Зинаида Александровна Чигарева
— Ма-ама! А Ленка читает…
— Ябеда! — отзывается Лена, пронзая шпагой очередного противника.
— Сама ябеда! — не остается в долгу Ванечка.
— И не стыдно вам, граждане?
Мама стоит в дверях. В свете уличного фонаря ее волосы совсем золотые и морщинок не видно, и вся она такая ясная, молодая: не мама — фея сказочная.
— Иди сюда! — зовет Ванечка. — Расскажи сказку.
Неслышно ступая, подошел кот Серафим. Подошел, потерся о мамину ногу, что-то хотел сказать, но раздумал и скрылся за шторой.
Мама подняла Ванечкино одеяло.
— Сказку? Такие взрослые люди — и вдруг сказку…
Веселые огоньки пляшут в маминых глазах, хотя, может быть, это просто отблески фонаря.
Ох уж эти мамы! Они ловко прикидываются взрослыми и скучными людьми. Им всегда хочется, чтобы их хорошенько попросили. Зато рассказывать сказки они умеют просто замечательно. Даже самая знакомая сказка становится у них совершенно не похожей на себя и страшно интересной.
Мама присаживается на кровать рядом с Ванечкой. Это значит, что сейчас начнется сказка. Ради такого события Лена на время прощается со своими друзьями-мушкетерами.
— Аленушка и Иванушка… — говорит мама.
— Ты про нас? — удивляется Ванечка.
— Нет, это начинается сказка.
— Ну-у… — разочарованно тянет Ванечка.
— Ах, вам не нравится?
— Не слушай его, — сердится Лена. — Всегда он…
— Молчи ты…
— Я лучше уйду, чтобы не мешать вам ссориться, — и мама встала с кровати.
— Не уходи, — тянет ее за платье Ванечка. — Я больше не буду.
— Хорошо. На первый раз прощается, — говорит мама. — Но если опять перебьете…
— Нет! Нет!..
— Жили однажды на белом свете брат и сестра, Иванушка и Аленушка…
— Дзвинк! — кто-то опять перебивает маму. Но Ванечка тут ни при чем: это заговорил Дверной Звонок. — Дзвин-дзвимк-дзви! Идите скорее! Важное известие!
— Я пр-ротес-стую! — скрипит Ванечка противным голосом. — Не дали сказку послушать.
— Помолчи! — Лена прислушивается. — Пришла Весть. От папы, наверное…
Входит мама. Она улыбается.
— Папа приезжает! — Ванечка подпрыгнул на постели. Пружины под ним возмущенно загудели: от этого Ванечки никому нет покоя.
— Нет, — качает головой мама. — Он еще не закончил свое Очень Важное Большое Строительство, — и она опять улыбается немножко растерянно и просительно. — Но, ребятки… От папы прилетел самолет. Специальный, за грузом. И он может взять…
— Ура! — подушка взмывает к потолку. — Мы летим к папе!
— Видите ли, — совсем тихо говорит мама, — они не могут взять троих. Они берут только одного. Отпустите меня, ребятки. Ненадолго. Всего на одну недельку.
Вот это новость! Ванечка даже растерялся. Он никак не мог сообразить, хорошо это для него или плохо и как вести себя дальше.
И тут случилось такое, что тебе даже и во сне не снилось. В большом старинном шкафу, где хранились Ванечкины игрушки, что-то вдруг ожило, задвигалось, завозилось, и тонюсенький голосок пропищал:
— Я протестую…
Мама и Лена, конечно, ничего этого не слышали. Зато Ванечка сразу насторожился.
— Я протестую, — неуверенно повторил он и тут же завопил во все горло: — Я протестую! Я так не буду! Или ты вообще не полетишь или останешься со мной.
Не удивляйся, пожалуйста! С Ванечкой такое случается довольно часто. Вдруг ни с того ни с сего он начинает говорить и делать совершенно непонятные вещи.
Ленка насмешливо улыбнулась. Эта улыбка довершила дело. Ванечка упал вниз лицом на постель и принялся молотить кулаками ни в чем не повинную подушку. Мама ничего не стала говорить, а просто вышла из комнаты.
— Добился своего! Какой же ты…
Какой именно. Лена уточнять не стала. Лететь на самолете, встретиться с папой, побродить с ним по тайге… Разве ж и она не хотела этого?
— Нельзя, — приказывает себе Лена и вздыхает.
— Ага! — торжествует Ванечка. — Как мне — так нельзя! А вам — так все можно!..
— Хи-хи!.. Хе-хе!.. — радуются обитатели шкафа.
Дрогнула штора, шевельнулись длинные усы-антенны, и в шкафу сразу стало тихо.
— Ах ты, шпион! — в штору полетели Ленкины «мушкетеры».
— Мья! — оскорбленно сказали за шторой.
Лена молча подняла книгу и вышла из комнаты. За нею с видом оскорбленного достоинства прошествовал Серафим.
Ванечка остался один. Капризничать ему сразу расхотелось. Что за удовольствие капризничать, когда тебя никто не слышит? Одни Старые Часы ворчат сердито: «Ах, ты так! Ах, ты так!» Да из маминой комнаты доносится веселая музыка. Интересно, что они там делают — мама, Ленка и Серафим?
Мама стоит у окна, и лицо у нее очень печальное.
— Ладно! — говорит Ванечка. — Лети, пожалуйста. Мне не жалко.
Мама не слышит — думает о своем.
— Ты лети… — повторяет Ванечка.
Мама выключает радио. Становится невыносимо тихо. Даже Ленка молчит. Серафим разлегся у нее на плечах, как большой пушистый воротник, и взирает свысока. Ванечка дергает его за хвост. Кот непроизвольно выпускает когти, Ленка вскрикивает.
— Ты всех замучаешь без меня, — вздыхает мама.
— Нет, мамочка! Что ты? — неожиданно воодушевляется Ванечка. — Честное-пречестное слово! Я буду хороший! Только, знаешь что, привези мне… медвежонка! Ладно? Обязательно привези медведя.
Радуется Ванечка на самого себя — как это здорово у него вдруг придумалось про медведя.
Мама качает головой:
— Нет, Ванечка! Нельзя оставлять вас одних.
— Мама! Так не годится, — строго говорит Ленка. — Тебе обязательно надо лететь. Ты представь — мы тут спорим, а папа ждет. И всю ночь будет ждать. А утром прилетит самолет, и все выйдут, а тебя нет. Он просто не поверит. И будет еще долго стоять, пока не поймет, что ты взаправду не прилетела. Потом повернется и пойдет. Один… совсем один…. — и Ленка шмыгнула носом.
Ну разве могла мама устоять против таких веских доводом? В конце концов, она решилась лететь, хотя и заявила, что у нее вся душа выболит за своих ребят.
А Ванечка размечтался. Он уже видел рядом с собою великолепное лохматое существо — настоящего лесного медведя. Он представлял, как все ребята со двора, даже самый отчаянный из них, Витька Збых, будут ему завидовать. Еще бы! Медведь — это вещь! Это не какой-то там кошак ободранный вроде Серафима.
Ради такого блаженства Ванечка готов был дать любые обещания. И даже, когда мама назначила Ленку командиром и доме, он смирился, надеясь при случае рассчитаться с задавакой.
Глава вторая, в которой рассказывается о тревогах летней ночи и таинственном споре на лестничной площадке
Ванечка давно спит безмятежным сном, как и положено человеку с совершенно чистой совестью.
Лена лежит с открытыми глазами и прислушивается к тому, что делается на кухне. Вот стукнула дверка духовки, запахло вкусным, зашуршала бумага. Мама готовит гостинцы. На табурете непременно сидит Серафим и следит за каждым ее движением.
— Ну что, кот, — шепотом говорит мама. — Ты ведь приглядишь за ними?
Серафим, конечно, щурит глаза. Он всегда так делает, когда соглашается.
— Смотри же, я на тебя надеюсь.
Опять шуршит бумага, льется вода.
— Хочется вкусненького? Ах ты, лизоблюд!
Сейчас мама даст Серафиму кусочек мяса. Очень любит Серафим мясо. Но как всякий уважающий себя кот, он никогда сразу не кинется за лакомым кусочком. Посидит немного, потянется, не спеша подойдет, понюхает, осторожненько потрогает лапой и только тогда примется за еду. Ох и воображала этот Серафим!
Ленка улыбается, представляя знакомую картину.
— Дзвинк! — это пришли за мамой.
У Лены сжимается сердце. Она крепко зажмуривается. Пусть мама, когда подойдет прощаться, думает, что она спит, — так ей легче. А то как бы ненароком не расплакаться.
Ну вот и все!
Осторожно скрипнула дверь. Что-то невнятно проговорила мама. Слабо звякнул Дверной Звонок — пожелал счастливого пути и передал привет хозяину.
Ушла мама. Ушла, так и не рассказав обещанной сказки. Но в этом уже не было необходимости, потому что сказка началась сама собой.
Что такое сказка, ты знаешь? Ну разумеется, ты читал много самых разных сказок. А известно ли тебе, что сказка может встретиться с тобой на лестничной площадке или в скверике возле школы? Может быть, сейчас, в эту самую минуту, она глядит на тебя зеленым глазом твоего котенка? Разные сказки живут рядом с нами. И среди них, пожалуй, могут оказаться и опасные, не так ли? Давай спросим у Старых Часов.
— Так-так, так-так, так-так, — отвечают Старые Часы и укоризненно покачивают маятником.
Часы очень сердиты на маму. Добрые домоседы, они не любят никаких неожиданностей и беспокоятся за Ванечку и Лену.
В квартире тихо и лунно. Спят игрушки. Спит на стене радио. Дремлет Дверной Звонок. Уснула наконец озабоченная Лена. Не спят только Старые Часы и Серафим. Часы размеренно и неутомимо ведут счет минутам. А Серафим, обойдя дозором оставленную на его попечение квартиру, укладывается возле шкафа и делает вид, что собирается уснуть. Плотно закрыты глаза, безмятежна поза. Кончик хвоста, однако, нервно вздрагивает, едва заметно пошевеливаются чуткие уши, а сильное гибкое тело готово взвиться тугой пружиной по первому же сигналу тревоги.
Но кругом все спокойно. Таинственные обитатели Ванечкиного шкафа тоже не подают признаков жизни.
Небо светлеет. Над Дальним Лесом брезжит слабое сияние. Это просыпается Солнце. Оно еще не поднялось, а только чуть приоткрыло заспанные глаза.
Еле уловимое движение возле входной двери заставляет Серафима насторожиться. Он прокрадывается к двери и замирает, устремив сквозь нее свой проницательный немигающий взгляд.
По ту сторону двери стоит полная тетушка средних лет в желтой вязаной кофте, синей юбке и поношенных резиновых сапогах. В руках она держит большую хозяйственную сумку. Совсем обыкновенная тетушка. Но ведет она себя странно: то погладит дверной косяк, то притронется к ручке, то осторожненько коснется Звонка. И все примеряется, приноравливается…
Снизу слышатся быстрые шаги. Тетушка отпрянула от двери и прислонилась к перилам. В руке у нее оказался замызганный листок бумаги, который она принялась изучать с преувеличенным вниманием: вроде бы там написан адрес и она кого-то разыскивает по тому адресу.
На площадке появилась худенькая девушка в форменном жакете с серебряными крылышками в петлицах и синем беретике на светлых пушистых волосах. Ты бы принял ее за бортпроводницу, если бы не большая, битком набитая письмами и телеграммами почтальонская сумка. Девушка, несмотря на хрупкое сложение, легко и сноровисто управляется со своим тяжелым грузом. Лицо у нее живое, золотистые веснушки на носу и синие, как июньское небо, глаза.
— Тетушка Дурные Вести? — сердито хмурится девушка.
— Ах, Наденька-Радость! — приветливо улыбается тетушка. — А я-то думаю, кто это там топочет спозаранку. Нагрузилась-то как! Ого! Не надорвись гляди!
— Не беспокойся, — девушка поправила на плече ремень. — У меня груз приятный, радостный. Будь хоть вдвое-втрое больше новостей — все равно управлюсь. Видала б ты, как радуются люди моему приходу! Хотя кто я? Всего-навсего Весть. Обыкновенная Добрая Весть. Вот если бы я была феей!..
— Чего захотела!
— Выучусь я на фею — вот увидишь. Буду очень стараться и выучусь. Плохо тогда тебе придется, Тетушка Дурные Вести.
— И за что ты меня, дорогуша, терпеть не можешь? Что я тебе такого сделала? — сокрушается тетушка. — Нечего нам с тобой делить. У тебя своя дорога, у меня — своя. Слава богу, я тоже не сижу сложа руки. Хватает работенки. Вон их сколько у меня, всяких бед человеческих, — Тетушка Дурные Вести раскрыла свою сумку. — Сынок о матери думать забыл. Извелась на нет, бедная. А вот письмо про мальчонку — от рук отбился, школу бросил. Вот телеграмма — девочка под трамвай попала…
— Замолчи! Тебе, я смотрю, одно удовольствие…
— Не скрою — дело свое люблю и способность к нему имею. Нюх у меня будь здоров: за сто верст людскую беду чует, — тетушка втянула носом воздух и блаженно зажмурилась. — Вот и здесь тоже бедой запахло. Бросила маменька детишек на произвол судьбы, а того не взяла в толк, неразумная, что рядом дороги с машинами, речка с омутом. Не за горами и Дальний Лес с Черным Болотом. Я уж и телеграммку загодя приготовила: «Вылетайте Ванечкой несчастье»…
— Несчастье? — побледнела Добрая Весть. — Не допущу!
— Как бы не так, дорогуша! Не в твоей это власти.
— Если б я была феей, я бы… я бы тебя…
Синие молнии в глазах у девушки: так бы и испепелила Тетушку Дурные Вести. А той хоть бы что. С той как с гуся вода. Еще смеется в глаза:
— Ах, до чего страшно! Аж ноги подкашиваются. Вот как ты напугала меня, дорогуша!..
Забрала тетушка свою объемистую сумку, полную бед, болезней, печалей, и пошла вниз по лестнице, бормоча что-то себе под нос.
За окном все чище и ярче разгорается небо. Отдохнувшее за ночь Солнце умылось студеной росой, поднялось над просторным миром и сказало:
— С добрым утром!
Добрая Весть засмеялась. Тотчас миллионы солнечных зайчиков осыпали ее с ног до головы. Добрая Весть сложила ладони рупором и поднесла к губам…
— С добрым утром! — раздалось по тихим квартирам.
— С добрым утром! — прозвенело в лестничном пролете.
— С добрым утром! — отозвались улицы.
— С добрым утром! — разнеслось над безбрежным миром.
— С добрым… добрым… добрым утром!
Глава третья, в которой выясняется, как все-таки трудно быть командиром
— Кто сказал: «С добрым утром!» — спросила Лена, открывая глаза. — Ты, Ванечка?
Ванечка лежит на животе. Одеяло сбилось, обнажив тощие, пестрые от синяков ноги.
— Братик ты мой непутевый! — Ленка заботливо укрыла его одеялом.
— Как дам! — сквозь сон ворчит Ванечка.
Серафим сидит возле шкафа и, не мигая, смотрит на Лену.
— Ну что уставился своими лупиками? — спрашивает Лена. — Много ты о себе воображаешь, вот что я тебе скажу.