Асуль хотела что-то сказать, но Эстрелла не позволила.
– Да, мы через все это прошли. Я, не знавшая с рождения, что такое стоять на твердой земле, – выжила. Корасон, Анжела, Эсперо… Селесто, который едва успел научиться бегать, прежде чем попасть на корабль, – мы выжили, потому что были вместе. Мы выжили, когда испанцы жалели дать нам воды и зерна. Мы выплыли – хотя они думали, что мы утонем. Мы бежали по этой земле так, как люди и представить не могли, мы сражались с горными кошками и болотными тварями, мы выжили даже тогда, когда люди хотели убить нас и уже убивали друг друга…
Дрожь пробежала по телу Эстреллы.
– Мы вместе посмотрим в глаза новым опасностям. Но эти опасности не должны рождаться внутри нашего табуна. После всего, что мы пережили вместе, здесь не места ревности, жадности, злобе и зависти – они нас уничтожат. Люди привыкли уничтожать друг друга. Но мы не люди. Мы – табун. И мы будем жить на этой земле, в этом Новом Мире. Я верю в это. Я действительно верю в это!
Глава семнадцатая
В собственности?
Воздух становился прохладнее, а ночи – совсем холодными. Прозрачное небо по ночам усыпали мириады звезд. Северная Звезда сияла небывало ярко, а аромат сладких трав стал постоянным и сильным.
Асуль в последнее время вела себя тихо, но почему-то это не успокаивало Эстреллу. Она чувствовала, что в воздухе что-то сгущается, – так бывает перед летней грозой…
Несмотря на напряжение, путешествие приносило и свои радости. Эстрелле нравилась смена времен года. На корабле она знала лишь два проявления сил природы – шторм и штиль, причем и то и другое – в душной темноте трюма. Теперь же, чем дальше на север забирался табун, тем разнообразнее становились изменения погоды. Сильная метель – казалось, она была уже так давно – оказалась последней весенней бурей. На смену ей пришли жаркие дни и ночи. Иногда случались сильные грозы, когда казалось, будто небо сейчас разорвется от раскатов грома и треска огромных молний.
Теперь Эстрелла была спокойна – ей не довелось провести всю свою жизнь в тесном гамаке в корабельном трюме. Она могла бы всю жизнь принадлежать миру людей. Учиться ходить странным шагом, носить на спине всадника, везти повозку… работать, работать и работать, лишь изредка радуясь жизни на пастбище в долине. Если бы у нее родился жеребенок, и ножки у него были ровные и сильные, а шея стройная и гибкая, ее дитя забрали бы у нее и продали.
Странный мир. Эстрелла искренне не понимала, почему Анжела все еще грустит временами по своим хозяевам. Она гордилась своим всадником и любила вспоминать свой изящный аллюр и церемониальные шаги в процессиях. Она рассказывала, что всегда ладила с хозяйскими детьми, – но никогда не вспоминала о собственных жеребятах. Однажды Эстрелла спросила ее о них, но Анжела тут же начала с жаром говорить о том, сколько денег за них выручил ее хозяин. Корасон была более чувствительна. Она тоже помнила семью своего владельца, но никогда не говорила о ней так, как Анжела.
Однажды, когда табун расположился на ночлег под большим баньяном, Эстрелла спросила Эсперо, помнит ли он своих хозяев.
– О, их было так много, что всех и не упомнить.
– А ты пытался?
– Нет, зачем?
– Они были жестоки?
– Нет, нет. Вовсе нет. Я просто не хочу вспоминать то время. Все мы были собственностью людей, а это неестественно для живого существа – быть чьей-то вещью. Я не понимал этого, пока не обрел свободу.
Эстреллу пробрал озноб.
– Каково это – быть чьей-то собственностью?
– Это означает, что мундштук у тебя во рту всегда… даже когда его нет. Он у тебя в мозгах. Ты ни о чем не думаешь, потому что тобой управляет хозяин. Твоими мозгами становятся его шпоры, его поводья, его мундштук.
– А как же долина? И то знание, которое она дала?
– Да, там мундштука нет. Но ты же знаешь, что он будет? Это незыблемо и неизменно, как восход луны и звезд. Для многих из нас трава на пастбищах становилась гораздо менее желанной и вкусной, чем овес в яслях. В долине можно на мгновение почувствовать себя свободным – но это чувство пугает и смущает. Это как обещание того, чему не суждено сбыться.
Эстрелла закрыла глаза и снова вспомнила свой гамак… тусклый свет в душном трюме… Кажется, теперь она понимала, что значит быть в собственности. Цепи и веревки, которыми ее скрутили в Городе Богов, были похожи на власть мундштука – и это было ужасно. А гамак натирал нежную кожу маленького жеребенка и не давал возможности уткнуться в теплый живот матери, пахнущий молоком. Гамак тоже был мундштуком – мягким, но беспощадным. Это сделали с ней люди – чтобы напомнить, что она их собственность, их вещь, даже если она только что родилась и не может быть ничьей, кроме своей матери.
В эту ночь она плохо спала. Ей снились злые сны про поводья и мундштуки, про веревки, стягивающие ей ноги. Даже привычный образ маленькой лошадки не принес Эстрелле успокоения.
– Маленькая лошадка! Куда ты скачешь?
– Я Лошадь Рассвета. Я могу показать тебе лишь часть пути. Я не могу сделать все, чего ты хочешь. Ты опоздала родиться в этом Новом Мире – я была слишком давно.
Эстрелла сквозь сон почувствовала присутствие койота, подкрадывающегося, чтобы прогнать маленькую лошадку…
– Скажи, что мне делать?
– Ты знаешь. Ты видишь путь.
Внезапно лошадка встала на дыбы, ноздри ее раздулись, чуткие ушки встали торчком.
– Огненный ветер уже начинается! Берегись его!
Эстрелла чувствовала дуновение легкого ветерка. Он был теплым, странно теплым… Становился все жарче…. Все вокруг потемнело, воздух заполнился пеплом и дымом… хлопья сажи метались в воздухе и оседали на шкуре… Горячий пепел жалил и обжигал. Эстрелла слышала приближающийся рев пламени, сквозь который пробивался жалобный вой койота. Последнее, что она запомнила перед пробуждением, – маленькую лошадку танцующую в языках яростного пламени.
Глава восемнадцатая
Пегас
Далеко от этого места, в долине, красивый вороной жеребец, а с ним две кобылы и жеребенок-девочка остановились на ночлег под таким же громадным баньяном.
Жеребец хотел идти дальше, но одна из кобыл, Белла, готовилась принести ему сына или дочь, и он не хотел рисковать.
Три взрослых лошади были не так далеко от Города Богов, когда ветер принес запах крови. Белла носила жеребенка, но жеребца взволновал новый запах. Это был запах молодой кобылы-подростка, в чьих жилах текла та же кровь, что и у жеребца. Это была кровь берберийских лошадей пустыни и арабских скакунов. Жеребец был чистокровным, выведенным специально ради выносливости и скорость. Он был лучшим из того, что могли дать две древних породы, и потому его назвали в честь Звездной Лошади – Пегасом. Хозяин прошептал ему имя на ухо, когда он был еще жеребенком. Хозяин, дон Артуро, был маленьким кривоногим человечком – но отличным наездником.
Начало своей жизни жеребец провел в долине, питаясь молоком такой же чистокровной матери-андалусийки. С этим молоком он впитал и чувство крови, запах крови своих предков. И вот теперь этот же запах вернулся к нему с небывалой силой. Да, он шел от того, кто до поры спал в животе его кобылы, – но еще он был в ветре, дующем из пустыни.
Жеребец не жалел, что бежал от людей из города Чицен. Ничего хорошего не было в его жизни с тех пор, как дон Артуро продал его – и жеребец отправился за океан вместе с доном Эстебаном… который ничего не понимал в лошадях.
Сначала они приплыли на Первый Остров, откуда дон Эстебан отправился вслед за кораблями Искателя. У владельца Пего была лишь одна страсть – золото, и он хотел добыть его раньше, чем Искатель. Однако дела пошли совсем не так, как надеялся дон Эстебан. Оказалось, что они идут по кровавому следу. Люди Чицен перестали считать лошадей богами и выяснили, что пользы от них гораздо больше, чем от богов. Поэтому дон Эстебан продал им Пего, двух кобыл и жеребенка-подростка – за золото.
Чицен ничего не знали о лошадях. Не умели ездить верхом. Им не было дела до благородной иноходи или прекрасной рыси. Все, что они хотели, – чтобы лошади помогали им возделывать их поля, словно обычная скотина. Они пахали на Пегасе! Это должно было сломать ему спину. Когда он понял, что еще способен дать потомство, то счел это чудом. А когда Белла понесла его жеребенка, Пегас решил, что пора уходить.
Остальные лошади были готовы терпеть и дальше – их слишком забили и запугали. Однако Пегас не боялся – и выяснил, что хлипкие путы Чицен куда менее прочны, чем веревки испанцев. Однажды безлунной ночью, когда облака наглухо закрыли и луну, и звезды, Пегас принялся жевать свои путы – и вскоре их обрывки упали на землю. Жеребец тихонько заржал.
– Смотрите! Смотрите, что я сделал!
Остальные лошади последовали его примеру. Когда все оказались свободны, Белла повернулась к нему и спросила:
– Но куда мы пойдем, Пегас?
– Туда, где наш жеребенок родится свободным – а не бессловесной скотиной. Где он сможет узнать истинную кровь своих предков – великих лошадей пустыни. А теперь поторопимся, пока луна не вышла из-за туч.
Ему не было нужды волноваться – в селении был праздник, и все люди Чицен спали вповалку, напившись одурманивающей настойки, которую очень любили. Пегас и его спутницы легко перескочили загородку кораля, и никто их не заметил. Пошел дождь, и лошади скрылись в его пелене. С каждым шагом кровь все громче пела в жилах жеребца, кровь великих предков пела ему древнюю песню, и Пегас мысленно повторял: «Я – Пегасус, Бог Лошадей». От этой мысли было легко и жарко, и он летел сквозь дождь, словно на крыльях.
Лошади покинули болотистые края, где жили Чицен, и ушли на равнины, держа путь на севр. Это случилось уже давно. Пегас нашел на небе звезду, которая никогда не меняет своего положения, но лучше всего оказалось то, что он нашел созвездие, в честь которого получил свое имя. Оно вставало каждую ночь на востоке, и звездные крылья разгоняли темноту. Пегас выучил все его звезды и с легкостью вел свой маленький табун на север. Благодаря запаху родной крови и звездам он найдет свою судьбу – в этом жеребец не сомневался.
Теперь, много дней спустя, Пегас и его спутницы расположились на ночлег под баньяном. Ночной воздух был свеж и чист, он дарил облегчение после дневной жары. Кобылы спокойно отдыхали, но Пегаса встревожил какой-то звук. Он вгляделся во тьму и смог разглядеть смутную цепочку существ, уходящую в сторону холмов. Существа были четвероногими, но на оленей, встреченных ими недавно, не походили.
Запах крови сделался сильнее, и жеребец навострил уши. Все равно придется подождать. Белла нуждается в отдыхе. Пегас не сделает ничего, что может повредить его нерожденному жеребенку.
Глава девятнадцатая
Встреча
Эсперо заметил их первым. Он фыркнул, и Асуль подняла голову. В одно мгновение чалая замерла, превратившись в статую. Рассвет только брезжил, солнце едва показалось из-за горизонта, но они смогли разглядеть темную фигуру вдалеке. Вскоре табун уже ясно видел трех лошадей, которых возглавлял красивый вороной жеребец. Правда, двигались они как-то странно… но это были первые лошади, встреченные ими за много недель пут.
«Это лошади, но почему они двигаются таким странным шагом?» – думала Эстрелла.
«Тревога!» – думал Эсперо.
Корасон вытянула шею, чтобы лучше разглядеть чужаков. В их походке было что-то успокаивающе-знакомое…
Что это?.. Ах, это же испанский шаг! Как красиво и четко!
Анжела тихонько вздохнула и подумала: а вспомнит ли она этот красивый шаг?
Аррьеро и Грулло настороженно нюхали воздух. Запах был им знаком – с этим вороным они встречались на пастбищах Первого Острова.
Точно! Это был он! Они вспомнили даже запах дона Эстебана, его хозяина. Тогда они поддразнивали этого вороного, называя его Лошадиным Богом. Теперь обоим, как и Эсперо, в голову пришла одна и та же мысль: «Тревога!»
Асуль внезапно заржала тонко и протяжно – и навстречу ей долетело такое же ржание.
– Моя девочка! – крикнул Пегас, и обе лошади помчались навстречу друг другу. Вскоре они уже обнюхивали друг друга, ласково проходясь губами по шерсти на загривке. Одна кровь связывала этих двоих, и они несли эту связь в глубине своего сердца долгие дни.
Первый табун спокойно наблюдал за воссоединением семьи – хотя такая встреча была бы удивительна даже в Старом Свете: чтобы отец нашел свою дочь. Корасон и Анжела прослезились от умиления и восторга.
Пегас вскинул голову и коротко всхрапнул.
– Откуда вы пришли и куда идете?
Эсперо выступил вперед и спокойно ответил:
– Мы здесь.
Пегас нетерпеливо зафыркал. Что за идиот!
– Я знаю, что вы здесь! Не играй со мной!
Аррьеро кивнул в сторону Грулло.
– Ты нас знаешь. Мы встречались на Первом Острове – все, кроме молодых. Мы приплыли сюда с Искателем – чтобы найти Золотого Человека.
– И теперь мы здесь, как и сказал Эсперо! – добавил Грулло – Больше ничего.
– Эсперо? – вороной презрительно уставился на Эсперо. – Что еще за имя? Я такого имени не знаю!
– Так не зови меня им и не обращайся ко мне, – терпеливо и спокойно отвечал Эсперо.
– Кто тебя так назвал?
– Я сам себе его выбрал.
Эстрелла вышла вперед.
– А меня зовут Эстрелла, и это тоже не то имя, которое дали мне испанцы.
– А я Селесто.
– А я Вердад.
– Мое имя Анжела! – кобыла нервно покосилась на вороного, потому что тоже помнила его по Первому Острову.
– Нет-нет! Только не с этими пятнами на носу! Тебя звали Уродиной! Феа!
– Больше не зовут, – тихо сказала Анжела.
Эсперо слегка прижал уши к голове.
– В новом мире у нас новые имена. Можешь назвать себя сам.
Вороной жеребец яростно фыркнул.
– Меня зовут Пегас, и так назвал меня мой первый хозяин. Я был назван в честь небесного бога. Я – Пегасус. И мне не нужно другое имя.
На утреннем небе холодно мерцала одна-единственная звезда.
Аромат сладких трав ударил в ноздри Эстрелле.
– Нам надо идти. Мы отдыхали всю ночь.
– Но у вас нет подков! Что случилось с вашими подковами? – воскликнул Пего.
Грулло хмыкнул:
– Лучше я спрошу: как же тебе удалось сохранить свои?
Белла подала голос:
– Мы потеряли часть подков. Но стараемся идти осторожнее.
– Осторожнее? – изумился Эсперо. – Но здесь нет нужды быть осторожным с подковами. Эта земля не для железа. Вы никогда не сможете почувствовать почву, по которой идете. Не будете чувствовать себя уверенно. Ведь она все время меняется.
Три кобылы робко взглянули на своего вороного. Они выглядели смущенными, потому что понимали, что серый жеребец прав. Напряжение нарастало. Надеясь ослабить его, Эсперо дернул гривой и миролюбиво заметил:
– Что ж, дело ваше. Делайте как хотите.
Пегас яростно фыркнул, словно говоря: «Я всегда делаю, как хочу, старый дурак!»
Эстрелла повернулась и пошла прочь. Пегас удивился еще больше.
– Вас ведет малолетка? Почему она заняла место вожака?
Эстрелла и ухом не повела, но Эсперо остановился и оглянулся на вороного. Объяснять ему что-либо было бесполезно – спесь не позволяла Пегасу смотреть вперед, он всегда будет оглядываться только назад… Как ему объяснить, что кровь Эстреллы и ее зоркое сердце ведут их в будущее? В Новый Мир? Эсперо ограничился лишь долгим взглядом и коротко бросил:
– Она ведет нас. Мы идем за ней. Вы же – идите, куда хотите.
Разумеется, Пегас никуда не ушел. Он присоединился к табуну, а за ним шли две взрослые кобылы и молоденькая лошадка.
Так прошло еще несколько дней. Напряжение не спадало, и лошади чаще всего молчали. Эстрелла чувствовала осуждающий и возмущенный взгляд вороного – словно репьи впивались в шкуру. Но она училась не обращать на это внимания. Иногда она слышала металлический лязг и нотации, которые Пегас читал своим кобылам, веля им идти осторожнее. Эстрелле было жаль их. Они казались забитыми и испуганными, робкими, нерешительными – такое Эстрелла и представить себе не могла.