Допил он поскорее чай, оделся сам, надел на девочку Машу шубку, калоши, и вышли они на улицу.
И видят: улица не белая, а серая, мокрая. С крыш каплет, всюду лужи.
Пошли они во двор, смотрят — где же их звери?
Где мышка?
Где мартышка?
Где осёл?
Где телёнок?
Где козёл?
Где поросёнок?
Нету никого.
— Ах! — сказала Маша. — Куда же они делись?
— А я знаю куда, — сказал Коля. — Они проголодались за ночь и стали друг друга есть:
Съела мышка мартышку,
Съела мартышка мышку,
Съел осёл козла,
Съел козёл осла,
Съел поросёнок телёнка,
Съел телёнок поросёнка.
Это Коля нарочно так сказал Маше, это он над ней посмеяться хотел.
А Маша сама засмеялась и говорит:
— Нет, неправда. Я знаю, куда они делись. Ночью тепло было, вот они и растаяли. Правда?
— Правда, — сказал Коля.
Дней десять потом снега не было. То дождь шёл, то солнце светило, и мороз даже был, а снега всё нет и нет.
Каждое утро вставала Маша с кровати и бежала к окну посмотреть, нет ли снега. И песенку пела:
Где ты, где ты,
Где ты, снег?
Падай ты скорей
Для всех:
Для вороны,
Для меня,
Для собаки,
Для коня,
И для дяди Пети,
И для всех на свете.
А дядей Петей звали дворника у них в доме. Но дядя Петя, дворник, совсем не любил снега.
— Подумаешь, радость! — говорил он. — Убирай его с улицы да с крыш.
А Маша думала, что если ей снег нравится, так он и всем должен нравиться.
И вот наконец выпал снег. Два дня подряд он шёл. Девочка Маша радовалась снегу, но всё боялась: а вдруг он опять растает? Вдруг опять оттепель будет?
Но на этот раз оттепели не было. Выпал снег и лежит, не тает. Мороз на улице.
Пошли Коля и Маша с горки кататься. Надели они валенки, шубы, надели шапки, рукавички, взяли санки и пошли в сад.
Сели они на санки так: Коля впереди, а девочка Маша сзади. Съехали с горки первый раз, съехали второй раз. Всё хорошо. А на третий раз съехали — глядит Коля, а Маши-то и нет!
Глядит под горку — нет девочки Маши. По сторонам посмотрел — тоже нет девочки Маши.
Что тут делать?
Вдруг катится с горки белый шар.
«Что это такое? — думает Коля. — Зайчик, что ли? Или медведь? Да нет! Откуда же здесь, в саду в городе, взяться зайчику или медведю? Нет, наверно, это собака Петушок или кошка Ниточка».
А шар этот подкатился к Коле и говорит:
— Коля, это я.
Смотрит Коля, а это Маша. Только у неё брови в снегу, шапка в снегу, шубка в снегу, валенки в снегу. Вся девочка Маша в снегу.
Стала Маша ногами топать, варежками хлопать, головой мотать. Весь снег с неё слетел, и стала она снова не шар, а девочка.
И больше уж девочка Маша не падала — она крепко за Колю держалась.
ГЛАВА IV
О том, как Маша заболела
Накаталась Маша на санках вдоволь, пришла со двора домой. Села на ковёр и стала с куклой Елизаветой Петровной играть. Сделала из кубиков горку, покрыла горку простыней, взяла крышку от коробки и посадила на крышку Елизавету Петровну.
— Вот, — говорит, — тебе, Елизавета Петровна, горка, а вот и санки. Садись и катайся.
Съехала Елизавета Петровна с горки и упала.
— Что ж ты, — говорит ей Маша, — такая неловкая! Я с горки два раза съехала и не падала. Я только на третий раз упала.
А Елизавета Петровна молчит. Что ей ответить?
Тогда Маша говорит:
— А ты, Ниточка, умеешь с горки кататься? Ну-ка, поди сюда!
А Ниточка не идёт. Сидит на шкафу и сверху на Машу смотрит.
Тогда Маша говорит:
— Кис, кис, кис! Пойди сюда, я тебе молока дам. Поверила Ниточка, что Маша ей молока даст, соскочила со шкафа и подошла к Маше. Тут Маша схватила её, посадила в коробку и столкнула коробку вниз с горки.
Ниточка испугалась, замяукала, зафыркала, выскочила из коробки. Горка под нею покачнулась. Кубики во все стороны рассыпались.
А собака Петушок услышала из другой комнаты шум, прибежала и давай лаять. Лаяла, лаяла, лаяла…
Маша и говорит:
— Что ты, Петушок, всё лаешь и лаешь? У меня от твоего лая голова болит.
Она даже стихи придумала:
Не желаю
Слушать лаю.
Голова моя болит.
Кошка Ниточка не лает,
Кукла лаять не желает,
Маша лаять не велит.
А надо вам сказать, что раньше у Маши никогда голова от лая не болела. А тут вдруг заболела.
Перестал Петушок лаять, а голова у Маши всё болит да болит.
Скучно стало Маше. Она даже играть перестала.
Позвала её мама обедать:
— Иди, Маша, садись за стол. Суп стынет!
Села Маша за стол, попробовала съесть ложку супу. Не нравится ей суп.
— Мама говорит:
— Что же ты, Маша, не ешь?
— Не хочу, — говорит Маша. — Невкусный суп.
— Как так невкусный? — говорит мама. — Он же с клёцками. Это твой любимый суп.
— Знаю, что любимый, — сказала Маша, — а есть не хочется. Я сыта.
Мама говорит:
— Ну ладно, супу не хочешь — может, котлету съешь.
Дала она Маше котлету. Поковыряла Маша котлету вилкой, съела кусочек, а больше не хочет.
Дала мама ей киселя с молоком. А она и кисель не ест.
Тогда мама говорит:
— Маша моя, Маша, может, ты больна?
— Нет, — сказала Маша, — я не больна. У меня только голова болит. И мне то жарко, то холодно. И есть не хочется.
Мама говорит:
— Ставь скорее, Машенька, градусник.
Достала мама из ночного столика градусник и поставила Маше под мышку.
— Прижми градусник рукой и сиди, — сказала она Маше, — а я тебе буду сказку рассказывать.
— Хорошо, — говорит Маша, — рассказывай сказку
Вот что рассказала мама Maшe.
Жил-был в лесу медведь. Звали его Петя. Были у медведя лапы толстые, шерсть пушистая и глаза добрые. А в другом лесу жил волк. И звали его Ваня. Были у волка лапы тонкие да крепкие, шерсть недлинная и глаза злые. И вот говорит раз волк Ваня всем зверям, и всем птицам, и всем бабочкам, и жукам, и муравьям:
— Я всех сильней! Верно я говорю?
А ему отвечают все звери, все птицы, все бабочки, все жуки и все муравьи:
— Правда, ты всех сильнее! Только медведь Петя тебя сильнее.
Тут волк Ваня рассердился:
— Как это так он меня сильнее? Не может этого быть! Я пойду его съем.
Дождался волк ночи и пошёл в лес, к медведю Пете.
И вот говорят медведю Пете все звери, все птицы, все бабочки, все жуки и все муравьи:
— Берегись, медведь Петя: идёт сюда волк Ваня и хочет тебя съесть.
А медведь Петя отвечает:
— Что мне волка бояться? Я много больше его. Где ему меня съесть! Он подавится.
Вот вошёл волк Ваня в медвежий лес. Идёт, воет. Листья на деревьях трясутся, луна за тучи прячется. Все звери дрожат, птицы в гнездах нахохлились, бабочки под цветы спрятались, жуки под листьями сидят ни живы ни мертвы, муравьи в муравейник забились.
А медведь Петя ничего не знает, дремлет себе в берлоге да лапу сосёт. Сосёт, сосёт и сосёт. Подошёл волк Ваня к берлоге и говорит:
— Выходи, медведь Петя! Буду тебя есть.
Вышел медведь Петя из берлоги. Лапы у него толстые, шерсть пушистая, а глаза добрые. И сам он огромный-преогромный. Вот он и говорит волку Ване:
— Где ж тебе меня съесть! Ты подавишься.
Посмотрел на него волк Ваня, посмотрел, подумал и говорит:
— И верно, — говорит, — мне тебя не съесть, подавиться можно. Очень уж ты большой!
Сказал он так и пошёл обратно, а медведь опять в берлогу спать лёг.
А тут и утро наступило. Стали все звери бегать и играть, стали все птицы песни петь, стали все бабочки летать, стали все жуки и муравьи по травке ползать…
Вот и вся сказка.
— А теперь, — говорит мама, — вынимай градусник
— Я сама, — сказала Маша. — Я сама хочу посмостреть, сколько у меня градусов.
Посмотрела Маша на градусник, да ничего не поняла. Какая-то там синяя палочка внутри, какие-то там чёрточки, цифры какие-то. Где в них разобраться!
Посмотрела мама на градусник и сказала:
— Ох, у тебя тридцать восемь и пять! Давай я тебя скорей раздену и в кровать положу. И доктору позвоню по телефону. Пусть он придёт.
Стала она по телефону звонить.
— Доктор, — говорит мама в трубку, — доктор приходите скорей, у меня дочка больна.
Повесила мама трубку а Маша спрашивает:
— Мама, а он какой, доктор? Он страшный?
А мама ей даже не отвечает, ходит по комнате туда-сюда. То книжку возьмёт, то газету, то полотенце. Это она о Маше беспокоится и себе места не находит. А собака Петушок и кошка Ниточка чувствуют, что Маша заболела, сидят тихо у её кровати и грустно-грустно на неё смотрят.
А кукла Елизавета Петровна напротив на диване сидит и тоже на Машу смотрит.
Вдруг зазвонил звонок.
— Ах, — сказала мама, — наконец-то доктор пришёл! И вошёл в комнату дядя. Дядя как дядя. Усов нет, бороды нет, на голове лысина, на носу очки. Совсем не страшный дядя.
— Здравствуйте! — говорит ему мама. — Вы, наверно, доктор?
А дядя говорит:
— Да, доктор… А что с тобой, девочка? Что у тебя болит?
— Голова болит, и есть не хочется, — сказала Маша.
Стал доктор смотреть Маше горло, стал её выстукивать да выслушивать. А потом и говорит маме:
— Не беспокойтесь, гражданка, ваша дочь простудилась немножко — вот и всё. Сейчас я ей лекарство выпишу, да на ночь ей горчичник поставьте. А через пять дней она у вас поправится.
Тут мама обрадовалась и сказала доктору:
— Вы знаете, я так волновалась!
А доктор говорит:
— Ну ладно, до свиданья, я пошёл.
Ушёл доктор, и мама в аптеку за лекарством побежала.
А пока мама за лекарством бегала, папа и Коля домой пришли.
Входят папа и Коля в комнату и видят — лежит Маша в кровати. Лицо у неё красное, и глаза блестят.
— Что с тобой? — спросили папа и Коля. — Маша, что с тобой?
— Тише, — ответила им Маша, — тише, не кричите. Я больна, я простудилась. Мне мама сказку рассказывала. У меня доктор был. Я буду лекарство пить, и мне горчичник поставят.
А когда пришла мама, дала она Маше лекарство. И хотя лекарство не очень вкусное было, Маша выпила его и даже не поморщилась. А когда ей горчичник ставили, то, хотя ей и было немножко больно, она только поморщилась, но совсем не заплакала. Такая она была умная.
Зато через пять дней она стала опять здоровой.
ГЛАВА V
Как Маша ездила на ненастоящем паровозе
Прошла зима. Настала весна. Месяц март прошёл, и месяц апрель кончился.
И вот утром первого мая проснулась Маша и увидала: никого дома нет. Ни папы, ни мамы, ни брата Коли.
Сидят перед её кроватью собака Петушок, и кошка Ниточка, и кукла Елизавета Петровна. А больше никого нет.
— Петушок, — сказала Маша, — ты не знаешь, где папа? Петушок в ответ залаял.
— Ниточка, — сказала Маша, — ты не знаешь, где мама?
Ниточка в ответ замяукала.
— Елизавета Петровна, — сказала Маша, — ты не знаешь, где Коля?
А Елизавета Петровна ничего не ответила — она была кукла неговорящая.
— Слушайте, — сказала Маша, — слушайте, я всё вспомнила. Сегодня праздник — Первое мая, и все ушли на демонстрацию. Пойдёмте и мы тоже.
Встала Маша с кровати, вычистила зубы, умылась и надела своё самое красивое платье
А потом она взяла две верёвочки, обвязала их вокруг шеи Петушка и шейки Ниточки, взяла концы верёвочек в одну руку, а куклу Елизавету Петровну в другую руку и сказала:
— Ну, пошли!
Вышли они на улицу. А на улице Маша увидела одни только ноги. Ноги в туфлях, в ботинках, в сапогах. А больше ничего не было видно — так тесно было на улице.
Прошла Маша немного. Вдруг кто-то нечаянно наступил Петушку на лапу. Петушок взвизгнул, дёрнулся, вырвал из рук у Маши верёвочку и побежал.
Ниточка тоже испугалась, тоже дёрнулась, вырвала из рук у Маши верёвочку и побежала за Петушком.
— Куда вы, куда вы? — закричала Маша. — Подождите!
Да где их в такой толпе догонишь! Остановилась Маша на тротуаре, стоит, держит куклу Елизавету Петровну и думает: «Зачем я на улицу вышла? Народу много, ничего не видно. Что нам с тобой делать, Елизавета Петровна?» А Елизавета Петровна ничего ей не ответила — она была кукла неговорящая.
И вдруг Маша увидела паровоз. Большой паровоз, с трубой и будкой, едет среди толпы по улице. Он не настоящий, этот паровоз, он из грузовика сделан. А на вид — совсем как настоящий.
В окно будки машинист смотрит.
— Товарищ машинист, — крикнула Маша, — возьми меня на паровоз!
Остановил машинист паровоз и говорит:
— Полезай скорее.
А как Маше на паровоз залезть? Она маленькая.
Поднял её на руки один гражданин, передал другому гражданину, а тот её какой-то гражданке передал. А гражданка её прямо на паровоз поставила.
Сказала Маша им «спасибо». Потом посмотрела по сторонам и даже зажмурилась.
— Ax, — говорит, — народу-то сколько, флагов сколько! И верно: из будки паровозной вся улица видна. Народу на улице — не сосчитать, флагов — не сосчитать.
Люди идут, поют, танцуют. Музыка гремит, флаги развеваются. В небе самолёты летят.
— Ох, — говорит Маша, — как хорошо!
Вот едет Маша на паровозе по улице. Видит — идут слон, верблюд, зебра и пони.
Это Зоопарк зверей вывел на улицу. Пусть все знают, какие у нас звери в Зоопарке живут.
Загляделась Маша на слона да на верблюда. И вдруг машинист ей говорит:
— А ну-ка, девочка, посмотри в эту сторону.
Посмотрела Маша в другую сторону и даже ахнула: плывет по улице большой пароход. Бока голубые, труба чёрная.
— Ох, — сказала Маша, — пароход! Откуда этот пароход?
— Это, — говорит ей машинист, — пароход не настоящий — он, как и наш паровоз, из грузовика сделан. Но такие пароходы, только настоящие, сделали вон те рабочие, которые за пароходом идут. И плавают сейчас их пароходы по Белому, по Чёрному морю. А такие паровозы, как наш, только настоящие, сделали вот эти рабочие, которые за нами идут. И ходят сейчас их паровозы и в Ленинград, и в Киев, и во Владивосток Поняла?
— Поняла, — сказала Маша. — Всё, всё поняла!
Поплыл пароход дальше по улице, и много-много людей, которые пароходы делают, за ним пошли. А после парохода увидала Маша тракторы. И за ними тоже люди шли.
— Вот, — сказала Маша, — эти люди, значит, тракторы сделали.
А потом увидала Маша ребят. Идут ребята и в руках горшки с цветами держат. Вырастили цветы к празднику.
А потом поехала Маша на паровозе через Красную площадь и увидела высокую трибуну, а на трибуне много-много людей. И все, кто шёл мимо трибуны, кричали «ура». И Маша тоже кричала «ура» и пела песни.
А потом машинист сказал Маше:
— Ты, девочка, где живёшь?
Назвала ему Маша улицу и номер дома. И повёз её машинист на паровозе домой.
Подъехала Маша к дому слезла с паровоза, сказала машинисту «спасибо» и побежала наверх по лестнице. Смотрит — сидят у дверей квартиры Петушок и Ниточка.
— Эх вы, глупые! — сказала им Маша. — Чего вы испугались? А мы с Елизаветой Петровной Первое мая праздновали и на паровозе ездили.
Залаял в ответ Петушок. Замяукала Ниточка. А Елизавета Петровна ничего не сказала — она была кукла неговорящая.