– Это не случайность, – сказал Герман и перестал улыбаться.
– Как это?
– Я давно следил за тобой. И вот почему…
Но Герману так и не удалось договорить, потому что зазвонил телефон. Туся вздрогнула и отпрянула от него, как будто ей было что скрывать и чего стыдиться.
– Я подойду, – сказала она, вставая с дивана. Вдруг это мама.
Но это была совсем не мама.
Сначала в трубке молчали, а потом Туся услышала знакомое покашливание.
– Привет, – сказал Егор.
Внутренне он был готов ко всему: и к тому, что она разразится ругательствами или слезами, и к тому, что повесит трубку. Но только одного никак не ожидал Егор – что Туся как ни в чем не бывало скажет:
– Привет.
Конечно, она жутко удивилась этому звонку, но виду не подала, и голос ее звучал спокойно и доброжелательно.
Это сразу не понравилось Егору, ведь он привык вызывать сильные чувства. Равнодушие ранит больше всего.
– Как дела? – натянуто спросил Егор.
Он ожидал, что Туся будет поддерживать беседу, но она этого не делала, и разговор угасал, так и не начавшись.
– Спасибо, хорошо, – ответила Туся и взглянула на Германа.
Он подошел к книжному шкафу и стал рассматривать Тусины книги с самым равнодушным видом, но она видела, как внимательно он прислушивается к разговору.
– А у тебя? – отдавая дань вежливости, спросила она.
– Бывали дни и получше, – ответил Егор. – Голова болит.
– Сочувствую, – отозвал ась Туся, хотя сочувствия в ее голосе не было и в помине.
«Пить меньше надо», – злорадно подумала она про себя.
– Вчера поздним вечером Сюсюка принес мне кассету с записью спектакля, – продолжал Егор.
– Ну и как тебе? – равнодушно спросила Туся, хотя внутри у не все переворачивалось от страха.
– Это потрясающе! – возвысил голос Егор. – Я не ожидал. Ты – настоящая актриса.
– Ты тоже хороший актер. Только комического жанра. Лицедей.
Хотя Туся изо всех сил хотела быть холодной и вежливой, эти слова сами собой сорвались с ее губ.
Герман повернулся к ней и посмотрел с тревогой.
Туся гримасой показала ему, что собеседник ей надоел, но она не знает, как от него отделаться. Герман понимающе кивнул, знаком попросил подождать и вышел из комнаты.
– Может, встретимся! – неожиданно предложил Егор.
– Зачем?
– Поговорить надо, – ответил он. – Поговорить надо. Объясниться.
– А мне и так все ясно.
– Неужели не интересно, а вдруг я что-нибудь новенькое скажу? – пошутил Егор.
– Я еще от старенького отойти не могу, – в тон ему ответила Туся. – Не надо нам встречаться.
– Последний раз. Самый последний, – попросил Егор.
Туся задумалась. Она больше не любила Егора, но ей хотелось увидеть его. Хотелось сказать, что она больше не любит, упрекнуть за прошлые обиды. Она понимала, что все это ни к чему, но желание увидеть его слабость и поражение было сильнее.
– Туся-я! – внезапно раздался тонкий голос из коридора. – Мне нужен телефон! Заканчивай разговор!
Туся от неожиданности чуть не выронила трубку.
В дверном проеме показал ась голова Германа, он улыбнулся и шепотом сказал:
– Это как будто мама твоя кричит. Похоже получилось?
Голова исчезла, а Туся чуть не захлебнулась от смеха. Ее мама курила последние двадцать лет, и у нее был низкий, прокуренный голос. И конечно, Егор знал об этом.
– Кто это там у тебя? – подозрительно спросил он.
– Да так, неважно, – загадочно ответила Туся.
Ей было весело оттого, что Егор в замешательстве, и оттого, что он хочет спросить, кто у нее в гостях, но больше не имеет на это права.
– Так как насчет моего предложения? – настаивал Егор. – Может, сегодня вечером?
– Хорошо, – согласилась Туся, понимая, как это неправильно. – В шесть у фонтана.
Н, не дожидаясь ответа, она повесила трубку. Герман зашел в комнату и пристально посмотрел на Тусю. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели.
Герман грустно улыбнулся.
– Это он звонил?
Тусе не хотелось врать, но и рассказывать о предполагаемой встрече тоже не хотелось.
– Кто он? – спросила она, подходя к Герману и опуская руки ему на плечи.
– Тот самый, кому ты из больницы записки писала, – резко сказал Герман. – Тот самый, из-за которого ты туда угодила.
– Да, – призналась Туся. – Это он. Но для меня это уже ничего не значит.
– Попытаюсь поверить, – сказал Герман. Хотя, честно говоря, будет трудновато это сделать. Мы увидимся снова?
Туся сказала, что да, конечно, они встретятся завтра же и что она уже сейчас начинает ждать этой встречи.
– Правда? – недоверчив спросил Герман.
– Конечно, правда. Мне незачем лгать, – улыбнулась Туся и поцеловала его на прощание.
3
Едва дверь за Германом закрылась, как Туся кинулась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Она стянула через голову теплый свитер, сняла джинсы и белье и встала под душ. Она вылила на себя полфлакона геля для душа и стояла, утопая в пене, как морская дива. Потом решила вымыть голову, несмотря на то, что делала это утром, – когда идешь на такую ответственную встречу, хочется быть уверенной в себе на все сто.
Напевая себе под нос, Туся насухо вытерлась любимым огромным махровым полотенцем, высушила волосы феном, слегка закручивая концы, и вышла из ванной. Она открыла стенной шкаф и, как полководец на поле боя, стала озирать его содержимое.
– Ну, как всегда, – произнесла она вслух. – Надеть совершенно нечего. Безобразие.
Конечно, можно было попросить что-нибудь у Лизы, но, во-первых, времени оставалось не так уж много, а во-вторых, пришлось бы объяснять, зачем ей понадобилось наряжаться.
А рассказывать о встрече с Егором Туся не хотела никому, даже лучшей подруге.
«Я встречусь с ним один-единственный раз, успокаивала она себя. – Имею же я право на моральную компенсацию! Хочу, чтобы он увидел, какая я красивая и как равнодушна к нему».
«Красивая?» Туся испуганно посмотрелась в большое зеркало в шкафу. В какой-то миг ей показалось, что ее красота закончилась вместе с ролью Джульетты. Но – нет, из мутноватой глубины старого зеркала на нее смотрела девушка с блестящей челкой, с волосами, зачесанными на прямой пробор, с зелеными, почти изумрудными глазами и яркими губами. Туся даже засмотрелась на саму себя, и ей стало смешно.
«Не могу же я пойти голой, – думала она, – Может, надеть синее платье? Нет, это слишком летнее, будет холодно. Или белую блузку с черной юбкой? Нет, это слишком торжественно. О! Брючный костюм! Прекрасный твидовый брючный костюм! Это то, что надо!»
Туся достала его из шкафа и придирчиво оглядела.
– Не годится, – твердо сказала она себе. – Этот костюм слишком красивый для встречи с Егором. Еще подумает, что я специально наряжалась для него. Не хочу. Больше не дам ему повода смеяться надо мной.
Ее охватило отчаяние. Одни вещи были слишком плохи для этой встречи, другие – слишком хороши. «Может, вообще не ходить? – метнулась спасительная мысль. Но тут же Туся одернула себя. – Нет, так нельзя. Еще подумает, что я испугалась».
В конце концов она глубоко вздохнула и снова надела старые джинсы и шерстяной темно-зеленый свитер крупной вязки.
«И так сойдет. Дешево и сердито. Все как есть, без прикрас».
– Ты великолепна! – такими словами встретил ее Егор.
Он стоял у фонтана, недалеко от их кафе, и, по-видимому, ждал уже давно, хотя Туся опоздала минут на десять. В руках у него была одна-единственная белая роза.
– Это тебе. – И он протянул цветок.
Она хотела отказаться, сказать, что это лишнее и не надо было этого делать, но радостная улыбка растянула ее губы, и она приняла розу.
– Спасибо. Очень красивая.
Она вспомнила те гвоздики, которые Сюсюка принес ей в больницу, вспомнила, как жестоко обозналась, решив, что эти цветы – от Егора. Тогда ей было так нужно его внимание, его забота, а теперь… Конечно, когда тебе дарят цветы – это всегда приятно, кто бы их ни дарил, но теперь Туся счастлива и без роз, и ей стало очень жаль, что этот цветок попал к ней с таким опозданием.
Они медленно пошли в сторону кафе. Туся украдкой поглядывала на Егора и пыталась понять, что она чувствует теперь. Может быть, радость оттого, что она добилась своего и он идет рядом с ней? Может, грусть от того, что все в жизни случается так не вовремя? Или счастье и легкость оттого, что ее тяжелая, безысходная любовь осталась позади?
Но что бы ни испытывала Туся, ступая по улицам города рядом с Егором, одно она знала наверняка – это не любовь.
– Не думай, что у меня на букет денег не хватило, – сказал Егор. – У японцев, например, так принято – любоваться одним цветком. В букете каждый цветок теряется, его не так видно, как тогда, когда он один.
«К чему он все это говорит, – недоумевала Туся. – Какая разница сколько цветов? Какое это имеет значение? Особенно теперь… »
– Так и с тобой, – продолжал Егор. – Среди многих других ведь можно и не заметить что-то по-настоящему красивое. Но когда я увидел тебя на сцене… Я все понял. Я понял, мимо чего я прошел.
«Почему он не спросит моего мнения? – удивлялась Туся. – Почему не поинтересуется, что я-то думаю обо всем этом? Кажется, я здесь лишняя».
Они уже подходили к кафе, и Егор спросил:
– Может, зайдем?
Туся нерешительно посмотрела на него, потом на часы, потом на вывеску кафе, как будто на ней мог быть написан правильный ответ.
– Просто выпьем по чашечке кофе, – принялся уговаривать Егор. – Ненадолго.
Он придержал стеклянную дверь, пропуская ее вперед, потому что умел быть галантным, особенно когда это было в его интересах. Он сделал заказ и вернулся за столик.
– Сейчас кофе будет готов. Давно не была здесь?
Туся кивнула.
Она действительно не была здесь с тех самых пор, как потеряла Егора. Не хотела бередить прошлое, потому что все здесь напоминало о нем: и стулья, на которых он любил качаться, несмотря на протесты официанток, и радио, настроенное на его любимую волну.
Они сидели за угловым столиком и пили кофе с лимоном. Туся никогда раньше так не пила, и ей показалось, что это очень вкусно. Она была рада, что так просто оделась, ведь главное – чувствовать себя уютно, а вряд ли это возможно в белой блузке или твидовом костюме.
Туся смотрела на Егора и чувствовала горечь оттого, что, все так получилось, оттого, что они никогда не смогут быть вместе, потому что ей это уже не нужно.
– Не горчит? – вдруг спросил Егор.
– Что-о? – удивилась Туся.
Ей показалось, что он прочитал ее мысли.
– Лимон, говорю, не горчит? – пояснил Егор.
– Нет, очень терпкий, но приятный вкус, – улыбнулась Туся.
Она внимательно посмотрела на Егора, на его карие глаза, на мощную шею, на разворот плеч. Туся боялась признаться себе, что по-прежнему чувствует к нему нежность, но какую-то далекую и нереальную, как во сне.
Она смотрела на него не отрываясь и улыбалась задумчиво и грустно.
– Почему ты улыбаешься? – насторожился Егор и поправил челку. Больше всего на свете он боялся показаться смешным.
– Да так, – как будто издалека отозвалась Туся. – Просто вспомнила о нашем с Лизой старом секрете:
– О каком еще секрете? – равнодушно спросил Егор, хотя было видно, что он с трудом сдерживает нетерпение.
– Это было так давно, что теперь, наверное, можно и рассказать…
И Туся рассказала о том, как они с Лизой пошли к колдунье Зареме для того, чтобы приворожить Егора. О том, как ночью ходили на кладбище, собирали землю с могил его тезок, а потом рассыпали ее на пороге. Со смехом рассказала о том, как младший брат Лизы Антон застал ее за этим занятием и решил, что она сумасшедшая.
– А ведь знаешь, я тогда обманула Лизку, – по-прежнему улыбаясь, сказала Туся.
– Как это обманула? – не понял Егор.
– А так. Приворожить тебя хотела она, а я вместе с ней собрала земли, переписала у нее заговор и тоже тебя заколдовала.
Несколько минут Егор в недоумении молчал.
– И ты что, веришь во всю эту дребедень? – спросил Егор.
Туся посмотрела на него исподлобья, улыбнулась одними уголками губ и спросила:
– А ты?
Кажется, Егор и сам начинал верить в мистику.
По крайней мере, жизнь складывалась так, что трудно было не поверить. Сначала его приворожила Лиза, потом Туся. И он, как ослик за морковкой, покорно пошел сначала за одной, потом за другой. А Ту! еще Туся, видимо, для того, чтобы запугать его окончательно, расширила глаза и замогильным голосом произнесла:
– «Яблоко высыхает, а раб Егор по мне вздыхает. Яблоко гниль поточит, а раб Егор видеть меня захочет. Матушка-Богородица, напомни обо мне, о Божьей рабе, моему милому рабу Егору. Чтоб он тосковал, на мыслях бы держал, сох и скучал. Как яблоко сохнуть будет, так и раб Егор меня не забудет, ни через час, ни через день, ни через год. Не видел бы он забот, как по мне скучать, при всяком случае увидать. Пусть же все так и будет, и мил-милок меня не забудет. Аминь. Аминь. Аминь».
– Это что такое? – спросил Егор. Ему было явно не по себе.
– Заговор, – просто ответила Туся, отпивая кофе, как будто она говорила о самых обычных вещах. – Тот самый, которым мы тебя приворожили. И теперь я все больше понимаю Лизу.
– Понимаешь в чем?
– Да в том, что сначала она не хотела никакого колдовства. Это ей Зарема предложила, а сама бы она никогда не решилась. Она говорила, что это грех и что, если нам не суждено, мы все равно не будем счастливы. Все так и получилось.
– Не надо так, Туся, – мягко сказал Егор. – Не говори того, о чем потом пожалеешь.
Он склонился к ней, притянул за шею и поцеловал в самые губы. Туся так растерялась, что даже не сразу стала вырываться.
– Ты что, с ума сошел? Здесь же люди кругом! Она оттолкнула Егора и ударила по руке – не больно, но хлестко, так, что остался красный след.
– Тогда пошли туда, где нам никто не помешает. – Ее отпор ничуть не смутил Егора, он держал ее за руку и говорил, как пьяный.
– Никуда я с тобой не пойду, – разозлилась Туся. – Я с тобой о серьезных вещах говорю, а ты начинаешь целоваться как ни в чем не бывало. Нельзя с тобой по-человечески!
Она повернула голову к стеклянной двери кафе, потому что вдруг ей показалось, что за ними кто-то наблюдает, но там никого не было.
– И вообще мне пора, – строго сказала она. – А если ты забыл, то я напомню: из-за тебя я попала в больницу. Из-за тебя чуть не сорвалась моя премьера. Я вообще не должна была разговаривать с тобой после этого!
Туся•встала, со скрежетом отодвинув стул, и решительно направилась к дверям. Егор не бросился за ней, потому что никогда ни за кем не бегал, и очень этим гордился. А она вышла на улицу с гордо поднятой головой, все дальше и дальше уходя от своего грустного прошлого, от обид и от Егора. Вдруг Тусе опять показалось, что кто-то украдкой наблюдает за ней. Она пару раз оглянулась, но прохожие сновали туда-сюда, и никому не было до нее дела.
«Показалось, – решила Туся. – Ни за что больше не буду встречаться с Егором. Это из-за него я стала такой мнительной».
4
В понедельник на уроке математики, когда учитель что-то вдохновенно объяснял, кроша мел о доску, Туся витала в других мирах. Она ни секунды не слушала того, что говорил преподаватель. Еще бы – у нее происходят такие значительные события в личной жизни, ей не до глупых синусов и косинусов. Она задумчиво рисовала на полях сердца и вензеля, когда Лиза толкнула ее в бок и спросила:
– Что, уже влюбилась?
Туся посмотрела на нее затуманенными глазами и загадочно улыбнулась.
– А что, заметно?
– Конечно, заметно, – кивнула Лиза; – Вон какой ты красивой стала.
И действительно, лицо Туси посвежело, как будто его все время освещала луна, движения стали плавными, без жеманства, а голос – проникновенным и глубоким.
– А мне кажется – наоборот, – заспорила Туся. Человек становится красивым, когда в него кто-нибудь влюбится. Как будто он подпитывается чужой энергией.
Учитель математики строго посмотрел на них поверх очков, и подруги замолкли.