— Нет, он бы взорвался как миленький, но я сделал бомбу в жестянке из-под пива. Классная такая взрывчатка получилась, почти нитроглицерин. Но отец нашел жестянку и решил, что это пиво… и выпил…
— И что? — спросила Джаноцца. — Взорвался?
— Типун тебе на язык, — рассердился Джованни. — Нет, конечно. У отца иммунитет от взрывов, потому что он уже на работе взрывался несколько раз, его организм привык и больше не взрывается.
— Нитроглицерин ведь не только взрывчатка, но и лекарство от сердца, — сказал Паоло. — Теперь твой отец никогда не заболеет всяким там инфарктом.
— Десятью инфарктами не заболеет, — поправил Джованни, — там такая доза…
— Ешьте наши бомбы — это лучшая профилактика инфаркта, — заметил Маттео.
— Ладно, тогда будем брызгать на Черного Горбуна зеленкой, а где твой этот… «пш-ш»?
— Отец отобрал краскопульт и сказал, что дети с краскопультами по улице не бегают. Я думаю, отцу пиво с нитроглицерином не понравилось, вот у него настроение и испортилось.
— А я зеленку принес, хватит? — потом потряс пакетом, в пакете забренчали пузырьки.
— Зеленка, что ли, в пузырьках?
— Ну да. Ее почему-то литрами не разливают.
— Так, сейчас будем конструировать краскопульт. Тетя Феличита, дай ведро, пожалуйста. Это твой долг перед родной контрадой. Без твоего ведра мы проиграем палио.
Продавщица в посудной лавке засмеялась и принесла большое ведро.
— Это будет краскопульт новейшей конструкции… время космических технологий, — сказал Стефан. — Торговая марка ВЕДРО… э-э-э… то есть ВУДРО — Великолепное Устройство Для Раскрашивания Объектов. Объект — это Черный Горбун. Пошли заправлять краскопульт. Лучше у Дуомо, там ступени удобные.
Многочисленные туристы, бродившие по Пьяцца Дель Дуомо, с изумлением наблюдали своеобразную картину: четыре мальчика и девочка, расположившиеся на черно-белых ступенях всемирно известного кафедрального собора достают из большого пакета по малюсенькому пузыречку, открывают и выливают в ведро. Туристы с удовольствием фотографировали живописную группу. Гиды, отвечая на их вопросы, быстро сориентировались и объясняли на разных языках:
— Вы видите древний обряд разливания зеленки, широко распространенный на второй день палио. Своими корнями он уходит в глубокую древность, когда на жертвенники языческих богов лилась кровь ягнят и козлят. Сегодня, в 21 веке, ее заменила зеленка, символически разливаемая на ступенях Дуомо. Зеленый цвет — цвет жизни и надежды — хорошо соответствует жизнерадостному характеру сиенцев и их надежде на победу в Палио.
— А почему ваша церковь такая полосатая? — спросила Джаноцца, откручивая тугую крышечку.
— Это в честь лошадей, — пояснил Маттео. — Ты что, не знаешь? Это самый крутой боевик древности, с убийством, погоней, кражей и страшной местью. Когда Ромул построил Рим, его брат-близнец Рем стал над ним смеяться. Мол, городишко маленький, паршивенький, метро нет, аквапарка нет… Ромул обиделся, достал базуку и — тра-та-та-та! — застрелил Рема. А у Рема было два сына, тоже близнецы, Сенио и Аскио. Ромул решил: «Раз уж я все равно достал базуку, надо еще пострелять, когда такой случай выдастся». И прицелился в племянников. Но тут его отвлекли какие-то государственные дела. А Аскио и Сенио, не будь дураки, сбежали от любящего дядюшки и основали город Сиену — в честь Сенио, он был пошустрее. Правда, там, где они ее основали уже был город Сиена, в нем этруски жили. Но братья еще раз ее основали, чтоб уж наверняка. А на память о счастливом детстве они сперли из Рима бронзовую римскую Волчицу — символ Вечного Города. Это была страшная месть коварному дяде Ромулу. Теперь волчица — символ Сиены. Есть даже контрада Волчицы.
— А собор-то почему полосатый? — не поняла Джаноцца.
— Так Сенио и Аскио приехали на черно-белых лошадях!
— На зебрах?
— Нет, Аскио на черной, Сенио на белой. Или наоборот. С тех пор черно-белый щит — больцана — это герб Сиены. И кафедральный собор тоже черно-белый.
— Очень красивый, — похвалила Джаноцца. — Только недостроенный. Вон там стена какая-то, с пустыми окнами, без отделки.
— А это все из-за вас, флорентийцев. Мы построили в тысяча сто каком-то году самый большой и красивый в Тоскане собор, и все было хорошо. А потом вредные флорентийцы в конце тринадцатого века построили свою Санта Марию дель Фьоре! Так не честно! Она оказалась больше! Это свинство с их стороны! Ну не могли же сиенцы уступить надменным флорентийцам. Мы все равно должны победить! Наши сказали: а мы все равно круче! Мы расширим наш собор так, что нынешний Дуомо будет только одним его маленьким кусочком — трансептом. И стали строить стену. Длинная стена, высокая… Строят, строят, строят… А тут чума. Умерли каменщики и землекопы, плотники и резчики, священники и прихожане… И самый большой собор Тосканы остался недостроенным 650 лет![1]
— Значит, Флоренция победила? — спросила Джаноцца. — А Сиена проиграла?
— Сиена никогда не проигрывает, — сказал Стефан. — Такого огромного полосатого недостроенного собора, умершего от чумы, нет не только в Тоскане — во всем мире! Это самый большой недоделанный собор… причем никакой надежды, что его достроят, и он станет обычной достроенной церковью!
— Да, — уважительно признала Джаноцца — Сиенцы и тут учудили.
— А то! Уф, наконец-то последний пузырек. Ведро почти с краями, несите осторожно. Эх, как же мы его на крышу поволочем…
Выручила пожарная лестница, та самая, по которой днем лез конюх. Ведро подняли на крышу, почти не пролив.
— Только не лейте на голову, — волновалась Джаноцца. — Зеленка едкая, если в глаза попадет, коню больно будет.
Джованни свесил голову в дыру и осмотрелся.
— Иго-го? — спросил Черный Горбун.
— Привет, — сказал Джованни, подтаскивая ведро и прицеливаясь.
— А, это опять ты, — обреченно вздохнул Черный Горбун. — Сразу договоримся — летать неприлично.
— Слушай, встань чуть-чуть левее, — примерился Джованни. — Ага, вот так… Теперь шаг назад.
— Какой ногой? — уточнил Черный Горбун.
— Какая тебе больше нравится.
Черный Горбун замолчал — соображал. До сих пор он как-то не задумывался, какая из ног ему больше нравится.
— Теперь закрой глаза, — сказал Джованни.
— Зачем? — удивился Черный горбун.
— Будет сюрприз, — объяснил Джованни. — Когда сюрприз, всегда глаза закрывают.
Черный Горбун послушно закрыл глаза.
«Интересно, какой сюрприз?» — подумал он. Джованни с ребятами осторожно опрокинули ведро. Зеленка вылилась прямо на Черного Горбуна, брызги полетели в разные стороны.
«Ага, это меня купают, — подумал конь, подставляя под прохладную влагу другой бок. — Очень мило. Действительно сюрприз».
«Можно уже открывать глаза?» — спросил он. Но ему никто не ответил — ребята торопливо слезали с крыши.
«Я так и не решил, какая нога мне больше нравится, — вспомнил Черный Горбун. — Сейчас буду думать. А то отвлекся на сюрприз».
— Завтра увидим, что получилось, — радовались ребята, сворачивая в переулок. — Завтра Черный Горбун превратится в Зеленого! Завтра над Черепахами все будут смеяться! Завтра, завтра, завтра!
Минут через десять Стефан пришел домой. На пороге сидела абсолютно зеленая кошка.
— Ох! — сказал Стефан. — Мама, что с кошкой?
Мама выскочила, ахнула, запричитала… Кошка попыталась вылизаться, но зеленка была невкусная.
«Сходила в гости, называется, — думала она, с отвращением озирая зеленые бока. — Поспала в сене, называется. А проснулась вот такая… То ли меня заколдовали, то ли сглазили… Не буду больше дружить с Черный Горбуном. Непорядочное животное оказалось. Разве можно так гостей принимать?»
1 июля
Глава 10
О трудностях выгоняния пап в период палио
Дзынь-блям, дзынь-блям, дзынь блям-ба-бам… это скачет за Маттео Черный Горбун! Ослепительно зеленый Черный Горбун с оранжевым хвостом и сиреневой мордой, громко блямкая, мчится за Маттео, вот-вот настигнет… «Это не я! — хочет закричать Маттео. — Это не я красил тебя зеленкой! Это Джованни!» Но рот только открывается беззвучно, а сиренево-оранжево-зеленый конь приближается… приближается… приближается… Блямс! Приблизился напрочь.
Маттео в холодном поту слетел с кровати.
— Блям-блям-дзинь!
Блямканье из сна ворвалось в реальность и сопровождалось высоким маминым речитативом.
«А, все нормально, — понял Маттео, успокаиваясь. — Это просто мама выгоняет папу».
Он оделся и спустился в кухню. Мама обычно ругалась там, чтобы не отрываться от процесса изготовления мороженого. Блям-блям — это она брякала ложкой об кастрюлю. Полагалось, конечно, бить тарелки, но тарелок маме было жалко.
— Будь проклят тот день, когда я вышла замуж за этого гнусного Черепаха! Да пусть он покроется горестным пеплом в череде черных календарных дней!
— Кто? — заинтересовался Маттео. — Кто покроется горестным пеплом? Папа?
— Не папа, а день, когда я вышла замуж, — пояснила мама. — Папу-то зачем покрывать пеплом? Мне же потом этот пепел отстирывать.
— А если его голого пеплом покрыть? — предложил Маттео свежее решение проблемы. — Тогда стирать не придется.
Мама замолчала, глядя на папу: видимо, представляя его голого и в пепле… Папа, воспользовавшись затишьем, потянулся за утренней газетой, но не тут-то было.
— Ах ты презренное земноводное пресмыкающееся! Ах, мерзкий тортиллоид! Слушай, когда тебя ругают и не отвлекайся на газету! На чем я остановилась… ах да. Немедленно убирайся из дома, коварный лазутчик и шпион Черепах! Враг мне в доме не нужен! Иди к любовнице!
— Дорогая, а надо непременно к любовнице? — спросил папа. — Можно я лучше на работу пойду? У меня отчет…
Папа работал бухгалтером в мэрии. Его очень уважали.
— Нет, только к любовнице, гнусный изменник и обольститель, — заявила мама.
— А у меня нет любовницы, — развел руками папа. — Не могу же я ее за пять минут заиметь.
— У тебя был целый год с прошлого палио, чтобы обзавестись любовницей, а ты, как всегда, вовремя не позаботился! — возмутилась мама. — Почему я всегда должна думать за тебя? Почему…
— А почему? — кротко спросил папа. Мама сбилась с ритма и какое-то мгновение молчала. Папа воспользовался этим, чтобы прочитать передовицу — он очень быстро читал. Но не успел. Мама включилась снова:
— Немедленно убирайся из дома!
— Повторяешься, дорогая, — заметил папа. — В прошлое палио ты была более изобретательна.
— Конечно, сколько лет я выгоняю тебя из дому в палио, а ты не уходишь, — пожаловалась мама. — Поневоле начнешь повторяться.
— А она его взаправду выгоняет? — шепотом спросила Маттео испуганная Джаноцца. Она тоже проснулась и пришла выяснить, что за шум.
— Нет, конечно, только на время палио, — объяснил Маттео. — Они же из разных контрад: мама — Улитка, а папа — Черепаха. На время палио все члены семей из враждебных контрад расходятся по разным домам. Иначе бывают бурные ссоры[2]. Но папа никогда не уходит. Он говорит, что даже ругающаяся мама все равно лучше, чем любая смирная не-мама. Пошли, не будем мешать — пусть ругаются.
— А вы его каждый день выгоняете или только во время палио? — робко спросила маму Джаноцца.
— Что я, дура, что ли, выгонять такого замечательного мужа? — удивилась Франсуаза. — Не пьет, не курит, по бабам не шляется, собой красавец, меня любит, ребенка любит, дома помогает, деньги хорошие зарабатывает… это только во время палио страсти накаляются. Ах ты, изверг перепончатолапый!
— Мама, у черепах нет перепонок на лапах, — поправил Маттео.
— А он — морская черепаха, — вывернулась мама. — И вообще, быстро поешьте что-нибудь съедобное и выметайтесь — я вся на нервах!
— В Гондурасе опять волнения, — заметил папа, глядя в газету. — Наше правительство по этому поводу повысило налоги. На побережье засуха…
— На нашем или на гондурасином? — против воли заинтересовалась мама.
— Не знаю, тут не уточняется… так, что ты там говорила про перепонки на лапах? Я внимательно слушаю…
Стащив по паре бутербродов, ребята побежали смотреть очередной тренировочный заезд.
— Сейчас все ахнут! — предвкушал Маттео. — Сейчас все увидят зеленого Черного Горбуна, скажут: «Фу, какая гадость» и будут смеяться над Черепахами…
Стефан, Джованни и Паоло были уже на площади.
— Где вас носит, уже выводят лошадей, — бросил Стефан. — Сейчас, сейчас…
Уже вышли Мелисента и Федора Саура, Рыжая Оглобля и Окс, легкой тенью проскользнула Белика… Жокей Гвидо что-то говорил ей нежное, хорошее. Белика улыбалась и кивала. Где же Горбун?
— Сейчас, сейчас, — подпрыгивали мальчики. Толпа заволновалась. Мощный, слегка надменный и фантастически прекрасный прошествовал Черный Горбун. Темно-зеленая шкура отливала малахитовыми бликами и, казалось, светилась удивительным потусторонним светом. Солнце погладило атласную спину и шею, отсвечивая изумрудами.
— Чудо! — ахнула толпа. — Зеленый цвет — цвет победы! Viva la Tartuca!
Черепахи важно задирали нос. Их конь из заурядного черного стал волшебным, изумрудным… Это было чудо. В толпе сидела зеленая кошка и думала: «Да, мы такие, мы — чудо».
Прозвучал сигнал… девяносто секунд… конечно, Черный Горбун пришел первым. Белика была восьмой.
Глава 11
Рецепт лучшего в мире торта
— А молоко? У тебя есть молоко? — спросил Маттео, собирая ингредиенты для мороженого со слабительным.
— Я не люблю молоко. У меня есть кефир, — и Паоло достал упаковку из холодильника.
— Балда, какое же мороженое из кефира?
— Кисленькое такое, освежающее…
Конечно, у Маттео на кухне были все ингредиенты для мороженого. Но к сожалению, кроме ингредиентов там была еще и мама. Она ни за что не разрешила бы делать отравленное мороженое — честь профессии не позволила бы. Даже ради победы. Поэтому Маттео делал слабительный торт-мороженое у Паоло.
— А сливки?
— Сливки есть. Лучшие датские косметические сливки для снятия макияжа. Женщины их раскупают тоннами.
Маттео понюхал — флакончик пахнул клубникой и еще какими-то фруктами. Он вылил сливки в миску с кефиром.
— Теперь фрукты давай. Ананасы, персики, абрикосы… что есть. Джаноцца, порежь их помельче, и в миксер.
— Можно вместо ананаса — морковку? — предложил Паоло. — А вместо абрикосов помидоры… персик где-то был…
Маттео с сомнением посмотрел на кефирно-помидорную смесь, которая должна была изображать торт.
— Теперь надо эмульгатор, — сказал он. — Это такое вещество: если с ним все это взболтать, то все разобьется на мельчайшие капельки, и будет гомогенное мороженое, а не кефир отдельно, помидоры отдельно.
— Взболтать… ага! — Паоло принес из отцовой аптеки коричневый бутылек. — Вот тут написано: «Перед употреблением взбалтывать». Вот я взбалтываю — и все равномерно взбалтывается.
— Ладно, валяй, — и Маттео влил подозрительную микстуру в мороженое.
— Тут на пузырьке маленькими буковками написано «Наружное. Смазывать пораженные участки», — докопалась въедливая Джаноцца. — Это ничего?
— М-м-м… ну ладно, все равно уже положили, — махнул рукой Маттео. — Будем надеяться, что у того, кто это съест, все пораженные участки находятся внутри, в животе. Теперь размешаем — и в морозильник.
— Предлагаю на всякий случай добавить настоящего мороженого, — сказал Паоло. — У нас есть пол-упаковки пломбира. Кстати, а ты про слабительное не забыл?
— Тьфу, — хлопнул себя по лбу Маттео. — Ради чего все затеяно! Давай слабительное. Паоло вывалил на стол кучу таблеток.
— Вот эти, розовые — от запора. Вот эти, красные — очень от запора. Вот эти, зелененькие — для очистки всего организма. Вот эти, голубенькие — если организм очень давно не чищенный. Вот китайский чай, тоже очищает и тонизирует. Можно сверху торт посыпать вместо орехов.