— Значит, тебя попросили. И кто ж это? Позволь узнать.
— Один мальчик… Наш сосед, Саша.
И опять так спокойно: «Мальчик, Саша». Может быть, завтра этот Саша пошлет ее рыть землю, таскать кирпичи, и она так же, не рассуждая, пойдет?
— Но ведь ты должна была знать, — жестко проговорила Валентина Григорьевна, — что я бы не разрешила тебе печатать эти анкеты.
— Наверное, — подумав, ответила Лена.
— И все-таки напечатала! — Бабушка стала нервно сдергивать с пальцев перчатки-паутинки. — Как же это можно расценивать, моя милая? Очевидно, какой-то Саша для тебя дороже родной бабушки.
— Это неправда! Я так не думаю. И что тут особенного? Ну, напечатала. Разве что-то плохое сделала?
— Боже мой! — воскликнула Валентина Григорьевна. — Я не узнаю тебя! Ты стала совершенно невыносима!
— Нет! — Лена тряхнула головой. — Нет, я прежняя. Но я… — Губы ее задрожали. — Но я не хочу быть такой… Ты, наверно, не знаешь, что во дворе меня даже называют монашкой. Да, называют. А я не хочу этого. Не хочу!
И словно с крутой горы сорвалась Лена — уже не могла остановиться.
— Ты думаешь, что меня могут интересовать только французские книги и бесконечные гаммы, гаммы! Почему ты считаешь, что я должна быть какой-то особенной?! Я хочу быть, как все. Хочу дружить, с кем мне нравится. А ты даже Пенку не пустила. И почему ты распечатала это письмо? Оно же мне адресовано! Мне лично.
— Что ты говоришь! Негодная девчонка! — Валентина Григорьевна топнула ногой. — Сейчас же замолчи!
— Нет, я скажу. Скажу! — Лена поняла, что сейчас скажет все. Скажет самое главное, что уже давно не дает ей покоя. На секунду ей стало страшно, очень страшно. Но не сказать она уже не могла. — Ты думаешь, я не знаю, зачем ты прячешь ключ от почтового ящика. Знаю! Ты боишься, что я могу прочитать письмо отца. Ведь мне все известно — он живет в Днепропетровске. Он много раз писал сюда, но ты не отвечала. Ты его ненавидишь. А я не верю, что отец такой плохой, как ты говоришь. Не верю!
Лена уронила голову на колени и разрыдалась.
А Валентина Григорьевна стояла перед нею, и в виски будто молотком стучало: «Она знала! Знала!..» Ей хотелось опуститься рядом с внучкой и тоже плакать. Но что-то удерживало. Может, те горькие слова, которые бросила ей в лицо Лена. Разве она этого заслуживает? Сколько лет посвятила девочке, все мысли были с ней. И вот — благодарность…
Пошатываясь, Валентина Григорьевна вышла.
Неожиданная помощь
Лешка поставил в углу, возле вешалки, лопату и вошел в комнату. Отец с работы уже возвратился. Он сидел за столом с газетой, рассеянно ковырял в тарелке вилкой.
— Садись-ка, работничек, поешь, — со сдержанной улыбкой сказала мать.
Лешка отправился к умывальнику. По дороге дернул за косичку сестренку Нюську, игравшую с рыжим котенком Зюзей в больницу. Нюська сердито сказала:
— Не мешай! Уколы делаю.
Едва Лешка подставил руки под струю воды, как скривился от боли. На правой ладони белел вздувшийся пузырь. «Вот черт! А всего третий день работаем».
— Эй, докторша, бюллетень можешь выдать?
— У тебя аппендицит? — серьезно спросила Нюська.
— Ха! Стал бы из-за такой чепухи беспокоиться! У меня шестой палец растет.
— Шестой палец? — Нюська вытаращила глазенки.
— Пожалуйста, полюбуйся! Видишь, только начал расти. Еще маленький. И белый, потому что здесь ноготь будет.
Нюська поверила. Первоклашка!
— Мама! Иди сюда! У Леши растет шестой палец!
Мама первый класс окончила давным-давно. Она не поверила. Зато испугалась.
— Горюшко ты мое! Какую натер водянку!
— Чепуха! — сказал Лешка.
— Тебе все чепуха! А знаешь, что от водянки может быть?
Подошел Василий Степанович.
— Ого! Как на худой покрышке вздуло. Видать, крепко потрудился. А ты успокойся, мать. Ничего страшного. Наденет рукавицы, поосторожней будет. Присохнет — заживет.
Нюська поняла, что Лешка ее обдурил, но не обиделась.
— Хочешь, вылечу? — предложила она. — Укол сделаю. Это не больно. Зюзя даже не мяукает.
Василий Степанович рассмеялся.
Как это здорово, когда отец смеется! И тут Лешка вспомнил, что сегодня отцу должны были выдать зарплату.
— Пап, — настороженно сказал он, — а ты деньги получил?
— Что, в кино небось хочешь? У матери спрашивай — все ей отдал.
«Молодец же ты, папка!» — подумал Лешка и сел к столу. Уплетая лапшу, он принялся рассказывать, как идут дела во дворе.
— Нам, главное, бугор у сарая сравнять. Баскетбольную площадку будем на том месте делать… Тяжело. Земля твердая и камней много. Хорошо, Сергей Сергеич пришел помогать. Да еще четверо жильцов копали. А то бы все ребята, наверно, разбежались…
Лешка рассказывал, а Василий Степанович стоял у окна и смотрел во двор. Большие руки его были сложены за спиной.
Лешка и не подозревал, что отец в ту минуту вел мысленный разговор с начальником стройки… Ну, что бы стоило тому разрешить на денек пригнать сюда бульдозер? Ладно, если не на день, то хотя бы на несколько часов. Какая бы ребятишкам помощь!
На другой день, часов около двенадцати, когда ребята уже наработались и лишь самые заядлые еще ковыряли лопатами, на улице раздался грохот гусениц, и во двор въехал бульдозер.
— Это отец, — радостно крикнул Лешка и бросился навстречу стальной машине.
Действительно, за лобовым стеклом кабины был виден плечистый широкоскулый Василий Степанович. Приглушив мотор, он вылез из кабины — серьезный, неторопливый, в промасленном комбинезоне. И на всех лицах мальчишек и девчонок — курносых и рыжих, румяных и конопатых — был написан такой восторг, что и он не сдержал улыбки.
— Ну, показывайте, что тут стричь, утюжить?
Перебивая друг друга, размахивая руками, ребята принялись объяснять. Василий Степанович ничего не понял. Но он и сам видел, что нужно делать.
— Все ясно, — сказал Василий Степанович и полез в кабину.
Это была работа! Рычащая махина подъезжала к бугру, стальные балки, похожие на исполинские руки, опускали широченный сверкающий нож: мотор ревел громче, и земля, никак не желавшая покоряться лопатам в ребячьих руках, дробилась, рассыпалась и бесшумным валом катилась впереди бульдозера. Потом еще заход, еще, еще… И словно не было бугра! Ровное место. Утрамбовать, разметить, и готова площадка. Ставь столбы, натягивай сетку…
Рев бульдозера никого не оставил равнодушным. И малые, и взрослые высыпали во двор.
Не мог усидеть на месте и Ретюнский. Всеобщее возбуждение, ликующие ребятишки, неотступно ходившие за бульдозером, и сам этот стальной неутомимый труженик вдруг убедили его, что дворовая стройка — это уже реальность, а не только разговоры.
Что ж, раз это так, то кому, как не управляющему домами, следует возглавить ценное начинание! А то некоторые уже называют его бюрократом. Э, нет. Ретюнский не так глуп! О нем еще в газетах напишут!
И Гром Громыч принялся руководить. Он деловито расхаживал по двору, становился на пути ползущего бульдозера и рукой показывал, куда ехать, где разворачиваться. Василий Степанович и сам знал, куда ехать и где разворачиваться, но с удовольствием выполнял команды управдома. «Раз сам вошел во вкус, — думал Василий Степанович, — значит, будет помогать».
А Ретюнский уже подходил к группе жильцов. Удовлетворенно кивнул в сторону бульдозера:
— Какой утюжок, а! — и тут же озабоченно добавил: — Очередь за вами, товарищи жильцы. На днях объявим воскресник.
Вот что значит техника! Думали, что провозятся с земляными работами неизвестно до какого времени, а Лешкин отец за один день сделал. К восьми часам вечера на месте ухабистого, изрытого и неуютного двора простиралась, ровная, как озеро, площадка.
До чего же он стал большой, просторный! Будто настоящее футбольное поле. Некоторые даже предлагали: зачем нам площадка? Поставим футбольные ворота, и порядок! Здорово бы, конечно! Но нельзя. Нужно, чтобы всем было весело. Вон сколько анкет напихали в ведро!
Анкеты, извлеченные из подземного тайника, лежали на столе перед членами СПШ. Саша взял из пухлой кипы первую анкету.
«Предлагаю посадить сад. Я очень люблю яблоки, Таня Снегова».
Что ж, сад не сад, а десятка два молодых яблонек да слив посадить не мешает. Осенью надо будет раздобыть саженцы.
А тихая и аккуратная Надя Ухова очень красивым почерком исписала почти весь листок. «Надо организовать на пионерской площадке библиотеку. Для этого собрать у ребят книжки. И пусть не жадничают, а дают самые интересные. Если будут потрепанные, я обещаю привести книжки в порядок. Мы в школе учили переплетное дело. И еще согласна выполнять обязанности библиотекаря».
Это были дельные предложения. А были и совсем глупые, только посмеяться над ними. «Велотрек. Самое лучшее, что можно придумать. Неплохо бы еще оборудовать летний каток с искусственным льдом. Да все равно не сделаете. Потому и не подписываюсь».
Ребята и без подписи узнали автора — Буратино. Ну и фантазер!
А вот другая анкета: «Мечтаю о том, чтобы натянули во дворе экран и каждый вечер показывали кино. Лора».
— А, Лорка из сороковой квартиры, — сказал Василек. — Вот киношница! Каждый день клянчит у матери деньги на кино и на карточки артистов. Уже два альбома собрала.
Пенка обрадовалась.
— Так можно устроить специальный вечер. Пусть расскажет что-нибудь интересное об артистах. Альбомы посмотрим…
А Саша читал все новые и новые анкеты. Чего только не предлагали ребята! Организовать кружок фотолюбителей и театр теней. Посадить много цветов. Научиться шить. Сделать макет судна на подводных крыльях. Оборудовать городошную площадку. Провести вечер загадок и карнавал. Пригласить Петросяна или Ботвинника на сеанс одновременной игры.
— Это, Пенка, тебе задание, — сказал Лешка. — Напишешь письмо чемпиону мира и пригласишь к нам. Сколько хочешь подписей можем собрать.
Пенка засмущалась, махнула пухлой ладошкой.
— Да ну тебя! Я лучше научу девочек шить пилотки.
— Еще не все. — Саша держал следующую анкету. — «Было бы очень хорошо иметь во дворе свою метеостанцию». Странно, — удивился Саша. — Дельный совет, а подписи нет.
— Ну-ка, покажи, — сказал Василек. — Точно! Костя Саенко писал. У него отец синоптик. На Севере служит… А станцию и правда хорошо бы иметь… Вот здесь бы ее поставили. — Василек нарисовал на плане двора кружочек. — Это Костя здорово придумал. Сводки погоды составлять. Он и по магнитофону может их объявить. Ух, хорошо! Я сейчас сбегаю за ним.
Еще не успели просмотреть и трех анкет, как Василек возвратился с Костей. Тот вошел несмело, точно боясь, что здесь могут оказаться Плутон и Меркурий. Но скоро освоился и даже увлекся, рассказывая, какая должна быть метеостанция.
— Голосуем! — поднял руку Володька. — Кто за то, чтобы строить станцию и назначить Костю главным министром погоды?
— Сто процентов! — оглядев собравшихся, сказал Лешка и подмигнул Косте. — Но помни: будут часто идти дожди — переизберем.
— Костя, — спросил Саша, — а почему ты анкету не подписал?
К удивлению ребят, Костя покраснел, даже слова не мог сказать. Чудак! Чего скромничать?
— Послушайте, — засмеялся Саша. — Вот еще предложение. «Первое, нужна яма для прыжков. Валерий Брумель тоже во дворе начинал прыгать. Второе, стол для пинг-понга. Но предупреждаю: имею второй разряд. Разбиваю каждого в пух и прах! Точка. Будущий мастер спорта Григорий Коркин».
«Как у них весело, — подумал Костя. — Не то что у Марса. Стоишь навытяжку и дрожишь».
Оставалось не больше десяти анкет, когда стало вдруг не до смеха. На одной из анкет печатными буквами было написано: «Пижоны! Кому нужен ваш детский сад! И все равно ни черта у вас не выйдет. Плакали бы ваши секретные бумажки, да Спичка, гад, помешал».
— Видите! — воскликнул Лешка. — Это он. Кого я чуть не застукал. Нарочно печатными буквами написал, чтобы не узнали. Как хотите — это Геркина работа. Достал еще где-то анкету и написал.
— Но ведь ты рассказывал, — с сомнением произнес Василек, — что в это время видел его дома, в пижаме.
— Верно, видел. Но, может, пока я лез на дерево, он — в подъезд и домой. А в пижаме мог и во дворе быть.
Ребята не знали, что и думать. Стали сличать Геркину анкету с этой. И похоже и непохоже. Разве определишь — печатные буквы.
— Дело ясное, что дело темное, — философски заключил Володька. — Пусть решает судебная экспертиза.
— Поехали дальше. — Саша придвинул к себе непрочитанные анкеты. Их уже совсем немного. Вот пять осталось… Три… Две… А вот и последняя. Но той, которую Саша все время ожидал — с круглым, аккуратным почерком, — так и не оказалось. «Почему же она не написала? — подумал он. — Неужели бабушка не передала?..»
Сдался
Все было отлично. Здорово! И солнце среди белых облачков, и гладкий просторный двор, и флаг на мачте, и то, что в строю делают зарядку не десять человек, как в первый день, а тридцать. А разве это не здорово, что еще не кончился июнь и впереди много-много дней каникул!
Гриша Коркин в красной чемпионской майке и синих шароварах стоял лицом к ребятам и командовал:
— Подскоки на месте. Начали!.. Выше, выше!
Выше всех подпрыгивал Василек. «Вот ребята сейчас удивятся! — радостно думал он. — Наверно, и не поверят, что я сам все начертил».
После зарядки Василек обегал домой и вернулся с длинной трубкой бумаги. Когда он, гордый и сияющий, развернул упругий лист ватмана, ребята и в самом деле чуть не ахнули. Они увидели свой будущий двор. Коричневые спортивные площадки с баскетбольными щитами и волейбольной сеткой. Желтые, будто посыпанные песком, дорожки. Зеленые клумбы и зеленые же яблони, сливы. И везде стояли размеры. Баскетбольная площадка — пожалуйста: длина 28 метров, ширина — 14.
Вот это план! Поработал Василек! То-то вчера звали его купаться на реку — отказался, не пошел.
Теперь дело за досками и столбами. А сейчас можно размечать и трамбовать площадки, дорожки, готовить ямы для столбов.
В это время к подъезду, где размещалось домоуправление, направлялся Ретюнский. Длинный Володька первый увидел его.
— Ребята! Покажем проект Грому. Пусть резолюцию подмахнет!
Идея стоящая. Резолюция, конечно, не нужна, а посмотреть пусть посмотрит. Все-таки управдом.
Ребят Ретюнский встретил не очень ласково. Посмотрел из-под насупленных бровей долгим взглядом, вздохнул.
— Насчет комнаты пришли?
Он сразу подумал о комнате, потому что вчера звонили уже из райкома партии — интересовались, как идет строительство дворовой площадки, какая нужна помощь. Спросили и о комнате для пионерской работы. Ретюнскому ничего не оставалось, как заверить, что он сделает «в этом направлении» все от него зависящее.
Поэтому, увидев входивших ребят, он тотчас и подумал о комнате.
Однако Василек отрицательно покачал головой.
— У нас другое дело.
Управдом встревожился: неужели еще что-то пришли требовать? Ох, в гроб вгонят… Василек, смущенно улыбаясь, протянул чертеж.
— Мы начертили план. Может, вам что-нибудь не понравится.
Ретюнский надел очки, развернул чертеж и так, стоя, с минуту рассматривал его. Потом спросил, что там слева, справа, что за треугольник. «Ах, метеостанция? Любопытно…»
— А что ж, — наконец заключил он. — Неплохо… Вполне. Одобряю! — И, достав ручку, управляющий домами размашисто начертал в верхнем углу свою фамилию.
Ребята ушли, а Ретюнский, опустившись на стул, задумался. Он вздыхал, тер пальцами виски. Затем несколько минут ходил из угла в угол по кабинету. Наконец крякнул с досады и решительно шагнул к двери. Открыв ее, увидел тех же ребят. Они стояли возле бухгалтера. Илья Семенович рассматривал чертеж и только покачивал седенькой головой.
— Ну и ну! — приговаривал он. — Посмотрите, настоящий спортивный комплекс! Непостижимо…
— Вот что, друзья мои, — печально и в то же время торжественно произнес Ретюнский. — Отдаю вам эту комнату. Пользуйтесь. — И, обведя широким жестом помещение, добавил: — Думаю, неплохо устроитесь… Денька через три-четыре можете вселяться. Пока покрасим, побелим… А как же, забота о детях — наша обязанность. Ну, довольны?