– Видел, как лодка прошла...
– Какая лодка? Парусная?
– Нет... Похожая на «Чайку»... Только без названия... А на корме Голландец этот сидел... Точно, как папа рассказывал... В черном плаще и в черной бороде... И с ним еще кто-то...
– Подумаешь, – сказал я с облегчением, – рыбаки какие-то проплыли за черникой.
– Ага, – сквозь сон пробормотал Алешка. – Рыбаки с ружьем... И исчезли как привидение... До крайнего острова дошли и пропали...
Больше я от него ничего не смог добиться.
Вот он всегда так: напугает всех, а сам уснет.
Я еще подумал, подумал – и тоже уснул. В тревоге. А они там луной любуются...
Глава XI
В поход за золотом
Утром, когда мы умывались на берегу, я спросил у папы:
– А что это за крайний остров? Там что-нибудь интересное есть?
– Да ничего особенного, – папа передал мне полотенце. – А за ним еще один остров, поменьше. Волчий называется.
Вот так! Все ясно! Они нас все-таки выследили. Если бы лодка прошла между этими островами, Алешка бы ее снова увидел. Значит, эти рыбаки с ружьем спрятались где-то там и наблюдают за нами. Выбирают удобный момент.
Отдохнули, называется.
Но папе я ничего не сказал, Алешка прав: прикажет сматывать удочки. На северный берег.
– Надо бы как-нибудь сплавать туда, на этот островок, – деловито предложил я. – Ознакомиться.
– Конечно, сплаваем, – согласился папа.
– С ружьем, – уточнил я.
– Конечно, с ружьем. Там гуси могут быть.
Вот именно. Чернобородые. В плащах...
– Когда за золотом пойдем? – поинтересовался Алешка за завтраком. – На разведку.
– Да хоть сейчас, – сказал папа, набивая трубку.
Я подумал: а как же бандиты? Ведь как только мы уйдем, они сразу же разграбят наш лагерь. А потом успокоился – зачем им наша гречка? Они лучше дождутся, когда мы самородок отыщем...
И мы стали собираться в поход.
А мама сказала, что она останется дома и приготовит хороший ужин, чтобы мы, усталые и голодные...
Но папа твердо ее перебил:
– Пойдешь с нами. Нечего от коллектива отделяться.
И я тут же добавил, вспомнив наш уговор:
– Если не пойдешь, мы тебя твоей доли лишим.
– Подумаешь, – сказала мама, которой очень хотелось, чтобы ее поуговаривали, – мне папиных жемчугов хватит.
Но тоже стала собираться. Как в театр: начала красить свой «такелаж», причесываться, свитер поменяла. А папа с усмешкой на нее поглядывал. Особенно, когда она свою вязаную шапочку набекрень сдвигала.
Наконец мы собрались и выступили в поход.
Сначала шли лесом, по компасу, на который папа все время поглядывал как на шпаргалку.
И было очень трудно. Земли здесь нет, одни камни, и деревья за них держатся из последних сил. А как задует ветер, они падают, и получается сплошной бурелом – лежат, задрав сучья и корни как рукастые чудовища, – попробуй продерись через них. Папа даже иногда топором дорогу прокладывал.
Некоторые стволы, которые уже давно упали, заросли черникой и всякими лишайниками – наступишь на него, и вся нога по колено проваливается в гнилую труху. И иногда злобно шипит внутри прогнившего ствола потревоженная гадюка. Мама при этом вздрагивает, а у Алешки глаза загораются. А папа на него бросает строгий напоминающий взгляд: змей и медведей за хвосты не таскать!
Потом, немного отдохнув, мы пошли по болоту. И стало еще труднее. Папа сказал: идти за ним по очереди, «след в след», ни на шаг не сворачивать. А никто и не собирался. Никому это болото не понравилось. За ноги хватает, чавкает, пузыри вонючие пускает. И небось дна у него нету. Изредка только попадаются кривые деревья, на которых путаными бородами висит серый мох.
Наконец болото кончилось и мы ступили на твердую землю. Вернее, на каменную подошву бескрайней скалы.
Здесь папа объявил привал, разыскал невдалеке лужицу, из которой мы набрали воды для чая, и сели его пить с сухарями и кусочками засохшего еще в поезде сыра.
– Недалеко уже, – сказал папа, отставляя пустую кружку. – Сейчас в горку поднимемся, а там рукой подать.
– А чего сидим тогда? – нетерпеливо возмутился Алешка.
– Сил набираемся, – вздохнула мама, – перед восхождением.
И с тоской по южным морям посмотрела на скалу. Она круто уходила вверх, вся из одного сплошного камня. И на ней почти ничего не росло, только в трещинах курчавился бедный неприхотливый лишайник.
Алешка сидел, прислонившись к папиному плечу, и вслух, загибая пальцы, прикидывал, на что он потратит золото. Прямо завтра. Обязательно.
– Не хватит, – безжалостно сказал папа, когда Алешка закончил свой перечень и, разглядывая по очереди сжатые кулаки (видно, жалел, что пальцев на руках всего десять), припоминал, что бы еще прикупить.
– На это все, – добавил папа, – никакого золота не хватит. И не мечтай.
Алешка с сожалением разогнул один палец.
– Ладно, – со вздохом уступил он немного, – теплоход с гудком все-таки куплю, а зажигалку тебе – в другой раз. Потерпишь. До следующего клада.
И встал решительно:
– Пошли. А то нас еще обгонят. Кепки в майках. Голландцы всякие.
Я украдкой оглянулся на болото. Там было тихо и пустынно. Только снова защебетали напуганные нами мелкие птицы.
Надеюсь, след наш затерялся. В лесной и болотной глуши.
А если нет? А если проверить?
И я наклонился и стал сдергивать с ноги сапог:
– Идите, я вас догоню – шнурок порвался.
– Ладно, – сказал папа, – поднимайся за нами на вершину, вот к той березке. Мы тебя там подождем.
И не подумал: а какие же на сапогах бывают шнурки?..
А может, подумал, да не сказал?..
Мое семейство, сопя и вздыхая, полезло в гору. Как железнодорожный состав. Папа локомотивом, маму за руку тянет, а она – Алешку.
А я еще подергал сапог для виду и шмыгнул за поваленное дерево. Улегся, высунул из-за него голову и стал наблюдать.
Сначала все было спокойно.
Потом вдруг испуганно, предупреждая друг друга об опасности, вскрикнули и замолкли птицы. Вспорхнули и разлетелись. Я еще ниже пригнул голову. Еще сильнее затаился. Даже дышать забыл.
Потом выбежала из-за дерева серая собака, оглянулась и скрылась за дальними кочками. А за ней протрусили еще две, тоже озираясь, насторожив уши и низко опустив носы.
Потом дрогнуло дальнее деревце, будто кто-то задел его плечом. И послышались тихие голоса. Ругательные. А вместе с ними – чавканье шагов по болотной жиже.
И появились вдали две фигуры, бредущие друг за другом по нашему следу. Впереди шел тот самый Филин (в кепке и майке, а на самом деле – в телогрейке и сапогах), а за ним бородатый Голландец в черном старинном плаще.
Я перевел дыхание и приготовился рвануть наверх, к папе и его надежному ружью.
И тут послышался его дальний оклик:
– Дима!
Голландец вздрогнул от неожиданности, оступился, ахнул и рухнул по пояс в трясину. Филин обернулся и бросился ему на помощь. Когда они сцепились руками и Филин стал тянуть Голландца из болота, тот уже оказался затянутым почти по грудь. За секунды.
Меня так и подмывало выскочить из укрытия, осторожно подбежать к ним и чуточку помочь Филину. Толкнуть его в спину.
Но, конечно, я не совершил этого полезного, но некрасивого поступка. Не так воспитан. Хотя он избавил бы нас от многих опасностей.
Да я бы и не успел – Филин уже вытянул Голландца на тропу вместе с его старинным плащом, который оказался старым байковым одеялом, накинутым на плечи.
Они оба стали ругаться. Соскабливать с себя вонючую болотную грязь.
– Дима! – снова послышался с горы уже встревоженный папин зов.
Бандиты резко обернулись и, не сговариваясь, скрылись в лесу.
Я подождал немного и отозвался. И полез в гору.
Папа встретил меня на полпути.
– Что случилось? – тревожно спросил он.
Я все рассказал ему.
Папа помрачнел, поправил ружье на плече.
– Ладно, разберемся. Пошли к нашим, они волнуются.
– А собаки? – спросил я. – Они чьи? Ихние?
Папа улыбнулся. Моей наивности: дитя асфальта, хвойная куропатка.
– Собаки? – переспросил он. – Откуда же здесь собаки? Это волки, Дима. Настоящие. Но сейчас они не опасны.
Ага, подумал я, сейчас совсем другие волки опасны.
И мы полезли в гору.
Глава XII
Злая ведьма Лоухи
На плоской вершине скалы, нагретой солнцем, мечтали мама и Алешка. Смотрели на море, как оно раскинулось вдали. Широкое, неподвижное, застывшее. Будто тоже лениво грелось под солнцем.
Море было такое спокойное и красивое, что не верилось, будто оно может быть грозным и суровым. Будто оно может вздыбиться холодными и пенистыми волнами и броситься на берег.
Оно было – как накрытый белой скатертью стол. И на нем тарелками и чашками расположились острова. Тоже дремали под солнцем.
Один остров мне особенно понравился. Он был похож на разрушенный веками замок.
Папа сказал, что это остров Дикой. И вроде бы на нем сохранились руины старинного монастыря. Можно будет сплавать, посмотреть.
– В руинах змеи водятся, – размечтался без меры Алешка. – Гадюки. Шипучие.
– Тебе их здесь мало? – обиделась мама.
– Здесь папа мешает, – сознался Алешка. – А то бы я их, знаешь, сколько наловил? Целую палатку!
Мама вздрогнула и побледнела. И встала:
– Пошли уж лучше за золотом.
Лешка неохотно поднялся. Он начал уставать, но уж больно ему теплоход с гудком хотелось.
Вскоре на нашем пути стали попадаться завалы красивых раздробленных камней и среди них какие-то черные плоские куски.
Папа поднял один и сказал:
– Это слюда, – и в его руках камень расслоился на тонкие прозрачные пластинки.
Алешка их тут же подобрал.
А папа опять полез на груду кварцита и стал там копаться. Наконец, довольный, спустился к нам и с гордостью протянул маме громадный булыжник. Красивый такой – желтый, с черными прожилками.
– Это что, твой обещанный жемчуг? – усмехнулась мама.
– Приглядись.
Мы пригляделись. Камень как камень. Только сбоку у него торчала какая-то темно-красная бородавка. Папа сковырнул ее кончиком ножа, и в мамину ладонь упал граненый камешек.
– Рубин, – самодовольно сказал папа.
– Он бесценный? – воспрял духом Алешка.
Мама улыбнулась и положила камешек в карман.
– Ого себе! – сказал Алешка. – Вот так страна – Белое море. Драгоценности под ногами валяются. Жемчуга! Рубины! Пошли скорей.
И вот за грудами камней мы увидели деревянные развалины. Бараки, в которых когда-то жили рабочие, объяснил папа и добавил:
– А вот там должен быть колодец. Только осторожно, к самому краю не подходить. Алешка, тебя больше всех это касается.
– Конечно, – с готовностью пообещал Алешка. – Прямо сейчас. Обязательно.
В самой верхушке скалы была круглая отвесная дыра, метров десять шириной.
Мы осторожно подошли к ее краю. Я заглянул в нее и даже отшатнулся, страшно стало. Дыра уходила далеко-далеко вниз. Стенки ее были ровные и гладкие, а на дне – черная, глубокая и неподвижная вода, в которой плавали упавшие когда-то деревья.
В стенках колодца виднелись кое-где дырки поменьше, как окна, они уходили в самую толщу скалы.
– А где золото? – нетерпеливо спросил Алешка. – Что-то не вижу.
– Где-то там, – сказал папа. – В одном из этих ходов.
– Давай спустимся, – заныл Алешка. – Давай веревку! Мы ее через этот сук перекинем и по очереди спустимся. Ты – первый. А мама нас будет вытягивать обратно. Когда золото найдем.
– Не буду я вас вытягивать, – сказала мама. – Домой пора. Мне тут не нравится.
Мне тоже, в душе согласился я. Очень мрачно. Черная мертвая вода. Гнилые деревья в ней, как громадные пауки. И дыры эти таинственные, мало ли что в них может прятаться. Никогда бы туда не полез, ни за каким золотом...
Но Алешка надулся. И намекнул, что, мол, маме золота не надо, потому что у нее уже рубин есть. И жемчуга папа обещал. Мама намек поняла и со вздохом отдала ему камешек.
– Но мы все равно туда залезем, – успокоил ее Алешка. – За чем ехали-то? В такую даль.
...В лагерь мы вернулись уже к вечеру, без приключений, не догадываясь, что они уже начались...
Алешка сразу же нырнул в палатку, прятать добычу, а мы стали помогать маме печь оладьи к чаю. Мама складывала их в миску и накрывала крышкой, чтобы не остывали. И чтобы Алешка раньше времени не таскал. Потому что он уже навестил свои сокровища и вертелся возле миски.
Можно сказать, что уже спустилась ночь, когда мы сели за стол. Папа – в кресле, потому что нашел драгоценный камень. И пока мама дожаривала последние оладьи, он опять стал рассказывать какую-то страшную легенду.
На самом жутком и интересном месте мама поставила на стол миску и подняла крышку. В воздухе появился такой запах!.. Что стало тихо-тихо.
И вдруг в этой тишине над лесом пронесся жалобный стон.
Папа схватил ружье, которое висело у него за спиной на дереве. Мама метнулась к костру и ухватила за ручку свою любимую увесистую сковородку. Я замер. А Алешка цапнул из миски оладью и запихнул в рот.
Мы испуганно смотрели друг на друга, оглядывались кругом. Но ничего не видели. Вокруг была лесная ночь.
Алешка прожевал и сказал:
– Очень есть хочется. Садитесь.
Папа отошел от костра и стал вслушиваться и вглядываться в черноту леса.
– Это Лоухи, – спокойно объяснил Алешка, снова прогулявшись пятерней по миске с оладьями. – Не опасно... Легенда...
Он не успел закончить фразу, как снова застонало что-то прямо над нами.
Папа наугад вскинул ружье:
– Кто там? Стрелять буду!
Сначала никто не ответил, а потом раздался жалобный дребезжащий голос, от которого у меня мурашки забегали:
– Милок, выручай. Погибаю. Два часа уже.
Голос раздался сверху. Мы подняли головы. На верхушке сосны сидел шебутной дед Акимыч.
Папа не сдержался и выругался. Опустил ружье.
– Погибаю, милок, – снова задребезжал дед. – Голодный...
Мама положила сковороду и сказала:
– Так спускайтесь. К нашему столу.
– Не могу, милая. Застрял навеки. Радикулит меня схватил.
– С радикулитом только по деревьям лазить, – проворчал папа. – Надо спасать деда.
– Сам залез – пусть сам и слезает, – сгоряча сказал я.
Но деда надо было снимать с дерева. А как?
Папа перекинул через сук соседнего дерева веревку и один конец дал Алешке:
– Залезай к Акимычу и обвяжи его под мышками.
– А чтой-то я полезу? – с набитым ртом возмутился Алешка.
– Малец! – завопил обиженный дед. – А тельняшку тебе кто подарил свою любимую?
– Ладно уж, – согласился Алешка. – Только она мне все равно велика.
– Подрастешь! – заверил дед. – Давай, залезай! Сил больше нет – маюсь. – И он снова жалобно застонал: – Голод одолел, однако.
Когда Алешка обвязал Акимыча вокруг пояса, мы уговорили деда расстаться с деревом. И он повис на одном конце веревки, как мешок с картошкой, а мы вчетвером держали другой конец и потихоньку его опускали.
Дед приземлился прямо возле стола.
Потирая поясницу, он сел, прислонившись к дереву, и рассказал, что с ним произошло.
Оказывается, он собрался к нам в гости и приплыл на своем «пароходе». Когда убедился, что нас в лагере нет, ничего умнее не придумал, как забраться на дерево, чтобы «пошутить, дай, думаю, попугаю вас, как заору, вы как подскочите», здесь его и схватил радикулит.
Слезть без помощи Акимыч не мог, сидел, как старый и глупый ворон на суку, да еще и проголодался. А как мама оладьи на стол поставила и «дух евойный до меня поднялся», тут он и застонал.
Деда накормили, дали ему лекарство, и он повеселел. Стал расспрашивать, как мы отдыхаем, что повидали, куда собираемся. И среди прочего посоветовал «сходить на Дикой остров, тама шибко интересно». И стал врать, что с острова идет на берег «подземельный» ход. И чего только там нету: «и шкилеты на каждом шагу, и кандалы с цепями», и всякие другие музейные редкости.