— Ты еще не забыл наш язык? — спросила она.
— Я его никогда не забуду! — пролепетал он.
— Тогда слушай меня внимательно. Помнишь, бабушка Катушка сказала: лучшие сказки те, что рассказывают нам звезды — они светятся по утрам капельками росы? Так вот, сегодня утром на нашем кустике вдруг засияла необыкновенная росинка. Она переливалась и сверкала словно крошечная радуга, а когда Паучок сказал: «Уж не звездная ли это сказка?», росинка вспыхнула еще ярче и промолвила: «Вы угадали, сеньор Паучок, только я не целая сказка, а всего лишь частичка, самый конец вашей истории о Теньтене и сестрице Эхо. Меня послали к вам звезды — они в ту ночь тоже слушали вашу сказку и благодарят вас за нее, хоть им все было известно еще раньше, намного раньше, чем это даже произошло. Благодарят же они вас за то, что вы запомнили и сохранили эту историю, а потом не поленились, собрались все вместе и рассказали ее Завитку, с ним она теперь снова вернется к людям. Но представляете какой поднимется рев, если все мальчики и девочки начнут оплакивать сестрицу Эхо, которая к тому же вовсе и не погибла...»
— Как! Сестрица Эхо жива?! — воскликнул Завиток.
— Жива, жива! — улыбнулась бабушка Жасминна.— А поселилась она, оказывается, не на небе, не в горах и не в лесах, а у Теньтеня в сердце! И очень вовремя, потому что сердце, в котором нет эха, постепенно превращается в камень, и от такого человека, хоть он и доживет иногда до глубокой старости, никому ни радости, ни тепла, ни света... Ты плакал, значит, в твоем маленьком сердечке уже поселилось эхо. У людей это называется Совесть, но разве дело в названии?
Ранней весной, когда Завиток впервые переступил порог дома и выбежал в сад, на знакомом кустике вместо бабушки Жасминны он увидал маленькую улиточку, похожую на Барбариску. Прилепившись на самой верхушке, она тихонько пела, радуясь солнцу, весне и жизни.
— Здравствуй, Барбариска! — крикнул ей Завиток.
— Меня зовут Веснушка,— отвечала улиточка.— Барбариска — моя мама. Они с бабушкой Жасминной купаются на лугу в цветах... А откуда ты знаешь наш язык?
— Как же мне его не знать, если я жил на этом кустике!
Расспросив обо всех, он помог ей спуститься с веточки и побежал по аллейке. Потом отворил калитку, вышел за ограду и зашагал вдоль Ручья, который узнал его и побежал рядом.
Начиналась новая жизнь, и Завиток спешил найти друзей, а это в общем-то совсем нетрудно, когда идешь к ним с открытым сердцем...
В том краю, где произошла эта история, когда-то давно-давно жили страшные джинны, злые духи и ведьмы. Теперь их уже, конечно, нет, но многие родители из предосторожности до сих пор называют своих детей такими именами, на которые злые духи, да и люди тоже, не обратили бы внимания. Например, Хокирох, что значит Придорожная пыль, или Хошок— Сухая прошлогодняя трава. Поэтому, когда в одной семье родился мальчик, мама предложила назвать его Горошком — мол, у кого поднимется рука обидеть человека с таким именем!
— Ни за что! — возразил отец.— Назовем его Рустам, вот имя так имя!
— Но ведь Рустам был богатырь. А вдруг он не выйдет ростом, и будут все смеяться над ним.
— Как назовешь, таким и вырастет! — сказал отец.
Рос Рустамчик очень смышленым, послушным и любознательным мальчиком, но вот досада — десяти годам он был чуть выше табуретки, и мама, когда не слышал отец, все равно называла его по-своему — Горошком. Пожалуй, и мы будем его так звать, пока он не вырос и не совершил никаких подвигов.
Друзей среди сверстников из-за его маленького роста не было, а с малышами ему самому было неинтересно. С утра до вечера возился он с кошками, да ещё со старой черепахой, жившей у них во дворе на клумбе, и очень скоро научился понимать их язык. Как-то заболела у соседа коза. Горошек что-то шепнул ей на ухо, и коза все рассказала ему, где и что у нее болит. Козлиный врач очень удивился, выписал рецепт, но коза рецепт съела и опять замекала. «Что онa там мекает?» — спрашивает Козлиный врач. «Она мекает, что врач ничего не кумекает,— перевел Горошек.— Ей не надо никаких таблеток, она на травку просится». Коза жила на пятом этаже на балконе, еще бы ей не затосковать. Вывели ее на травку — болезнь как рукой сняло.
Да, Горошек был необыкновенный ребенок, но сам он этого еще не понимал, а взрослые всегда все узнают в последнюю очередь.
Однажды в город, где жил Горошек, приехал цирк. На афишах был изображен богатырского сложения человек, лысый, с волосатой грудью и такими мощными бицепсами, грудной клеткой и шеей, что него страшно было смотреть. Подпись внизу гласила:
ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ!
НЕПРЕВЗОЙДЕННЫЙ!
УКРОТИТЕЛЬ ТИГРОВ, ЛЬВОВ И НОСОРОГОВ!
ПОВЕЛИТЕЛЬ УДАВОВ, ПИТОНОВ И ТРИТОНОВ!
ЗНАМЕНИТЫЙ МАЭСТРО — ТИГРАНПОЛОСАТ!
В первый же день мальчишки всей улицей отправились в цирк, где видели и Горошка — он сидел чуть ли не в первом ряду, но куда он потом девался, никто не заметил. Горошек же после представления форменным образом исчез. Мама и папа подняли всех на ноги, обыскали весь цирк и сквер вокруг него, заглянули в каждую щелочку, куда мог провалиться Горошек, но его нигде не было. Фотографию Горошка показывали по телевидению — «Пропал мальчик», мама день и ночь плакала, а папа даже потребовал, чтобы всех удавов Тигранполосата просветили рентгеном, но и внутри удавов Горошка не оказалось.
А между тем, с ним приключилась удивительная история, которую я вам сейчас и расскажу.
Итак, началось представление. По команде Тигранполосата косматые львы и тигры с недовольным рычанием взбирались на тумбы, становились на задние лапы и прыгали в горящее кольцо. Потом, уложив их вплотную друг к другу, Тигранполосат с гордо поднятой головой прошелся по ним, как по бревнам, и наконец дернул за хвост самого страшного из них.
Публика была в восторге, громче всех хлопал и кричал Горошек.
Во втором отделении выступали иллюзионисты и клоуны, акробаты и канатоходцы, но Горошку все это было неинтересно — он ждал выхода Тигранполосата. И когда под конец тот снова появился на сцене, весь обвитый удавами и питонами, тут ему и пришла в голову мысль: спрятаться после окончания представления и посмотреть, как Тигранполосат дрессирует животных, что они у него такие послушные.
Сказано — сделано. Горошек юркнул под сидение, а когда публика разошлась, потихоньку выбрался оттуда, прошмыгнул под занавесом, откуда артисты выходят на арену, и оказался во внутренних помещениях цирка.
Но то, что он увидел...
Тигранполосат метался между клетками, словно разъяренный зверь.
— Распустились! — гремел он.— Рычать! На меня! Самого Тигранполосата!
Каждое слово он сопровождал взмахом длинной извивающейся плети, которая щелкала и свистела в воздухе.
— Папочка, ты же устал, давай я! — раздался нежный заботливый голосок.
И Горошек увидал девочку-толстушку в коротком платьице с бантом на голове. Взяв плеть из рук Тигранполосата, она со злорадной улыбочкой принялась хлестать тигров и львов, которые от страха забились в самый угол клетки.
— Рычать на моего папулечку? На моего Тигранполосатика? — приговаривала она.
Горошек весь задрожал от негодования и уже хотел броситься спасать зверей от этой кровожадной девчонки, но тут она сама отшвырнула плеть и, топнув своей пудовой ножкой, крикнула:
— Надоело!
— Что, что надоело? — бросился к ней любящий папаша.
— Надоело быть Сонькой! Хочу, как ты: Всемирноизвестная! Несравненная! Укротительница и повелительница — Сюзанна со своим аттракционом!
— Все слышали? — крикнул маэстро.— С этой секунды кто назовет мою дочь Сонькой, будет высечен плетью из кожи гиппопотама! Теперь она Сюзанна!... И кого же ты хочешь дрессировать? — спросил он.— Крокодилов? Бегемотов? Акул? Говори, не стесняйся— из-под земли достану для родной дочери.
— Бабочек,— с улыбкой ответила Сюзанна.
У Тигранполосата от изумления брови полезли на лоб.
— Бабочек?!
— Да, папочка! Во-первых, полная безопасность. Во-вторых, грация и гармония. В-третьих, этого еще нигде и никогда не было. Бабочки под куполом цирка! Самый оригинальный аттракцион в мире!
— А ты уверена, что они поддаются дрессировке?
— У меня свинья запоет, соловей захрюкает.
— Мой характер! — похвалил Тигранполосат. Вот только… Где их взять?
— Не беспокойся, папулечка! — ответила Сюзанна.— Я все предусмотрела. Не зря же я настаивала на гастролях именно в этот захолустный городишко, где самые несладкие пирожные, самые худые торты, а мороженое из ослиного молока! Но зато всего в ста километрах отсюда есть лес Горячего ручья, где никогда не бывает зимы. В этом-то лесу и водятся самые красивые на земле бабочки, каких нет ни в Индии, ни в Африке, ни в Китае, ни на Луне. Вот их я и буду дрессировать!
— Прекрасно … Мухобой! — крикнул Тигранполосат.
Перед ним, как из-под земли, вырос громила, увешанный водометами, мышеловками, липучками и мухобойками. Это был его личный телохранитель.
— Я здесь, маэстро!
— Слушай мой приказ... Скупить все сети, сачки, крючки! Снарядить экспедицию. Через три дня отправляемся в лес Горячего ручья за бабочками.
Сюзанна открыла футляр от скрипки из него огромную английскую булавку.
— А дрессировать их я буду вот этой булавочкой!
Горошек бежал ровно три дня три ночи. Переплыл семь речек, вскарабкался на двенадцать горок, скатился с двадцати одного откоса. Он бежал по пескам, солончакам и такырам[1]. Спрашивал дорогу у птиц, у ящериц, у оленей-хангулов. И все звери, как один, узнав, куда он спешит, указывали ему путь, провожали и охраняли, чтобы какой-нибудь глупый шакал не напугал Горошка, или медведь не утащил его вместо живой говорящей игрушки своим медвежатам. Всю дорогу, спасая Горошка от жары, его сопровождало облачко, а когда оно испарилось, над ним по очереди, сменяя друг друга, летели белые цапли. Тень от цапли была маленькая, но Горошку вполне хватало.
И вот прибежал он в лес Горячего ручья. Это был чудесный лес с невиданными цветами, теплыми источниками и оплетенными диким виноградом гротами. Но Горошку было не до красот. Он так устал, что, едва вбежав в лес, упал без сознания, и бабочки целый час хлопотали над ним, приводя в чувство. Они напоили его нектаром, замазали медом ранки на ногах, присыпали пыльцой царапины на руках.
— Улетайте! — едва открыв глаза, прошептал Горошек. — К вам едет дрессировщик Тигранполосат со своей дочкой...
— Знаем, знаем! — запищали бабочки. — Ты нам уже все рассказал и какой он страшный, и какая, она толстуха, и что тебя зовут Горошком.
Оказывается, Горошек бредил, пока бабочки выхаживали его.
— Так почему же вы еще здесь?— удивился он. — Прячьтесь, улетайте!
— Ты уже можешь встать? — спросила небольшая, но очень красивая бабочка с зелеными глазами и яркими крыльями, словно бы обсыпанными разноцветными кружочками конфетти.
Горошек встал.
— Меня зовут Эрка,— сказала бабочка. — Раскрой ладонь…
Горошек вытянул вперед обе руки, и Эрка в знак высшего доверия к нему села на открытую ладонь.
Это был ритуал посвящения в друзья и своего рода испытание: если у человека черная душа, ладонь его сама собой сожмется в кулак, и бабочка погибнет, зато остальные будут знать с кем имеют дело.
Конечно же, Горошек сдал этот экзамен на пять с плюсом.
— Теперь иди за нами,— сказала Эрка.
Горошек пошел за бабочками, летевшими впереди него пестрой стайкой, и вскоре оказался на холмах, где цвели и благоухали, радуясь солнцу, маки и анемоны, ромашки и васильки, тюльпаны и лисьи хвосты. С самолета эти холмы должны были казаться огромными коврами, вытканными самой природой. На ночь они закрывались, а по утрам снова расцветали.
Но еще больше, чем цветы, поразили Горошка бабочки, которых здесь было, как звезд на небе. Одни парили, словно маленькие дельтапланы, другие порхали, третьи о чем-то шептались с цветами, четвертые обсыпали друг дружку пыльцой. Но, присмотревшись, Горошек понял, что это не шалости и не забавы. У каждой в руках, ну, то есть, в передних лапках, была или крошечная кисточка для опыления, или такая же маленькая леечка, а на поясе — баночки для нектара.
Отовсюду слышались песни бабочек:
Прямо перед собой он увидел маленький кустик фиалки. Видно, она только что расцвела — возле нее хлопотали сразу три бабочки: одна поила ее из хоботка, другая разглаживала ей платье, слегка помявшееся, пока фиалка сидела в бутоне, третья обмахивала ее крыльями, словно веером, и все трое распевали такими тоненькими голосками, что только Горошек и мог их услышать:
пролетая мимо, крикнула бабочка с крошечным самоварчиком в руках.
— Понимаешь, Горошек,— сказала Эрка.— Цветы — наши братья и сестры, не зря же нас, бабочек, называют живыми цветами. Они тоже живые. Правда, у них нет крыльев, чтобы лететь друг к другу, нет рук, чтобы обнять друг друга, нет слов, чтобы объясниться в любви, но у них есть душа, чтобы любить. А мы, бабочки, и есть их руки, крылья, слова и вздохи, и поцелуи. Без нас они просто умрут, как умирают все, кого лишают любви... Спасибо, что предупредил. Но мы никуда не улетим отсюда, это будет предательство...
— Но вы же потом опять вернетесь! — воскликнул Горошек.
Эрка грустно улыбнулась.
— Потом! Каждое утро расцветает новый цветок. Что он скажет, не увидев нас? «Улетели, а меня бросили!» И нектар мы ведь собираем не для себя — мы же не пчелы. Цветы помогают друг другу. Сильные делятся со слабыми, сладкие с горькими, а как передашь другу баночку с нектаром? Только через нас. И это еще не все, есть одна тайна, но тебе, я думаю, можно сказать...
Эрка перелетела на плечо Горошку и зашептала в самое ухо, щекоча его усиками:
— В нашем лесу растет необыкновенный, единственный в мире цветок, который называется...
Но тайна потому и тайна, что ее знают только двое. Поэтому давайте в этом месте заткнем уши, а ещё лучше —оставим на время Горошка и поинтересуемся, как идут дела у маэстро Тигранполосата и его ненаглядной дочки.
В том же городе, где и Горошек, жили два друга, Али и Вали, два усатых молодца, почти что близнеца, так они были неразлучны. Даже влюбились в одну и туже девушку. Но вот беда — оба они были страшные лодыри, поэтому отец девушки заявил им, что отдаст дочь за того из них, кто больше заработает денег — думал, хоть это заставит их взяться за ум. И не ошибся. Устроились Али и Вали собаколовами. У Вали уже пять рублей наличными, да три рубля на книжке. Али сберкассе не доверял — деньги хранил в чулке-джурабе[2], уже семь рублей с копейками накопил.
Их-то и приметил телохранитель Мухобой, когда они с куском ливерной колбасы и дырявым сачком охотились за какой-то бездомной дворняжкой.