— Генри, — шепотом позвал он. — Где твоя дикая няня из Йоркшира?
— Наверно, вернулась в Йоркшир, почем мне знать? — ответил Генри. — Месяц назад собрала чемоданы и смылась. Не понравился ей Комильфорд, мой новый слуга.
Он кивком головы указал на высокого худощавого человека, который был одет в ливрею, отличавшуюся от обычной дворцовой только тем, что на ней было больше позумента и она буквально утопала в белоснежных кружевах. В данный момент слуга был занят тем, что стряхивал со своего рукава невидимые пушинки. У него были крошечные глаза и слишком длинный, как показалось Киту, нос. Кит даже подумал, что он похож на аиста: очень уж странно этот Комильфорд дергал головой и щурился. На самом деле слуга был близоруким, но стеснялся носить очки.
— А позади него кто? — спросил Кит, указывая на человека в длинном плаще с низко надвинутой на лоб шляпой.
У незнакомца в руке был новенький, недавно изобретенный и ужасно дорогой карбоновый фонарь. Человек водил в разные стороны ярким лучом — проверял, хорошо ли закреплены трапы.
Генри поморщился.
— Эрнест Скиннер, мой новый телохранитель из Скотланд-Ярда, — прокомментировал он. — Кажется, они решили, что мне без него не обойтись, особенно сейчас, когда Спаркс на свободе. Но знаешь, мне с ним не очень уютно, какой-то он непрошибаемый. Думаю, ни разу из страны не выезжал, и даже интересно, как он поведет себя в Кара-Лабасе?
— Где-где?
— Что, ни разу не слышал? Есть такое королевство в Европе. — Он усмехнулся. — Не больше почтовой марки.
— Зачем тебя туда посылают? — спросил Кит.
Генри пожал плечами.
— Их королевский род как-то связан с нашим по материнской линии. Но мама плохо себя чувствует и не может поехать. Поэтому мне придется лететь вместо нее. Ты не представляешь себе, Кит, как то-о-шно бывает на этих коронациях! Если опять не будут проветривать, там будет духотища, и я тогда засну прямо в кресле и, чего доброго, начну храпеть на весь зал.
— А мне-то каково, — подхватил Кит, — представь: сижу я во Франции, в убогой лачужке, а надо мной колдует какой-то старый пень, ровесник тети Перл.
И ребята прыснули со смеху, представляя себе все эти картины.
Но тут подошло время отлета.
Капитан Лэмо, в белой с иголочки униформе с золотыми эполетами, с лихо закрученными усами, сообщил, что наконец-то подул попутный ветер и пора отправляться в путь.
— Через шесть часов будем в Париже, — заявил он, довольно потирая руки.
Один за другим взревели моторы аэролета, пришла пора прощаться, плакать — это касалось тетушки Перл, целоваться и обниматься на прощание — и это тоже касалось тетушки Перл. Последние минуты волнений и суеты. Шутка ли — ребята впервые одни летят за море, в чужую страну. И в этом отношении Генри, хоть он и был самый что ни на есть настоящий принц, а бабушка его — настоящая королева, почти ничем не отличался от Кита, которого провожали отец и тетушка в нелепой шляпке с цветами.
— …И не забывай чистить зубы по утрам и перед сном, — услышал Кит наставления королевы. — У твоего дедушки Альберта была такая белозубая улыбка…
Тетя Перл сунула полкроны в руку Кита, потом сунула такую же монету Генри, видимо не понимая, что за морем эти деньги едва ли пригодятся. Тем временем мистер Стиксби мановением указательного пальца свернул ковер, и тот устроился у Кита под мышкой.
Доктор Стиксби вдруг хлопнул себя рукой по лбу:
— Ох, самое главное чуть не забыл!
Пошарив под своей островерхой зеленой шляпой, он достал что-то похожее на кружок из полупрозрачного нефрита на веревочке.
— Обещай мне носить это не снимая, — сказал отец. — Я очень торопился, делая этот амулет. У него такое свойство: если Спаркс окажется где-то поблизости, он загорится зеленым светом и предупредит тебя об опасности.
С этими словами отец надел зеленый кружок на шею Киту, и тот спрятал его под мантией. Впервые в жизни Кит заметил в глазах отца тревогу.
— Не бойся, папа, все будет хорошо, — поспешно сказал Кит и вздохнул. — Хотя, кто знает, может, этот дружок тети Перл такой же сумасбродный, как и она сама?
— Тише, тише! — улыбнулся доктор Стиксби. — Она идет сюда. Ты же не хочешь, чтобы она обижааась? Береги себя, сынок. В скором времени я пришлю тебе другие амулеты, которые помогут…
Тут дежурный по аэролету зазвонил в звонок.
— Леди и джентльмены, просим вас занять свои места. Пожалуйста, занимайте места… последний звонок…
Кит и Генри торопливо поднялись вверх по трапу — и как раз вовремя, потому что в следующую минуту трап стал отъезжать, а дверь корабля наглухо закрылась. Ребята кинулись к иллюминатору и стали махать родным, оставшимся внизу, а в это время «Веселый король» отошел с причала и стал плавно набирать высоту.
Команда лайнера была почти целиком занята взлетом, и в главном пассажирском салоне с ребятами остался один мистер Скиннер. Он был начеку: руки за спиной, взгляд внимательный и настороженный.
Через, несколько секунд Букингемский дворец стал маленьким, почти игрушечным, во всю ширь под ними раскинулся ночной Лондон, словно покрытый живой паутиной из крошечных мерцающих огней. Заработали пропеллеры, и «Веселый король», недолго повисев на одном месте, развернулся и взял курс на юго-восток — на Париж.
Кит оглянулся и обнаружил, что ковра-самолета нигде нет (а он хорошо запомнил, что положил его на стул, когда спешил к иллюминатору). Где же ковер? Оказывается, Кит вовремя спохватился: мистер Скиннер с ковром на плече был уже одной ногой за дверью, при этом у телохранителя было такое суровое выражение лица, словно это не он прихватил чужое, а, наоборот, сам поймал воришку.
Кита разобрало.
— Эй, куда вы тащите мой ковер? — закричал он.
Мистер Скиннер оглянулся и смерил его холодным взглядом бесцветных глаз.
— В трюм, сэр, — отвечал он невозмутимо. — Прошу прощения, но ковер очень грязный, а вокруг нас ценные вещи.
Кит насупился. Ему совсем не нравился ни этот человек, ни его глупые речи. Он бы мог на это ответить, что ковру более трех сотен лет, что это трижды антиквариат и вообще вещь бесценная — любой уважающий себя чародей подтвердит это. Но что-то подсказывало Киту, что спорить с мистером Скиннером бесполезно: он не послушает.
— Ладно уж, только поосторожней с ним, — буркнул он и отвернулся.
Мистер Скиннер молча закрыл за собой дверь.
Когда он ушел, Кит надул щеки и пожаловался принцу:
— Кем он себя возомнил? Что он тут распоряжается? Как он схватил мой бедненький старенький коврик — как засохшую селедку! Конечно, говорить можно что угодно, но на самом деле ковер не грязнее меня.
Генри осторожно, двумя пальцами, вынул листик из спутанной шевелюры Кита.
— Ну, мне кажется, мистер Скиннер действовал из лучших побуждений, — с улыбкой ответил он.
Хотя на «Веселом короле» было пять спален и в каждой стояла широкая кровать с балдахином, Кит и Генри решили, что в такую душную ночь нет смысла прятаться под одеялом, а лучше всего подремать на диване. За ночь они два раза просыпались: один раз — чтобы поглядеть на звезды, второй раз их разбудил шум морского прибоя.
Каждый раз, когда они открывали глаза, они видели, что мистер Скиннер по-прежнему стоит у дверей — сторожит их сон. Шляпу он, по-видимому, никогда не снимал, даже в помещении. В спальне было жарко, и пот градом стекал у него со лба.
— Интересно, он спит когда-нибудь? — шепнул Генри на ухо Киту.
— Может, он умеет спать с открытыми глазами, как крокодил, — предположил Кит.
И мальчики захихикали.
Тут мистер Скиннер вежливо кашлянул и напомнил им, что он находится в этом же помещении и слух у него острее, чем они думают.
Проснувшись наутро и выглянув в иллюминатор, Кит в первый раз в жизни увидел Париж. Он узнал этот город по необычной башне с причалами для аэролетов. Больше ничего особо красивого Кит не заметил, но подумал, что все равно побывать за границей не так уж плохо.
«Веселый король» причалил к Эйфелевой башне. На открытой площадке собралась странная компания: несколько старичков, похожих друг на друга как две капли воды: с пышными седыми усами, в котелках и в красно-бело-голубых, под цвет французского флага, шарфах.
— Кто это? — спросил Кит.
Генри тихо застонал:
— Какие-то важные французские шишки решили устроить мне встречу. И знаешь, что они сейчас будут делать? — Генри вытянул губы трубочкой и зачмокал, изображая церемониальный поцелуй.
— Фу, какая гадость! Ты будешь целовать эти сизые бороды? — скривился Кит. — Это все равно что целоваться с веником.
— И даже хуже, — покачал головой Генри. — Веник, по крайней мере, не воняет табаком.
Пока аэролет причаливал, старички устроили настоящую потасовку за право стать первым у трапа. Угомонившись наконец, они стали приводить себя в порядок: один расчесывал бороду, другой вытирал губы платком, а третий даже вынул вставную челюсть, потер ее о рукав и сунул обратно.
Генри передернуло.
Киту стало жаль бедного принца, и он предложил дерзкий план — удрать.
— Как? — спросил Генри.
— Проще простого. Пойдем со мной. Главное, чтобы Скиннер Острый Глаз нас не засек.
С этими словами он повел Генри в грузовой отсек, где в дальнем углу за мотками канатов и тросов приткнулся старый ковер-самолет. Заслышав голос хозяина, он развернулся и зашевелил кистями от радости.
Ребята уселись на ковре, Кит ткнул пальцем в грузовой люк, и тот плавно отъехал в сторону.
— Вуаля, как говорят французы. Теперь, Генри, выбирай: или посмотрим город, или будешь обниматься со старыми мухоморами.
— Все, что угодно, только не мухоморы!
Через минуту ковер купался в солнечных лучах.
Французские бородачи заметили их побег и кинулись в погоню, крича «Принц! Принц!» и толкаясь у лифтов.
Генри притворился, что не слышит, и ковер продолжал кружить вокруг башни — он рад быт возможности снова полетать.
Кит лежал на спине, заложив руки за голову, и слушал «обзорную лекцию» принца.
Генри вещал как заправский экскурсовод:
— Вон на том месте королю Франции отрезали голову механической машиной под названием «гильотина»…
На площади перед башней шумела толпа нарядно одетых парижан.
— Виват королеве Виктории! — закричал вдруг кто-то, и все зааплодировали, запрокидывая головы вверх.
Ковер приземлился, и едва он коснулся тротуара, как откуда ни возьмись выскочил мистер Скиннер. Он кипел от негодования.
— Какая безответственность! — обрушился он на Кита, и вокруг сразу же стали собираться зеваки. — А если бы принц упал? А если бы принц разбился? Ты об этом подумал? Нет! Вот что я тебе скажу: если бы с принцем что-то случилось, ты один был бы в этом виноват — глупый, самонадеянный мальчишка!
— Сам глупый, — огрызнулся Кит. Он тоже рассердился не на шутку. — Генри — мой лучший друг, и пока он со мной, с ним ничего не случится. Потому что его защищает моя магия! И если хотите знать, до вас он летал на ковре сотни раз — и ничего.
Мистер Скиннер царапнул Кита взглядом и сказал колючим голосом:
— Позвольте напомнить, что моя работа — охранять принца. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Я не потерплю, чтобы его жизнь подвергалась опасности по чьей-то прихоти. А что касается вашей магии, я бы на вашем месте помалкивал.
С этими словами он сунул Киту его сумку, резко развернулся, сгреб принца в охапку и увел прочь, приговаривая:
— Сюда, сюда, сэр, вас заждались.
Кит так и остался сидеть на ковре. Любопытные начали расходиться, толпа вокруг Кита поредела, но он ничего вокруг не замечал от злости. Он крепко сжимал кулаки, глаза его метали молнии.
Он пришел в себя, только когда почувствовал, что кто-то склонился над ним.
— А Перличка правду говорила, — раздался голос над самым ухом Кита. — Ух, какой ты вспыльчивый! Таким взглядом можно разогнать стаю диких гоблинов. Жаль только, что ни одного гоблина поблизости не видно.
У незнакомца было доброе круглое лицо, заросшее клочковатой бородой.
Он протянул Киту руку.
— Профессор Марк Муар, — представился он и подмигнул. — А ты, стало быть, Стиксби-младший.
Глава третья
— Так ты все еще сердишься? Какие волны магии я чую, какое напряжение волшебных сил — все аж трещит! Это другие не слышат, а я-то слышу, и не сказать, что это очень приятно. Но ты продолжай, продолжай, я не против. Кстати, мой транспорт стоит вон там.
Пока Кит с профессором рука об руку шли через площадь к метле, лежащей в тенечке у башни, мальчик краем глаза посматривал на профессора.
Тот заметил:
— Любопытствуешь? Я-то тебя давно разглядел: глаза черные, волосы нечесаны, ногти нечищены…
Кит покраснел, но профессор, кажется, не заметил его смущения и продолжал:
— …Короче, все как и должно быть у нормального юного волшебника.
Кит улыбнулся. Этот профессор Муар вовсе не дурак. И говорит он правильные вещи.
Пожалуй, стоит на него посмотреть внимательнее, раз сам попросил. И поскольку профессор не возражал, Кит остановился, поднял голову и стал откровенно разглядывать своего нового знакомого, хотя многие, в том числе и тетя Перл, сказали бы, что это неприлично.
Но профессор Муар не возражал и только улыбался, разводя руками:
— Перед тобой обыкновенный британский колдун. Конечно, на мне модный парижский костюм — но это дела не меняет.
— Да уж, — кивнул Кит.
— Хорошо, что мы понимаем друг друга.
Когда они подошли к тому месту, где предусмотрительный профессор оставил свое средство передвижения, Кит неожиданно услышал:
— Так ты все думаешь о том парне — как бишь его? Скиннер?
— Вообще-то да, — вынужден был согласиться Кит. — Мне кажется, он меня с самого начала невзлюбил. Как только понял, что я волшебник.
— Так-так… — Профессор явно заинтересовался. — Позволю себе заметить, что в мире, где мы живем, есть люди, которые ненавидят любое волшебство, в каких бы формах оно ни проявлялось. Такие люди были всегда и всегда находили себе оправдание. На самом же деле причины их ненависти другие. Их две: зависть и страх. Ты и сам, наверное, не раз имел возможность в этом убедиться: взять хотя бы Стаффорда Спаркса… Мне это тоже знакомо. Здесь во Франции, в академии, я занимаюсь изучением магоненавистничества, пишу диссертацию на эту тему. У меня богатая картотека.
— Правда? — оживился Кит.
Профессор Муар кивнул.
— Я мог бы рассказать тебе много интересного на эту тему. Но, может быть, лучше полетим в академию? Чего тебе больше хочется?
— Если честно — больше всего мне хочется наколдовать Скиннеру большой красный чирей под нос… или… туда, где он обнаружит его, когда сядет!
Профессор Муар хмыкнул.
— Да, понимаю. Но после драки кулаками не машут. У волшебников часто бывают такие мысли, но потом случается и пожалеть о том, что наколдовал сгоряча.
И они полетели к Академии Седобородых, которая находилась рядом с Сорбонной. Правда, по пути выяснилось, что над Парижем спокойно не полетаешь. Местные аэролюбители гоняли на предельной скорости и по любому поводу громко сигналили. На всякий случай Кит велел ковру соблюдать дистанцию.
Короткое, но опасное путешествие закончилось, когда они приземлились на внутреннем дворе академии. Сооружение это, по замыслу архитектора, должно было напоминать четыре скалы, смыкающиеся кольцом и образующие глубокий двор-колодец. Двери и окна в зданиях были оформлены в виде расщелин и пещер, а водосточные трубы были увенчаны гаргойлями, напоминающими химер собора Парижской Богоматери. На угловатых балкончиках Кит заметил фигуры преподавателей магии. Они расхаживали взад-вперед в своих элегантных кашемировых мантиях и дымили трубками, некоторые при этом бормотали непонятные слова и жестикулировали, словно споря с невидимым собеседником. Выражение их лиц было почти страдальческим.
Марк Муар посмотрел на них и заметил довольно язвительно:
— Эти французы — большие умники. Только и делают, что говорят о магии, спорят о магии, осмысляют, откуда она взялась и что с ней будет, только совсем не применяют ее на практике. Думаю, они даже яйца сварить по-волшебному не смогут. Давно забыли, как это де…