Только мы вошли в лес, как у нас прямо из-под ног с шумом поднялись белые птицы, похожие на небольших кур.
– Хвойные куропатки, – сказал папа Алешке.
– Они съедобные?
– Еще какие! – успокоил его папа.
Мы вышли на открытое место, вроде полянки, и папа с трепетным вздохом опустил рюкзак у ног. И стал ходить кругом и, воздымая руки, вскрикивать от восторга:
– Здесь стояла наша палатка! Здесь мы делали навес для продуктов. А тут был наш очаг.
Действительно, в одном месте были выложены кольцом круглые булыжники, и внутри этого кольца сохранились еще старые угли.
Потом папочка с криком умиления подобрал какой-то гнилой сучок и стал трогательно уверять нас, что это колышек от их палатки. Еще немного – и на глазах его показались бы скупые мужские слезы. Но он собрался и взял себя в руки. Распускаться было некогда. Близилась ночь. И надо было устраивать ночлег и готовить ужин.
И мы дружно взялись за дело. Папа сказал нам, чтобы мы ломали лапник для палатки, и показал, как его укладывать, чтобы получился упругий матрас. И на этот матрас мы поставили палатку, туго натянув растяжки.
И сразу же нырнули в нее и развалились на полу. Было очень удобно и мягко, и от острого запаха хвои даже слезились глаза. Как у папочки.
Но он не дал нам валяться и велел заготавливать дрова. Дров было сколько угодно. Кругом стояли сухие деревья, и мы стали обламывать с них сучья.
А у папы уже трещал костер в старом очаге, и мама жарила на своей любимой антипригарной сковородке яичницу из яичного порошка и готовила кофе с сухим молоком. Но предупредила, что утром все равно будет гречневая каша. Куда-то же ее надо девать. Лучше в нас, сказал папа, чем в таз.
– Разговорчики! – сухо предупредила мама и постучала деревянной ложкой по краю сковороды.
И вот мы все сделали и сели ужинать. У нас был еще батон хлеба и немного сливочного масла. Мы сделали себе по бутерброду, и ужин получился на славу.
За всеми делами мы не заметили, как стемнело, и нас окружила тихая ночь. Только иногда плескалось внизу неугомонное море и шумела над головой какая-нибудь птица.
– Утка, – восторженно шептал папа или с таким же восторгом говорил: – А это кто – не знаю.
А Алешка при этом прикрывал ладонью на всякий случай кружку с чаем.
Потом мы с папой сходили к морю проверить лодку. Все было в порядке. Начался отлив, вода стала отступать от берега. Лодка натянула швартов и улеглась отдыхать на песок, будто тоже устала от трудного плавания.
Мы пошли к костру и остановились на краю поляны.
– Смотри, как красиво, – шепнул мне папа.
Я понял, что он хотел сказать: черный ночной лес и огонь в ночи, и пламя костра озаряет ветки ближайших деревьев и маму с Лешкой, таких маленьких в бескрайнем лесу на берегу бескрайнего моря, и маленькая темная палатка – такая уютная и желанная – как родной отчий дом. И все вокруг почему-то кажется родным и близким, будто не только папа, а все мы вернулись туда, где когда-то были очень счастливы...
Мы подсели к костру, и папа стал набивать патронташ патронами. Снарядил магазин и вставил его в ружье. А еще три патрона положил в карман куртки. Потом повесил ружье рядом на сучок, и мы сидели просто так у костра и смотрели в огонь, и ворошили рубиновые угли, и подкладывали дрова. И папа закурил свою любимую походную трубку. И мама ничего ему на это не сказала...
А я старался не думать о том, почему папа так заботливо подготовил ружье.
Потом Алешка стал клевать носом, и мы пошли устраиваться в палатку. Папа и мама легли по краям, и папа положил рядом с собой ружье. Потом задернул у входа сетчатый полог от комаров и загасил свечку.
Чирикнула спросонок какая-то птичка, прошумел по веткам ветерок.
– Спокойной ночи, – сонно сказал Алешка. И добавил: – Да, а квартиру-то мы заперли? – и уснул.
Глава IX
Тревожная ночь
Ледяная тишина вползла в палатку. Я лежал с открытыми глазами и вспоминал, как мы, совершенно сонные, «непроспатые», выносили вещи к подъезду, как грузились в такси, как пахло от неубранной помойки, как было холодно ранним утром, когда даже птицы еще спали в теплых гнездышках и на карнизах... Но никак не мог вспомнить, как мы запирали квартиру...
Среди ночи я понял, что родители тоже не спят. Думают, вспоминают. Один Алешка спал. Устроил нам развлечение и беззастенчиво дрыхнет! А мы страдаем...
Папа виновато сказал:
– Ключи-то у меня, в бумажнике. А вот как я запирал квартиру, совершенно не помню.
– Ну да, – холодно сказала мама. – Полнолуние не учел.
И они замолчали. И уже под утро папа решительно сказал:
– Ерунда это все. Такие вещи делаются машинально. Ведь не помнишь же ты, как выключила утюг...
Мама вскочила и стала собираться. Утешил папочка!
Он схватил ее за руку:
– Не имеет никакого смысла. Особенно, если ты действительно не выключила утюг. Здесь у нас по крайней мере есть хоть крыша над головой...
Мама вздохнула и легла.
И настало раннее утро. И папа, вздохнув, сказал, что пора идти за добычей, на рыбалку, и стал будить Алешку. Тот долго отбрыкивался, но, когда мама напугала его гречневой кашей, первым вылетел из палатки.
На улице было очень свежо. И очень сыро от обильной росы. Она даже висела на растяжках палатки голубыми каплями, в которых искрилось солнце.
Не замечая этой красоты, папа стоял у кострища и задумчиво скреб затылок:
– Кто же все-таки закрывал квартиру?
– Мама, – сказал Алешка, натягивая на ногу резиновый сапог. – Я вспомнил.
– Точно? – еще не смея радоваться, спросил папа.
– Точно-преточно, – подтвердил Алешка. – Я стоял рядом, когда она запирала дверь. Она еще попросила подержать ее сумку. А потом отдала ключи тебе...
Мама молниеносно выхватила из папиных брюк ремень. Но Лешка еще быстрее, прямо в одном сапоге, отскочил за дерево и выглядывал оттуда, как нашкодившая нахальная обезьянка.
– А утюг? – с надеждой спросил папа, придерживая штаны. – Не помнишь про утюг?
– Помню, – Алешка выглянул с другой стороны ствола, следя за мамой внимательным взглядом. – Мы в тот день его вообще не включали. Мама сказала: отглаживаться будем, когда вернемся.
Мама села на поваленное дерево и захохотала сквозь слезы, утирая их папиным ремнем.
Алешка без опаски вышел из-за дерева.
– Ну, все? – сказал он, натягивая второй сапог. – Пошли за рыбой?
Мама достала зеркальце и стала искать новые седые волосы в своей прическе и красить глаза, а мы взяли снасти и пошли на море.
Так началась на берегу Белого моря наша жизнь, полная борьбы и тревог. Потому что нам каждый день приходилось бороться за существование и потому что ни один день не обходился без приключений. И без того, чтобы мама не начинала пересчитывать седые волосы и собирать вещи, чтобы немедленно ехать домой.
Я уже не говорю о комарах, волках и бандитах. Впрочем, об этом речь впереди. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается...
В тот день мы наловили полную лодку камбалы. Такая большая, плоская, скособоченная рыба. Когда мы, гордые и довольные, вывалили ее у костра, мама посмотрела на рыбу, на сковородку и сказала:
– В следующий раз такую крупную не берите. Ловите по размерам сковороды. Ясно?
Куда уж яснее. Будто мы рыбу в магазине берем...
Глава X
«Летучий голландец»
День прошел очень быстро, как-то незаметно. В хозяйственных хлопотах. Мы обустраивали лагерь, запасали дрова, чтобы они всегда были под рукой. Сделали на дереве навес и сложили на него продукты, чтобы не добрались мыши. Подобрали на берегу подходящие доски, выброшенные морем, и соорудили обеденный стол и скамейки. А папа нашел в лесу старый лосиный рог. Такой огромный и позеленевший, что из него получилось кресло.
И папа сказал:
– В этом кресле за вечерним чаем будет сидеть тот, кто особенно отличится за день.
И тогда мама сказала:
– Я уже отличилась – обед приготовила!
И мы уселись за стол. Это был обед! На первое – свежая грибная лапша с вермишелью, на второе – свежая жареная рыба, а на третье – свежезаваренный чай с иголками и свежим черничным вареньем.
После обеда папа не дал нам отдохнуть, а усадил вокруг костра и устроил инструктаж по технике безопасности.
– Первое правило: ни в лес, ни в море поодиночке не ходить. Второе: куда бы ни шел – всегда в кармане должны быть спички и нож. Третье: в трудную минуту не паниковать, подумать и действовать. Четвертое: медведю всегда уступать дорогу...
И так далее. Даже про мокрую обувь не забыл – чтоб сразу же переобувались в сухое.
– ... Змей за хвосты не хватать... Алексей, что я сказал?
Алешка так заслушался, что незаметно задремал. Он вскинул голову, поморгал и повторил:
– ... Да... Прямо сейчас... Обязательно... Не беспокойся...
– А конкретно? – строго настоял папа.
– Ну... Змеям уступать дорогу... Медведей за хвост не таскать... И это... Спички и нож чтоб всегда сухие...
Мама хихикнула, а папа согласился:
– По существу, верно.
На том инструктаж и завершился. Но когда мама с Алешкой взяли котелок и отошли за черникой, папа добавил специально для меня:
– Вот что, Дима... Алешку – ни на шаг одного не отпускай. А я буду маму подстраховывать. – И повторил слова участкового. – Если увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное, сразу сообщай мне.
– Ты думаешь, – взволновался я, – эти бандиты идут по нашему следу? И не отстанут от нас?
– Не знаю. – Папа задумчиво поворошил угли в костре. – Но нужно быть готовыми к борьбе. Жаль, что у нас только одно ружье.
Во как! Раньше: не смей прикасаться к ружью, а теперь...
– Завтра будешь учиться стрелять. Для охоты, – он многозначительно посмотрел на меня. Подумал. – И вот еще что: всегда поддерживай меня, если я что-нибудь странное предложу. Понял?
Я не понял, но кивнул. Чтобы не думал, что с дураком связался. Тем более, что его мужское доверие было мне очень приятно.
Свечерело. Но было светло – белые ночи.
Вернулась мама с черникой.
– А где Алешка? – равнодушно спросил папа.
– Там, – мама кивнула в сторону моря, – на вечерний океан любуется.
Папа мне подмигнул, и я, собрав грязную посуду, пошел к морю.
Алешка сидел на большом плоском камне, еще теплом от дневного солнца. Он пристально смотрел в белую даль, где вода совсем незаметно сливалась с небом, и казалось, острова висят прямо в воздухе. Отражаясь в зеркальном море, они были похожи на круглых ежей – ощетинились острыми верхушками елей, как иголками, во все стороны, и вверх и вниз. И чайки пролетают над ними и под ними.
– Пошли домой, – сказал я, покончив с посудой. – Холодно уже.
Мы вернулись в свой лагерь, который издалека светил нам костром сквозь гущу деревьев.
Папа лежал у огня на своей любимой телогрейке. Мама наводила порядок в палатке перед сном.
Алешка привалился к папиному боку. Задумался. Потом спросил:
– А кто такой Летучий голландец? Человек? Или летчик?
Папу только спроси. Потом не остановишь.
– Корабль, – сказал он. – Таинственный.
– Я так и думал. А он старинный?
– Очень, – усмехнулся папа. – Был в давние годы такой капитан. Звали его Берент Фогт...
– Я же говорил – человек, – поправился Алешка.
– Не спеши менять мнение... И он был капитаном красивого и быстроходного корабля...
– Ну, я же говорил – «Летучий голландец». А дальше?
– И вот однажды он завершал очередное плавание. И вдруг ночью вахтенный матрос увидел в море зарево. Это горело какое-то судно. Пламя охватило уже мачты и паруса, весь такелаж...
– Такелаж? – удивился Алешка.
– Ну, так называются все снасти парусного корабля. А ты что думал?
Алешка не смутился:
– Я думал, это когда женщина лицо раскрашивает.
– Макияж, – уточнила из палатки мама.
– «Джанетта поправляла такелаж», – процитировал Алешка. – Не так, что ли?
– Откуда ты знаешь? – удивился папа.
– Мне капитан МРБ пел. Вообще-то, – признался он, – не очень приличная песня. – И сразу же переложил руль на другой курс. – А дальше?
Папа поправил очки, раскурил загасшую трубку.
– В яростном свете огня было видно, как несчастные матросы пытаются спустить на воду уже тлеющие шлюпки, как, охваченные пламенем, они бросаются в отчаянье за борт, где становятся добычей кровожадных акул... Главный закон моря...
– ... Подавать гудки в тумане, я знаю, – опять врезался Алешка.
– Главный закон моря, – строго поправил его папа, – всегда идти на помощь терпящему бедствие экипажу. Даже с риском для собственного корабля и команды... Но Берент Фогт очень спешил на родину – там ждала его любимая невеста. И он приказал – добавить парусов, сам стал к штурвалу и прошел мимо гибнущих людей, которые молили его о спасении...
– Не может быть! – ахнул Алешка. – Ну ему потом за это было! – злорадно добавил.
– Было! – улыбнулся папа. – Эта древняя легенда гласит, что боги, разгневанные таким бесчеловечным поступком капитана, сурово наказали его: осудили на вечные скитания по морям. И вот уже много-много лет бродит по волнам корабль-призрак – «Летучий голландец». И никогда не может пристать к берегу. По преданию, если он встречается кому-нибудь в море, особенно если удается разглядеть стоящего за штурвалом бородатого Берента Фогта в черном плаще, то эта встреча предвещает какую-нибудь опасность.
– А невеста? – спросила мама, высунув голову из палатки и хлопая себя по лбу – комара прибила.
– А невеста? Невеста долго ждала своего жениха. Каждый день она шла на берег и часами стояла на самом краю самой высокой скалы и смотрела в даль моря – не покажутся ли знакомые паруса... И ждала, ждала – пока не окаменела от горя. Говорят, в Голландии есть на берегу такой камень – очень похожий на застывшую в вечном ожидании женщину...
– Вот это да! – сказал Алешка.
А я подумал – неспроста он затеял этот разговор. Не зря приставал к папе с расспросами. Но зачем? Вообще-то, он любит перед сном немного побояться. Чтобы крепче спать.
Папа с мамой спустились к морю – полюбоваться полной луной. Как она отражается в уснувшей воде. Как бежит от острова к берегу лунная дорожка. И как она играет бликами, когда ночной ветерок поднимает легкую рябь.
Это все папа маме наобещал. Чтобы она не сбежала раньше времени домой. Или на северный берег южного моря.
А мы с Алешкой луну смотреть не пошли. Забрались в палатку и зажгли свечу в подсвечнике, который папа очень красиво сделал из консервной банки.
Алешка долго копался в своем рюкзачке, что-то там перекладывал, перепрятывал, потом дунул на свечу, вздохнул и сказал мрачно. По секрету.
– Я этого Голландца сегодня видел.
– Где? – опешил я.
– Ну в море, где еще?
Конечно, в море. Не в миске же с лапшой.
– А что же ты папе не сказал?
Алешка убедительно хмыкнул:
– Еще чего! Ему только скажи – он тут же маме доложит. А она сразу вещи начнет собирать. – Поворочался, устроился поуютнее. И мечтательно добавил: – А я не хочу уезжать. Мне здесь нравится... Звезд полно, и в море и в небе... Зубы два дня уже не чистил... И руки не мыл.
Он зевнул так, что у него зубы лязгнули. Нечищенные два дня.
– Не спи, – я толкнул Алешку в бок. – Рассказывай. Что ты видел?