле рядом с ним. Освещенные луной слова на странице расплывались и скользили так, как обычно делают слова, когда на них смотрит очень усталыми глазами.
От попыток читать в темноте Сэмюэля стало еще сильнее клонить в сон, поэтому он уже почти отключился, когда наконец нашел нужную ему страницу. Там было написано:
СПУН
Спун представляет собой большое, обросшее мехом существо, которое большую часть своей жизни проводит во сне. По внешнему виду спун во многом похож на медведя: у него округлые уши и мягкий мех по всему телу, однако его массивные выдающиеся вперед челюсти больше напоминают челюсти льва.
Из-за толстого и удобного брюха спуна утомленные путники часто используют его в качестве живой подушки. В минуты бодрствования спун убеждает странников отдохнуть на его животе, говоря таким дружелюбным и мягким голосом, что ему практически невозможно сопротивляться.
Но сопротивляться стоит, ибо если вы совершите ошибку и заснете на животе спуна, вы вряд ли когда-нибудь проснетесь. Спун имеет чрезвычайно чувствительный нос и любит запах снов, который поднимается из ушей спящего. Этот запах напоминает ему о сочных ароматных ягодах.
Однако спун любит не только запах снов: ему очень нравится также их вкус. Спун способен во сне, даже не приходя в сознание, откусывать головы своих спящих жертв. Иногда ему требуется на это только один укус. Но иногда, чтобы отгрызть голову, ему необходимо некоторое время, но его челюсти очень сильны и способны двигаться очень быстро, так что даже в этом случае у жертвы не остается никаких шансов на выживание.
Слабость: Спун всегда чувствует себя таким усталым, что ему не хватает сил на то, чтобы гнаться за своими жертвами.
Сэмюэль сглотнул. От страха он полностью проснулся. И его страх только усилился, когда гигантская мягкая лапа спуна упала поперек его груди.
Сняв с себя лапу, Сэмюэль медленно поднял голову с мехового живота.
— Еще ягод, — сонно промямлил спун, когда Сэмюэль опустил его лапу на землю.
Сэмюэль поднялся. Зашагал прочь. Остановился.
«Книга. Идиот, ты забыл книгу».
Он на цыпочках вернулся обратно и поднял книгу дрожащими от страха руками.
Спун недовольно зарычал оттого, что Сэмюэль потревожил его сон. Этот рык был таким глубоким, что, казалось, раздавался из самых недр земли, и в этот момент спун уже не казался ни милым, ни пушистым.
В следующую секунду спун сел и щелкнул своими широкими челюстями в направлении головы Сэмюэля, но его острые зубы успели схватить только несколько прядей волос мальчика. Сэмюэль в последний момент успел отпрыгнуть в сторону и теперь несся на олимпийской скорости прочь от смертоносного существа. Обернувшись, он увидел, что спун уже снова провалился в сон, и облегченно вздохнул. Но секундой позже он услышал кое-что еще.
В первый момент ему показалось, что это похоже на ливень, но потом он понял, что уже слышал этот звук прошлой ночью. Это был стук лошадиных копыт. И этот звук приближался к нему.
Пробежав немного в направлении звука, Сэмюэль спрятался за деревом, откуда ему открывался хороший вид на дорогу.
В отдалении он увидел пылающие факелы, похожие на те, что он видел вчера, когда хюльдры гнались за томте. Факелы приближались, и он наконец смог рассмотреть едущих.
Четыре белых жеребца, запряженные по двое, тянули повозку. На повозке стояло что-то вроде клетки, а по сторонам от нее маршировали хюльдры с факелами в руках. На поясе у них висели мечи и еще какое-то непонятное оружие.
Когда ближайший к нему из хюльдр повернулся, чтобы осмотреть деревья, Сэмюэль разглядел его немигающие, широко расставленные глаза.
Он метнулся обратно в тень дерева и осмелился снова выглянуть только спустя пару секунд. Внутри освещенной факелами клетки он увидел женщину с длинными седыми волосами, одетую в длинную белую тунику, с такой бледной кожей, что она словно светилась в темноте.