Муха и влюбленный призрак (Муха и тени забытой пещеры; Сокровище забытой пещеры) - Некрасов Евгений Львович 9 стр.


Хлопнула дверь. Дед вернулся своей обычной, почти неслышной походкой и весело крикнул с кухни:

— А ты что пришипилась, Муха?! Мойся, а я пока обед разогрею.

— Зачем ты издевался над человеком? — спросила Маша.

— Не издевался, а сменил установку. Он меня бо ялся, а теперь этак свысока будет относиться к ст ричку.

— А почему боялся?

— Мы так и будем через окошко разговаривать? Мойся давай! — прикрикнул Дед.

Маша затолкала одежду в стиральную машину, насыпала порошка, поставила программу… А интересно сложился денек: подвал, катакомбы, встреча с незнакомцем, простреленная фуражка Самосвала, теперь вот Билли Боне. Судя по всему, Дед все-таки сдал ему сараюху. Значит, как только приедет мама, жди ссоры.

С кухни слышалось громыхание кастрюль.

— В траве сидел кузнечик, зеленый, как разведчик! — беззаботно напевал Дед. Почему он такой веселый?

Голову пришлось намыливать четыре раза, а потом еще вычесывать песчинки. Маша со слезами раздирала гребенкой спутанные волосы и прикидывала, что мог рассказать Деду Самосвал. Да почти ничего не мог. В доме был Билли Бонс, а Самосвал не стал бы откровенничать при постороннем. Скорее всего, Дед еще не знал, что его внучка ходила в катакомбы.

Стало ясно, как себя вести. Дед все понимает, но не все позволяет, значит, о катакомбах надо помалкивать. Маша подровняла обломанные ногти, прижгла йодом царапины и, надев купальный халат, вышла на кухню.

Дед стоял у плиты, помешивая в кастрюле половником. От умопомрачительного запаха борща у Маши побежали слюнки.

— Дед, так почему Билли Бонс тебя боялся?

— «Сарафанное радио» виновато, — улыбнулся Дед. — Клава, которая носит молоко, мне доложила: подходил к ней моряк, спрашивал, сколько лет нашему дому, что мы за люди, не обманем ли. Клава ему и ляпнула, что я секретный генерал, жуликов ловлю. Тогда он стал расспрашивать, кто еще продает дом.

— Значит, он сам жулик, раз тебя испугался, — решила Маша.

— У людей могут быть разные причины не любить спецслужбы, — сказал Дед, наливая борщ в тарелку. — Я видел, как моряки гуляют в портах, когда поплавают месяца три без берега. Так начинают куролесить! А милиция не дает развернуться. Может, какой-нибудь сержант огрел Билли Бонса дубинкой, а я теперь виноват.

— Ты же не милиционер, а разведчик.

— У Клавы на этот счет свое мнение. — Дед поставил тарелку перед Машей. — Тебе черного хлеба щи белого?

— Никакого. И сметаны не надо, я фигуру берегу.

Борщ был не горячий, не холодный, а в самый раз. Маша ела и поглядывала на Деда.

— Ну и зачем ты связался с этим Билли Бонсом? Продаешь дом, а мама и не знает ничего. Хочешь с ней поссориться?

Дед заулыбался так, что глаза сомкнулись в щелочки, и стал похож на китайца.

— Все, Муха, больше никаких ссор! Я нашел для мамы работу в Москве!

— На телевидении?

— На телевидении. Разослал кассеты с ее передачами, резюме…

— А это что такое?

— Деловая биография: где человек учился, где работал, что умеет… И сразу с двух каналов ответили, что хотят ее посмотреть. Я и билет на самолет для нее заказал. Не успеет мама опомниться, как уже будет работать в Москве!

— А я все время боялась, что ты на нее посмотришь вот так. — Маша попыталась изобразить разведчицкий взгляд, хотя знала, что у нее не получается, и простонала замогильным голосом: — Маргари-итка, ты хо-очешь в Москву-у, ты же хо-очешь в Мо-скву-у!

— Разве я так говорю? — усмехнулся Дед. — И глаза не таращи, надо просто смотреть собеседнику в переносицу… А как ты сама думаешь, почему я не стал на нее нажимать?

— Наверное, тебе было совестно. Мама же не шифровальщица какая-нибудь.

— Вот ты и ответила.

— А мы с тобой когда поедем? — Маша подумала, что надо еще найти клад Бобрищева, и добавила: — Хорошо бы через недельку.

— Хочешь двойку исправить? — по-своему понял ее Дед.

Маша мотнула головой: то ли да, то ли нет. Врать не хотелось, а рассказывать о катакомбах — тем более.

В ванной громко зачавкала стиральная машина, откачивая грязную воду. Дед приподнял бровь:

— Пришла — и сразу стирать? Муха, что-то я не замечал за тобой такой чистоплотности.

— Ой, я такая грязная пришла. В школе убиралась, — не сразу нашлась Маша. После приключений в катакомбах казалось, что уборка в школьном подвале была давным-давно.

— Знаю, мне ведомая сказала. Пришла, чаю со мной попила. Мы долго тебя ждали. — «Ведомой» Дед прозвал Наташку. В истребительной авиации самолеты летают парами: ведущий атакует, а ведомый следит, чтобы сзади не подкрался истребитель. Вот и Наташка вперед не лезет, хотя имеет свою гордость. Никогда не покажет, что струсила: побледнеет, закусит губу и — за Машей!

— Она давно ушла? — спросила Маша.

— С час назад. По-моему, она волновалась, — с намеком добавил Дед. Вот так, по-разведчицки: вроде ни о чем не спросил, а отвечать надо. Или признаваться, что убежала от Наташки, вот она и волнуется. Или врать: «Не знаю, что ей в голову пришло». Хотя можно и просто уйти от разговора.

— Пойду к Наташке. — Маша отодвинула пустую тарелку.

— А второе?

— Не могу. Я и так уже за месяц поправилась на целых шестьсот граммов!

— Растешь.

— Толстею.

— К ночи дождь обещали, возьми зонтик, — сказал Дед и продолжал в сторону, как о неважном: — Все льет и льет. Слышала, на пустыре сарай ушел под землю? Там катакомбы залило дождем, и все обвалилось.

— У нас это каждый год, — ответила Маша. Почему вдруг Дед заговорил про катакомбы?! В горле сразу пересохло, и «год» она еле выговорила.

— И знаешь, что интересно? — не глядя на нее, продолжал Дед. — Сарай был из старого автобуса. Он так целеньким и съехал в яму. А под ним нашли две лопаты — как они вывалились, если дверь закрыта, замок на месте?!

Маша перевела дух:

— Это не мы, Дед!

— Знаю, вы только Белого Реалиста искали.

— Наташка проболталась?!

— Нет, Наташка держалась, как Штирлиц в подвале у папаши Мюллера. Я догадался, когда ты наследила в коридоре: светлая грязь — из катакомб. Муха, кончай эти игры! — приказным тоном сказал Дед. — По катакомбам и вообще ходить опасно, а осенью — просто гроб! Дожди, земля тяжелеет и давит на кровлю, вода все размывает…

— Да нет же, там сухо, — возразила Маша и по быстрому взгляду Деда поняла: он совсем не был уверен в том, что она лазила в катакомбы. — Подловил, да? Справился?

— Не обижайся, Муха. Должен же я знать, где бывает моя внучка. А то не нравятся мне эти лопаты, проходящие сквозь стены. Самосвалов расспрашивал про мужчину в синих джинсах. Вы его не встречали?

Маша ковырнула вилкой подсунутый Дедом салат из помидоров. И стала есть. Воспитанные девочки не говорят с набитым ртом. Воспитанные девочки жуют и думают, что сказать Деду. Признаться, что встречали? Тогда уж точно не видать ей бобрищевских катакомб!

— Значит, встречали, — заметил Дед.

— С чего ты взял?

— У тебя глаза рыскнули.

— Ну, это несерьезно, Дед! — разочаровалась Маша. — Я думала, что ты меня как-то по-особенному, по-разведчицки расколол. А ты как мама глаза бегают — значит, виновата.

— А еще у тебя дыхание участилось и пот выступил на лбу…

— Я так ем. До пота.

Дед пропустил эту реплику мимо ушей.

— …Причем я снял твою реакцию на глазок, без полиграфа. Ты сильно среагировала. Муха. Сильнее среднего. Значит, вы не просто встречали человека в синих джинсах. Вы от него еле ноги унесли!

— А полиграф — это детектор лжи?

— Сама знаешь! — отрезал Дед. — А твои вопросы не сбивают меня с толку, а только подчеркивают, что и прав. Муха, это уже серьезно! Самосвалов разыскивает Джинсового второй день, а сегодня, видишь, нашел и чуть не схлопотал от него пулю. Ну-ка, выкладывай все, как было!

Маша поколебалась и рассказала Деду все.

Глава XI

СЛЕДЫ НЕЗНАКОМЦЕВ

Она проснулась из-за того, что мокрый, воняющий половой тряпкой Барс залез к ней на подушку и стал вылизываться. В последнее время он совсем обнаглел. Наверное, по-кошачьи чуял, что скоро в доме будут жить другие люди. Еще неделю назад Маша выбросила бы нахала за окно, а сейчас только щелкнула по уху и встала. Пускай валяется, все равно придется стирать наволочку.

Барс замурлыкал и стал перекатываться с боку на бок — требовал, чтобы почесали живот. Маша почесала. Она чувствовала себя предательницей. Неизвестно, как обойдутся с Барсом новые хозяева, а брать в Москву старого полудикого кота нельзя. Ему нужны мыши, чтобы охотиться, крыльцо, чтобы точить когти, соседские коты, чтобы драться, забор, чтобы сидеть, и вся улица, чтобы гадить. А Маше нужно кое-что побольше. Например, Париж очень хочется увидеть. И голубые океанские бухты с белым песком. И китов. И жаркие страны, где попугаи летают стаями, как у нас воробьи. Поэтому Маша поедет в Москву, чтобы, когда придет время, поступить в университет. Хотя Укрополь жалко до слез.

Ночью прошел дождь, и в саду за раскрытым окном шелестели капли, скатываясь с листа на лист. Хлестнула ветка; вода с нее посыпалась, как из душа. Кто-то жалобно ойкнул. Наташка, кто же еще. Ведомая заходила за Машей с первого класса. Вернее, тогда ее приносили. Все взрослые в Наташкином семействе работали на тарном заводе, а там начало смены в семь. Сонную хнычущую Наташку притаскивали к Машиной маме, а потом уже она вела обеих первоклассниц в школу. Наташка привыкла рано вставать. Проснешься, а она уже сидит в саду и от нечего делать грызет сорванное с дерева яблоко или, когда холодно, клюет носом на диване в гостиной.

Наливая себе чай. Маша услышала, как за окном опять хлестнула задетая ветка, обсыпав кого-то дождевой водой. Наташка зашипела:

— А ты ш-што здесь делаешь-шь?

— А угадай с одного раза, — ответил Петькин голос.

— Вот я тебе угадаю по лбу! Куда вы вчера мою Марусю увели?

— Тебя забыли спросить! — огрызнулся Петька.

— Я все слышу, — негромко сказала Маша, боясь разбудить Деда. Мама уже уехала на работу. Хоть и на новой машине, а до Сочи неблизко.

— Маш, она меня выгоняет! — пожаловался Петька.

— Марусь, че он тут расселся?! — пожаловалась Наташка.

Они не могли поделить Машу примерно с июня, когда Петька влюбился.

— Я сейчас. — Маша положила в сумку несъеденный бутерброд и пачку печенья. Придется завтракать всухомятку, друзья дороже.

Выйдя на крыльцо, она услышала:

— Я Марусе лучшая подруга, а ты — никто и звать тебя никак!

— Лучшая подруга — змея на груди, — тоном бывалого человека ответил Петька.

— Это почему?

— Да потому, что вы любите одно и то же.

— Ну и что? — Наташка подумала и догадалась: — Тебя, что ли?

— А то кого ж еще?! — ответил Петька. — В этом корень противоречий: вы привыкли все делить пополам, всякие там шоколадки, жвачки. А мужчина пополам не делится! Начинается соперничество, ревность, интриги…

Петька сидел спиной к Маше. Она подошла совсем близко и поверх его головы сделала знак Наташке: молчи!

— …И вот перед свадьбой ты говоришь жениху: «Она сказала, что тебя не любит, а просто все девочки выходят замуж, и ей тоже охота прокатиться на машине с ленточками». Жених в отчаянии, ты его утешаешь, потом в твоих сестринских объятиях прорывается страсть…

Наташка слушала, нагнувшись к Петьке через стол, и ее щеки пылали.

«Я бы ему врезала. Вот сейчас», — подумала Маша. А Наташка вдруг прерывисто вздохнула и посмотрела сквозь нее туманными глазами. Был в этих глазах, конечно, не Петька, а то ли принц из «Золушки», то ли прошлогодний выпускник Вовка Костромин, который поступил в мореходку и приезжал покрасоваться в форме с потрясающими белыми брюками. И Маша поняла, что рыжий болтун не так уж ошибается: если они с Наташкой когда-нибудь поссорятся, то из-за жениха. Ей стало неловко, как будто она подслушивала, да, в общем, так и было.

— Ну что, в школу пойдем или трепаться будем? — грубо спросила она.

Наташка помотала головой, рассеивая видение принца Вовки.

— Маш, я че пришел? — как ни в чем не бывало сказал Петька. — На пустыре у тарного сарай провалился. В катакомбы, — с намеком добавил он. — У нас еще полчаса, давай смотаемся, глянем!

— Ты куда ее тащишь?! Вчера с Боингом куда-то ходили… — набросилась на влюбленного Наташка. Маша схватила ее под руку и потащила на улицу, а то еще Дед проснется.

На тарном заводе взвизгивали пилы и грохотали деревянные молотки. Ветер пах рассолом из старых бочек от селедки. Из-за этого запаха рядом с тарным никто не селится. Дровяные сараи жмутся к овражку на самом краю пустыря, подальше от завода.

В кустах на краю овражка виднелась облупленная железная крыша. Все было примерно так, как рассказывал Дед: старый автобус без колес съехал вниз по скользкому от дождя склону. Он стоял почти вертикально: еще бы чуть — и опрокинулся вверх тормашками. Из-под ржавого бампера торчали крест-накрест черенки двух лопат. Вокруг никого не было. Маша с Петькой спустились в овражек, а Наташка осталась ждать. Она не понимала, зачем это нужно, и дула губы.

Петька с фонариком залез под автобус, поколотился и крикнул:

— Маш, точно, катакомбы! Тут недавно кто-то рылся — лопаты в глине отпечатались!

Присев на корточки, Маша заглянула под автобус. Там было темно и воняло помойкой — в овражек сваливали мусор. Петька, стоя на четвереньках, светил фонариком в глубь штрека с полуобвалившейся кровлей. Огромный кусок ракушечника встал наперекосяк, закрывая вход. Похоже, это случилось давным-давно: на камне сохранились насечки от древнего кайла. Тогда шахтеры увидели, что кровля еле держится, и не стали трогать камень. А на днях кто-то рискнул: подрыл глину, камень сдвинулся с места, земля просела, и автобус поехал… Как их только не придавило этим автобусом!

— Маш, а тут можно пролезть! — нагнув голову, Петька всматривался в щель под угрожающе нависшим камнем.

— Вылезай, — сказала Маша. — Смотри, испачкался уже!

— Ща, — Петька сунулся глубже под камень. — Я немножечко, Маш.

— Вылезай, там все еле держится! И автобус вот-вот сползет!

— Вы еще долго?! — крикнула Наташка. Петька неохотно выкарабкался из-под автобуса и стал отряхивать коленки.

— Меня это наталкивает на мысль….

— Меня тоже наталкивает, — Маша потянула его за руку. — Пошли, а то опоздаем.

Мысль была простая: кто-то ищет ходы в катакомбы. Двое, не меньше, ведь лопаты две. Ищут упорно, рискуя жизнью, но толком не зная, что им нужно. Вернее, знать они знают, а то бы не лезли в готовый обвалиться штрек и Джинсовый не стрелял бы в начальника милиции. Они не знают, где эта штука, и готовы обыскать все катакомбы.

Вылезти из овражка оказалось труднее, чем спуститься. Глинистый склон раскис от ночного дождя, и ноги то прилипали, то скользили. Маша оступилась, замахала руками, чувствуя, как подошвы разъезжаются в грязи, упала на одно колено и удержалась. А Петька дернулся к ней помочь, поскользнулся и съехал вниз на пятой точке. Штаны влюбленного стали похожи на кавалерийские, с подшитой к седалищу блестящей кожей.

Идти в таком виде в школу было нельзя. Наташка стонала сквозь зубы; она не привыкла ни опаздывать, ни бросать своих.

— Бутерброд с шоколадным маслом, — заметил Петька, оттянув штаны и заглядывая себе за спину. Глиняная корка блестела. Она была толщиной в палец. — Девчонки, идите! Я побегу ни море, постираюсь и приду ко второму уроку.

— А почему не домой? — спросила Наташка.

— Нельзя, дома батя. Простудился в такую жару, представляете? Он и так уже мозги мне проел за двойку.

— А если первый урок прогуляешь, он тебя похвалит?

— Так это он когда узнает! К вечеру, и то если в дневник запишут, — сказал Петька таким тоном, как будто вечер не настанет никогда.

Назад Дальше