Почему-то это рассмешило меня. Я хихикал, пока не стало больно, а потом сказал:
– Харлоу хороший человек. Я попросил его стать моим первым регентом.
Мотт удивленно приподнял брови.
– Первым? Это не понравится другим регентам. Некоторые из них заняли свой пост еще до твоего рождения.
– Они собирались передать Картию в руки изменника. Теперь, когда измена Грегора раскрыта, они будут сговорчивее. Харлоу – хорошая кандидатура.
– Он будет хорошо служить тебе. – Мотт сжал губы. – Он не мог понять, как король может бросить все и уйти к ворам и пиратам. Он боялся, что ты изменишь себе.
– Я никогда не изменяю себе, – проговорил я. – Это самое сложное. – Потом посмотрел Мотту в глаза. – И я никогда не прощу себя, если ты не простишь меня.
– За это? – Он наклонил голову. – Тут нечего прощать.
– Нет, за то, что я сделал. – Я опустил глаза и намотал на палец нитку, торчащую из одеяла. – Прости меня за то, что я такой, какой есть. Мне всегда будет нелегко служить.
Глаза Мотта увлажнились.
– В этом я не сомневаюсь. Но я все равно буду служить тебе.
Я положил голову на подушку и расслабился. Потом Мотт снова заговорил, а я открыл глаза, но не поднял головы.
– Мне следовало лучше знать тебя и ни в чем не сомневаться. – Мотт положил руку мне на плечо. – Сегодня ты жив, потому что все в своей жизни делал правильно. Ты справился.
Я улыбнулся, засыпая. Он не смог бы найти более добрых слов.
Когда я проснулся, рядом снова была Имоджен. Должно быть, я проспал всю ночь, потому что в комнату заглядывало утреннее солнце. На этот раз она помогла мне сесть и поставила мне на колени поднос с едой.
– Ты снова похож на самого себя, – сказала она. – Кем бы ты ни был.
Я моргнул несколько раз, чтобы до конца проснуться.
– На инвалида похож? Это настоящий я?
– Конечно, нет. Но… – Всегда немногословная, она и теперь только пожала плечами. – Ты выглядишь… умиротворенным. Это тебе идет.
Я усмехнулся.
– Нет, не идет.
– Может быть, и нет. – Она помолчала минутку. – Я должна была пойти к пиратам, хотя бы по приказу Амаринды.
– Согласен.
– Мы надеялись, что я смогу помочь. Шпилька, цветы – они должны были спасти тебя.
– Нет. Имоджен, – сказал я. – Это ты спасла меня. И не только от пиратов. Ты нужна мне. Когда мы вернемся в замок…
– Я не вернусь. – Она медленно выдохнула, будто хотела сказать самое страшное без слов. – Джерон, пожалуйста, пойми. Я больше не могу жить там.
– Почему? – Конечно, она поедет со мной. Как же иначе может наладиться моя жизнь? Теперь мой голос звучал резко: – Это слуги или принцесса?
– Это ты. Я не могу вернуться и жить рядом с тобой. – Она нахмурилась, крохотная морщинка появилась между бровей. – Все изменилось. Разве ты не чувствуешь?
В ту минуту я не чувствовал ничего, кроме разочарования. Отослав ее из замка, я знал, что делаю ей больно, но, конечно, теперь она понимает, почему я это сделал. Я сказал:
– В ту ночь, когда я прогнал тебя, это было просто…
– Ты сделал все правильно. И мы оба это знаем. Девлин использовал бы меня, чтобы отнять у тебя королевство.
Я покачал головой.
– Да, он пытался. Но это не сработало.
– Что, если бы он не стал драться с тобой? Ты сказал бы ему о пещере, чтобы он не бил меня?
Она все понимала. Что бы ни случилось, я никогда не позволил бы им причинить ей боль. И все же это был неразрешимый вопрос. Наконец я пробормотал:
– Ты должна вернуться. Это просто дружба, Имоджен.
На глазах у нее блеснули слезы.
– Нет, Джерон, нет. Может быть, ее никогда и не было. Разве ты не видишь, что мне больно оставаться рядом с тобой?
Боль – вот что чувствуют все мои близкие из-за меня. Может быть, все, что я делал в последние дни, и было необходимо Картии, но за все свои дела я платил все ту же цену. На этот раз ценой была самая дорогая мне дружба.
Имоджен вытерла слезы кончиками пальцев.
– Кроме того, если я вернусь, я буду мешать вам с Амариндой.
– Так тебя это беспокоит? Тогда я могу все уладить.
Она нахмурилась, и даже сквозь слезы голос ее зазвучал резко.
– Как же это? Выберешь меня и откажешься от принцессы? Уничтожишь мирные отношения с ее страной и потеряешь единственного союзника? – Она покачала головой. – Народ любит ее, Джерон, и это правильно. Выбери меня, и ты потеряешь свой народ.
Выбери? Я был так поражен, что мог лишь пробормотать:
– Я никого не выбираю!
– Тебе и не придется. Я уже сделала свой выбор. – Имоджен опустила глаза. – Харлоу предложил мне остаться здесь и заботиться о Ниле, и я приму его предложение. Ты должен вернуться в Дриллейд и научиться верить Амаринде. Научиться нуждаться в ней.
Я фыркнул и отвернулся. Я зашел так далеко, и вот теперь вернулся к самому началу. Имоджен села и коснулась рукой моего плеча.
– Джерон, она всегда была на твоей стороне…
– Она водит дружбу с предателем.
– Она твой друг. И ты знал бы об этом, если бы дал ей шанс это показать. Как у тебя получается так хорошо распознавать врагов и не видеть друзей? – Имоджен закрыла глаза, всего на миг, будто проверяя себя. – Ты король, а она должна стать твоей королевой. Однажды ты женишься на ней.
На этот раз я уловил дрожь у нее в голосе и подумал, что, может быть, все это время я ошибался. Может быть, Имоджен не говорила мне, что мы больше не друзья? Может быть, она сказала, что мы больше, чем просто друзья.
Не в силах поднять на нее глаза, я пробормотал:
– Имоджен, ты любишь меня?
Мое сердце замерло в ожидании ее ответа. С каждой бесконечной секундой я все яснее осознавал, что никогда не должен был задавать этого вопроса. Я знал, что такое любовь, но не думал, что кто-то может испытывать это чувство по отношению ко мне. Я мог надеяться на дружбу Имоджен, но теперь, похоже, и эта надежда рушилась.
После долгого и ужасного молчания она покачала головой и прошептала:
– Я не принадлежу к твоему миру, Джерон. У тебя есть принцесса. Завоюй ее сердце. Будь с ней.
Я смотрел в лицо Имоджен, надеясь найти там что-то, что выдало бы ее истинные чувства. В конце концов, я ведь скрывал свои чувства, когда говорил ей все те ужасные вещи, выгоняя ее из замка. Буря самых разных эмоций словно взметнулась во мне. Наверное, Имоджен чувствовала что-то подобное в ту ночь: будто весь мир разваливается на части. Она только скрывала свою боль. Я слишком хорошо знал ее, чтобы этого не заметить. Я не мог понять почему, но причиной ее боли был я.
Я молча кивнул. Она встала и принялась прибирать в комнате.
– Тебе пора готовиться к отъезду. Харлоу соорудил повозку с постелью.
Как будто мне было до этого дело.
– Хватит постелей, – проворчал я. – Я поеду в карете.
– Хорошо. Если ты готов к этому.
Она больше не смотрела на меня. И это было ужасно. Но, думаю, было бы куда страшнее посмотреть в ее глаза и не увидеть там ничего, кроме безразличия.
Я попытался еще раз, надеясь, что она поймет меня.
– Куда бы нас ни привела жизнь, в одном ты должна не сомневаться. Мы с тобой всегда будем связаны. Ты можешь это отрицать, а я не могу. Даже я не настолько хороший лжец, чтобы суметь так солгать.
Имоджен кивнула, потом повернулась и присела в глубоком почтительном реверансе.
– Пожалуйста, извините меня… ваше величество. Мы, скорее всего, больше никогда не увидимся. Будьте счастливы.
И она вышла.
42
По дороге в Фартенвуд Мотт и Роден правили каретой. Харлоу сидел рядом со мной, а Финк – напротив него. Сидеть мне было еще немного больно, но не слишком. Нога моя покоилась на сиденье напротив, завернутая, наверное, во все имевшиеся в Либете одеяла. Если бы Картия содрогнулась от землетрясения до самого основания, то и тогда моя нога едва ли почувствовала бы тряску.
Большую часть пути мы не говорили. Я был рад молчанию Харлоу. Он не пытался вести многозначительных разговоров или остроумничать, а, казалось, хотел просто слушать и смотреть вокруг себя. В отличие от него, Финк, казалось, с трудом сдерживался, чтобы не заговорить просто для того, чтобы выплеснуть накопившуюся в нем энергию. Но кто-то, должно быть, пригрозил ему, потому что каждый раз, когда он смотрел на меня и открывал рот, он закрывал его снова и отворачивался к окну.
Уже стемнело, когда мы подъехали к Фартенвуду. Финк заснул и не проснулся даже тогда, когда карета остановилась. Меня уже ждала карета с королевского двора.
Тобиас вышел поприветствовать нас, как только мы подъехали. Он взволнованно вздохнул при виде моего покрытого синяками и ссадинами лица и забинтованной ноги, но героически попытался приветливо улыбнуться. Он недоверчиво взглянул на Родена, но я решил, что Родену пока придется с этим смириться. Кроме того, Тобиас все поймет, когда узнает, что случилось.
– Ты все же сможешь стать учителем, – сказал я Тобиасу. – Твой первый ученик спит в карете. Желаю успехов.
Тобиас нахмурился и с сомнением заглянул в карету.
– И если ты не будешь против, у меня есть еще одна просьба, – сказал я. – Мне по-прежнему нужен еще один регент. Пожалуйста, займи его место, Тобиас.
Глаза его округлились.
– Ты предлагаешь это мне? Правда?
– Лучше поблагодари меня сейчас. Потому что очень скоро ты пожалеешь, что согласился встать рядом с этими дураками.
– Я благодарю вас, ваше величество. – Тобиас поцеловал королевский перстень и передал его мне. – Я привез себе платье на смену, и теперь снова смогу стать самим собой. Тебе я тоже привез королевский наряд, но не знал, как брюки налезут на перевязанную ногу.
– Я что-нибудь придумаю. А что принцесса? Она здесь?
Тобиас кивнул.
– Она сказала, что если ты хочешь поговорить, она готова встретиться с тобой в любое время. – Я отвел взгляд, а он добавил: – На этой неделе я провел много времени в ее обществе. Она искренне беспокоится о тебе.
– Хорошо бы мне дали что-нибудь поесть, я голоден, – сказал я, не обращая внимания на его замечание о принцессе. – Мне понадобится время, чтобы переодеться, но потом попроси ее присоединиться ко мне за ужином.
Примерно через час я был одет и готов войти в маленькую столовую. Я не позволил Тобиасу привести принцессу прежде, чем моя сломанная нога была положена на стул под столом. Но она, наверное, уже знала о моем состоянии, потому что, прежде всего, взглянула на стул напротив меня. И села на тот, что предложил ей Тобиас, еще до того, как я успел встать и поприветствовать ее, как полагается, если я вообще смог бы это сделать.
Она была одета очень просто – в синий корсаж и полосатую юбку поверх белой сорочки. Ее темные волосы, водопадом струившиеся по спине, были перевязаны белой лентой. Как бы она ни относилась ко мне, я не мог отрицать ее красоту. Она притягивала бы взоры, даже одетая в рубище.
Амаринда начала разговор.
– Что вы сделали со своими волосами?
Меня поразило, что хотя я весь был изранен, она даже не упомянула ни о синяках и ссадинах, ни о сломанной ноге, а сделала замечание только о волосах. Потом я понял, что она так сказала намеренно, чтобы не заострять внимание на том, как плохо я выгляжу. Я усмехнулся.
– Я хотел задать королевскому парикмахеру задачу потруднее.
– Это так предусмотрительно, всегда заботиться о развлечении слуг.
– Такой уж он хороший человек, – сказал Тобиас.
Амаринда улыбнулась ему.
– Вы будете гордиться Тобиасом. Он в ваше отсутствие проделал удивительную работу. В тот день, когда регенты должны были голосовать за назначение наместника, он отправил им объяснение на десяти страницах, что голосование, проведенное всего восемнадцатью регентами, не имеет законной силы. Это было просто блестяще!
– Спасибо, миледи, – сказал Тобиас.
– Значит, голосование отсрочено? – спросил я.
Она покачала головой.
– Голосования не будет. Вы – единоличный правитель Картии.
Я закрыл глаза, чувствуя невероятное облегчение. Потом, взглянув на Тобиаса, я спросил:
– Как мне вознаградить тебя?
– Просто пообещай, что никогда не заставишь меня это делать снова. Без обид, Джерон, но я не завидую твоей жизни. Сидя там взаперти, я почувствовал, как это может быть ужасно.
– Кто-нибудь пытался тебя убить, пока меня не было?
– Нет.
– Значит, ты не почувствовал всей прелести королевского существования. Ты не мог бы оставить нас наедине?
Когда Тобиас вышел, я повернулся к Амаринде.
– Вы послали Имоджен к пиратам.
Локон волос упал принцессе на лоб, когда она медленно склонила голову.
– Мы говорили об этом задолго до того, как вы велели ей покинуть замок. Я рассказала ей то, что вы говорили мне о нападении. Имоджен была убеждена, что вы отправитесь к пиратам. Она решила тоже пойти туда, уверенная, что если кто-то может заставить вас передумать, то только она. А если нет, она, по крайней мере, может позаботиться о вашей безопасности.
– Вам следовало запретить ей это.
– Я могу запретить солнцу всходить, но оно не послушается. Она все равно пошла бы туда, Джерон.
– А вы? Я оставил вас в ужасном положении.
– Не самом ужасном. – Ее длинные ресницы затрепетали. – Моя роль была незначительной.
– Не было ничего более значительного, чем поддерживать существование Картии. Кроме того, вы рисковали из-за меня. Мотт уже поехал вперед, чтобы известить Кервина о предательстве Грегора. – Тут я отвел глаза. Грегор был ее близким другом. – Больше всего я беспокоился о том, что с вами будет, если я не вернусь.
– Если бы что-то мне угрожало, Грегор защитил бы меня. Какие бы планы он ни строил относительно вас, он дал понять, что я буду в безопасности. – Она опустила глаза. – Я думаю, он считал, что когда взойдет на престол, я стану его женой.
– Он был прав?
Она нахмурилась.
– Ни при каких обстоятельствах я не приняла бы его предложения. Вы думаете, я могла проводить с ним столько времени и не догадываться о том, кто он?
– Стало быть, вы знали?
– Не совсем. Но я подозревала. После смерти ваших родителей и брата я поняла, что он может быть предателем. Я приняла решение завязать дружбу с ним, надеясь таким образом найти очевидные доказательства его вины. Единственная причина, по которой я отправила Коннеру ваш обед, это просьба Грегора. Я думаю, так он проверял мою преданность вам.
– И проверка сработала. Я был готов объявить вас изменницей. – Я содрогнулся при мысли о том, как все могло бы обернуться в этом случае. – Вы так рисковали. Почему нельзя было просто сказать мне?
Она расправила плечи.
– Я едва успевала сказать вам, который час, как вы прерывали разговор. Кроме того, он был капитаном гвардии. Я не хотела приходить к вам с подозрениями, которые не могла доказать. Потом, после покушения, все случилось так быстро. Я пыталась поговорить с вами той ночью, но стражники у вашей двери сказали, что вы ушли и никто не знает куда. А утром вы исчезли.
Я откинулся на спинку стула и усмехнулся. Склонив голову, она продолжила:
– Я признаю, что хранила секрет, который едва не стоил вам жизни. Я думала, вы будете злиться, а не смеяться.
– Я злюсь только на себя, – вздохнул я. – Мотт был прав во всем. Я просто дурак. Я знал о вашей дружбе с Грегором. Из-за этого я и с вами не мог говорить. Если бы смог, все было бы гораздо проще.
– Ох, – Амаринда робко улыбнулась, – это чудо, что мы с вами вообще находили, о чем поговорить.
– Нет, на самом деле нет. Имоджен просила меня изменить свое мнение о вас, но я не мог. Все недопонимание между нами – это моя вина.
Амаринда на секунду сжала губы, а потом сказала:
– Я слышала, что Имоджен осталась в Либете.
– Да.
– Вы меня ненавидите, потому что я не она, потому что вам придется однажды жениться на мне.
Я посмотрел на нее и снова невежливо усмехнулся. Она сверкнула глазами. В ее взгляде была боль.
– Простите, – сказал я. – Просто это именно те слова, которые я хотел сказать вам с самого начала, но не смел. – Прежде чем она успела ответить, я продолжил: – Вы меня ненавидите? Потому что я – не мой брат и потому что однажды вы должны будете выйти за меня?
Улыбка медленно озарила ее лицо. Она понимающе кивнула и протянула руку. Рука ее коснулась моей. Она хотела сразу отдернуть ее, но я удержал в знак нашей дружбы, в знак того, что отныне мы заодно. Сначала ее ладонь сжалась в кулак, но постепенно расслабилась. Она пожала мою руку. Я никогда прежде не держал в своей руке нежную девичью ладонь. Это было прекрасно и немного пугало.