Чужой - Ирена Юргелевич 3 стр.

— Уршула... — повторил он, как бы сравнивая, какое имя красивее. — Никогда не встречал девчонок с таким именем.

«А тебя как?»— хотела спросить Уля, но он снова загово­рил:

— Знаешь. . . Я вспомнил, что мне сейчас снилось. Как будто я падаю. С высокой горы. На горе много камней, и я падаю прямо в пропасть. Было очень страшно. А потом вдруг — никакой пропасти нет, а есть, поляна. А на по­ляне ты.

Уля слушала, опустив глаза. Она захотела беззаботно рас­смеяться или просто что-нибудь сказать, лишь бы он не подумал, что она придает его словам какое-то значение. Но ничего не получалось. Сдавленный голос сразу выдал бы ее глупое волнение. И дрожащие губы никак не складыва­лись в улыбку. Пытаясь скрыть смущение, Уля подняла с земли веточку и стала ломать ее на мелкие кусочки.

Вдруг она заметила, что оба они уже довольно давно молчат. Это ее встревожило. Встав на колени, она посмо­трела на парня. Он лежал скорчившись, прижав локти к бокам и стиснув кулаки, стараясь побороть сотрясавшую тело дрожь.

— Холодно, — сказал он, почувствовав, что девочка на него смотрит.

Тут уж Уля испугалась по-настоящему и в первый раз с той минуты, как парень очнулся, от души пожелала, чтобы Вишенка, Мариан и Юлек пришли поскорей. Парню явно становилось хуже, и Уля из своего маленького опыта ухода за больными знала, что ему сейчас надо выпить чего-нибудь горячего. Но до деревни полтора километра, а ребята всё не идут. Что делать? Может, развести костер?.. Да, нужно развести костер и вскипятить воды.

— Я сейчас вернусь! Сейчас!

И она побежала к пляжу. Там, в тесном кольце кустов, росла старая верба с большим дуплом. В этом дупле ребята устроили склад. Уля вычистила песком банку из-под кара­мели, в которой хранились спички, и осторожно, стараясь не поднимать ил со дна, погрузила ее в воду. Вода речная, но, если вскипятить, она больному не повредит. Для вкуса Уля решила добавить несколько листочков мяты, вспомнив, что так делали в пионерском лагере.

Она вернулась на поляну, поставила банку с водой на землю. Парень лежал молча. Уля принялась собирать хворост, выискивая местечки, где густая листва деревьев при­крывала опавшие ветки от дождя. На беду, почти все топ­ливо отсырело. Самой сухой была большая ветка можже­вельника, покрытая рыжими иглами. Потом Уля положила рядом два кирпича и на них поставила банку с водой. Эти тяжелые кирпичи самоотверженно притащили из деревни Мариан и Юлек еще в те времена, когда ребята собирались строить «полевую кухню». Однако потом наступили жаркие дни, кухня не понадобилась, и сбор строительного материала был прекращен. Толстые ветки Уля поломала о колено, тон­кие — просто руками и со знанием дела сложила костер, по­местив сухой можжевельник в самом низу. Зажгла спичку. Огонек с тихим треском лизнул несколько иголок — и погас.

Уля начала волноваться, словно от того, удастся ли ей вскипятить воду, зависело не только здоровье больного, но и что-то еще гораздо более важное. Не замечая боли в иско­лотых иглами пальцах, она уложила хворост поровней и зажгла вторую спичку. Костер загорелся снизу, как пола­гается. Банка сразу закоптилась, почернела, неприятно запахло нагретой жестью. Ну, с этим уж ничего не поде­лаешь.

Ждать пришлось, как казалось Уле, ужасно долго. Нако­нец вода забурлила и с шипением брызнула на горячие кир­пичи. Уля бросила в кипяток листочки мяты и сняла банку с огня. Когда банка чуть остыла, она, обжигая пальцы, стер­ла с нее сажу листьями орешника.

— Сейчас дам тебе попить горячего. Хочешь? Он кивнул.

— Только это не чай, — объяснила Уля, боясь, что ему не понравится. — Чаю у меня нет. Это мята.

— Все равно, было бы горячее, — сказал он и, пытаясь улыбнуться, добавил: — Трясусь весь как дурак.

Мелкими глотками, обжигая губы, он выпил все до дна. Уля радовалась, глядя, как он пьет.

— Ты костер нарочно для этого развела?..

— Да.

Он не поблагодарил, но Уле это и не нужно было. Ей был приятен сам вопрос.

— Пусть горит, — сказала она, помолчав. — Правда?

— Огонь — это хороши.

— Надо еще веток принести.

Когда она вернулась с охапкой хвороста, парень спал. Она подбросила сучьев в огонь и уселась на прежнем месте. Дунай, который всякий раз издали сопровождал ее, снова улегся и задремал.

«Что они так долго не идут? — подумала Уля. — Видно, что-то их задержало». . .

Вдруг пес забеспокоился, поднял голову, встал и пугливо отбежал на край поляны, к зарослям терновника. Лишь спустя несколько минут Уля услышала шаги. Она вскочила и дошла навстречу ребятам.

Все трое тяжело дышали.

— Ну как? — спросила Вишенка.

— Он болен, — ответила Уля. — Очень болен.

Ребята остолбенели. Глаза Юлека еще горели воинствен­ным задором, взгляд Мариана выражал спокойную реши­мость. Они бежали сюда, чтоб разделаться с наглым при­шельцем, а он, оказывается, болен!

— Откуда ты знаешь? — требовательно спросила Вишен­ка, еще не веря,

— Посмотри на него.

— Он спит?

— Спит.

— Чего же он сюда пришел, больной? Сидел бы дома. Мальчики осторожно двинулись к «палатке». Юлек на коленках неслышно пролез внутрь, Мариан остановился у входа.

— Как его зовут? — шепотом спросил Юлек.

Мариан внимательно смотрел на спящего. Потом сказал:

— Я его не знаю. Он не из Ольшин.

— Не из Ольшин? — удивился Юлек.

— Нет.

Они вернулись к девочкам и сообщили им эту порази­тельную новость. Впрочем, Уля не удивилась, она с самого начала решила, что парень пришел издалека. Но Вишенка и Мариан растерялись, а особенно заволновался Юлек: появ­ление таинственного незнакомца на острове обещало массу интересного.

— Он все время спал? — обратилась к Уле Вишенка. — Ни разу не просыпался?

— Да нет... просыпался... Мы с ним немножко погово­рили.

— Так что же ты молчишь! — возмутился Юлек. А Мариан и Вишенка удивленно переглянулись.

— Он сказал мне, что порезал ногу... — застенчиво ска­зала Уля.

— И все? — выкрикнул Юлек. — И ты не спросила его, откуда он пришел? И как попал сюда?

— Нет... — Лишь теперь Уле пришло в голову, что ее разговор с незнакомым парнем действительно был какой-то странный. Но рассказывать ребятам все как было ей не хо­телось, она только прибавила, словно оправдываясь: — У него жар.

Перебивая друг друга, ребята принялись обсуждать про­исшествие. Одна Уля не поднимала глаз от листка, который она мяла в руках.

— Ты что, костер разводила? — спросила Вишенка.

— Да. Его знобило, и я дала ему горячей воды с мятой. У меня больше ничего не было.,

— Молодец! — одобрительно сказал Мариан, посмотрев, как установлены кирпичи.

Юлек немедленно почувствовал зависть. Надо же, именно эта нескладеха Уля спасла таинственного пришельца, да еще так ловко все сумела сделать!

— Вот черт! — выругался он сквозь зубы. — Сначала уроки, а потом бабка велела творог нести на другой конец села. И как раз сегодня!

— Ты говоришь, он не из Ольшин. Тогда откуда же? — спросила Вишенка.

Мариан полагал, что из Каменки или из Лентова. Шел к знакомым или родственникам в Ольшины и по дороге за­болел.

— Каменка — это такой городок тут неподалеку, около Варшавского шоссе, — объяснил он Вишенке и Уле, которые не знали здешних мест.

Юлеку предположение Мариана не понравилось — слиш­ком уж просто.

— А может, он из Варшавы? — с надеждой спросил он.

Раз в жизни Юлек ездил в Варшаву. С тех пор этот го­род был для него олицетворением всяческих чудес. А парень, который пришел на остров один-одинешенек, неизвестно от­куда и неизвестно зачем, конечно, не мог быть обыкновен­ным мальчишкой.

— Он не из Варшавы, а из Нью-Йорка, идет пешком в Гонолулу, — флегматично ответил Мариан. — У него же нет никаких вещей, даже шапки, а от нас до Варшавы полтора­ста километров.

Юлек замолчал. Довод был убедительный.

— Что будем делать? — Вишенка любила не рассуждать, а действовать. — Делать-то что-то надо?

Мариан сказал, что все очень просто: надо его проводить домой, вот и все. Уля сказала, что не так это просто — у пар­ня болит нога.

Вишенка, как всегда, стремилась руководить событиями:

— Если он не может ходить, я попрошу маму, и она возь­мет извозчика.

— Тут нет извозчиков, — быстро возразил Юлек. — От­ведем его к нашим дедушке с бабушкой, и дедушка наймет подводу. Но сначала. .. — Юлек снова загорелся, — сначала дедушка его пригласит, чтобы он у нас немножко пожил. Правда, Мариан?

— А зачем?

— Затем... — начал Юлек и осекся. «Ну конечно, у Ма­риана поддержки не найти!» — обиженно подумал он. Ему так хотелось, чтобы приключение развернулось как следует, а Мариану это совсем не нужно!

— Мы тут болтаем, ломаем голову, а давайте-ка сначала разбудим его, — распорядилась Вишенка. — Так или иначе, а на земле ему лежать вредно.

Она была права.

Ребята повернулись к шалашу — и замерли. Неизвест­ный, держась за гибкие ветки, сидел под орешником. Блестя­щие от жара глаза смотрели на членов команды пристально и настороженно.

ОТВЕРГНУТАЯ ПОМОЩЬ

С минуту все растерянно молчали. Парень переводил взгляд с Мариана на Вишенку, с Вишенки на Юлека, как бы прикидывая, чего от них ждать. На Улю он не смотрел.

Первым пришел в себя Юлек.

— Ты откуда? — спросил он, усевшись на корточки и жадно глядя на незнакомца. — Как ты попал на наш остров?

— Так это ваш остров? — усмехнулся парень.

— Ясное дело, наш! Мы его открыли и всегда сюда ходим.

— Не бойтесь, сейчас уйду.

— А мы вовсе не боимся, даже и не думаем! — живо воз­разила Вишенка. Предположение, что она может чего-то бо­яться, казалось ей смешным. — Чего нам бояться?

— Откуда ты? — повторил Мариан вопрос брата.

— Издалека. Отсюда не видно.

Мариан поднял брови. Неизвестный вел себя нелепо.

— Ты, наверно, из Лентова?

— Не знаю я никакого Лентова. Никогда о нем не слыхал.

— Что это ты такой загадочный? — засмеялась Вишен­ка. — Не можешь просто сказать, где живешь?

— Я же сказал — далеко.

— Уля сказала, что ты напоролся на стекло, — спокойно возразил Мариан. — Ас больной ногой ты не мог сюда прий­ти издалека.

— Я пешком шел только по шоссе. А до этого ехал авто­стопом, — небрежно объяснил парень.

У Юлека прямо дух перехватило.

— Автостопом? — переспросил он, не смея поверить в чудо. — Честное слово?

— Да ведь так удобнее всего.

— Ты слышишь, Мариан? Слышишь? — завопил Юлек, боясь, что брат не оценит должным образом это сенсацион­ное сообщение. — Он ездит автостопом!

Мариан не ответил. На него это тоже произвело впечат­ление. Вишенка смотрела на парня блестящими от любопыт­ства и возбуждения глазами. Впрочем, она тут же постара­лась скрыть свое восхищение и деловито спросила:

— Один ездишь?

— Ясно, один.

Им это вовсе не было так «ясно», для них это было уди­вительно, просто невероятно.

— А как ты попал на остров? — допытывался Юлек. — До сих пор никто его не мог найти.

— Очень просто, — пожал плечами парень. — Шел по бе­регу, увидел поваленное дерево, залез на него, ну, и увидел мостик.

— Это мы его сделали! Мы притащили жерди из Ольшин!

— Из Ольшин? — заинтересовался вдруг парень. — Из деревни Ольшины?

— Ты идешь в Ольшины? — обрадовался Юлек. — Так мы тебя проводим! Мы там живем, приехали на каникулы.

— Я иду не в Ольшины.

— Не в Ольшины? — Юлек был разочарован. — А куда?

Парень молчал. Лицо его выражало упрямство и ожесто­чение.

— Сплошные тайны! — рассмеялась Вишенка, начинав­шая злиться. — Не хочешь — можешь не говорить.

— Вот именно, — сердито отрезал парень. — И вообще хватит болтать. Сейчас уйду.

Ребята замолчали. Неудовлетворенное любопытство не давало им покоя, и вместе с тем они были удивлены и оби­жены.

Уля, та просто не знала, что думать. Парня словно подменили. Совсем недавно, когда они были одни на острове, он не спускал с нее глаз, внимательно прислушивался к каж­дому ее слову. Правда, он подсмеивался над ней, но друже­ски, она это чувствовала. Теперь же он держался равнодуш­но, насмешливо, порой даже враждебно, а ее, Улю, вообще не замечал, как будто она была пустое место.

Как же это понять? Разве могут в одном человеке ужи­ваться два разных, не похожих друг на друга существа? Она считала, что нет. Значит. . . Значит, он притворялся. Вопрос в том, когда именно он притворялся: перед ней или теперь, перед ребятами? «Перед ребятами! — поспешно решила Уля.— Со мной он говорил искренне». Она посмотрела на стоящих в замешательстве Вишенку, Мариана и Юлека. «Вы не знаете, — хотелось ей крикнуть, — он не такой, он совсем не такой! Я лучше знаю!» И тут же засомневалась. . . А мо­жет, он притворялся именно с ней?

Первым высказал общее желание Юлек.

— Зачем тебе сразу уходить? — спросил он, придвигаясь поближе к чужому парню. — Это глупо! Ты же можешь не­много тут побыть. И нога у тебя болит, и вообще. Знаешь, как тут здорово! Почему тебе не остаться?

Будь это один из юных обитателей Ольшин, Юлек гнал бы его с острова как непрошеного гостя, как нахального за­хватчика.

Но это был пришелец из дальних стран, и его надо было спасать. Да, его надо спасать, как спасают в бурю потерпев­шего кораблекрушение...

Помочь такому человеку любыми средствами не только обязанность, но и большая честь!

— Останься! — горячо уговаривал Юлек. — Послушай меня, останься!

Парень не отвечал. Уля с беспокойством присмотрелась к нему — его, кажется, опять знобило. Мариан и Вишенка тоже не сводили с него глаз. Он заметил это и криво усмех­нулся.

— Надо идти,— буркнул он, стал на колени и, ухва­тившись за ветку потолще, попытался подняться. Когда это ему наконец удалось, лицо его посерело и на лбу выступил пот.

— Больно? — испуганно спросил Юлек. — Наверно, ужасно больно!

— Вот дьявол! — шепо­том выругался парень. — Видно, нарывает.

— Хочешь, я посмотрю тебе ногу, — мужественно предложил Мариан, хотя и очень боялся смотреть на нарывы.

— А зачем? Все равно не поможешь. Надо идти, нечего тянуть. Вот только палку себе срежу.

Юлек немедленно пред­ложил свои услуги: он в этом разбирался и обещал найти лучшую на свете пал­ку. Тем временем Вишенка мигнула Уле и Мариану. Когда они отошли за ближние кусты, Вишенка сказала тихо, но решительно:

— Слушайте, это глупо, он же не может идти. С ногой у него что-то серьезное.

— А что мы можем сделать? — спросил Мариан.

— Очень просто: отведем его к отцу Ули.

Мариан сказал, что план превосходный, но вряд ли его удастся осуществить: идти к доктору парень наверняка не захочет.

— Должен пойти! — уверенно заявила Вишенка. — Уля, в котором часу твой отец начинает принимать больных?.. Уля! А, Уля? — окликнула она подругу, потому что у Ули было такое лицо, как будто она ее не слышала.

На самом деле Уля все отлично слышала — и боролась с собой. Дело в том, что она уже давно решила никогда и ни о чем не просить своего отца. К ней относятся как к чужой— ну, так она и будет чужой. Решение это укреплялось в ней с каждым днем и доставляло особую, горькую радость. А те­перь придется от него отступить... Просить — это значит унижаться, это значит дать тому, кого просишь, какое-то пре­имущество перед собой. Да, но если это нужно, чтобы помочь больному... вправе ли она колебаться?

— Уля, — удивленно повторила Вишенка, — ты что так задумалась?

— Отец начинает прием в пять, — ответила Уля.

Теперь он стоял, опираясь спиной о ствол орешника, и смотрел, как Юлек очищал ореховую палку от сучков и веток.

— Слушай, — начала Вишенка авторитетным тоном. Парень поднял голову и сердито сжал челюсти.

— Да ты не злись, — заторопилась Вишенка, не давая ему заговорить. — Мы не собираемся вмешиваться в твои дела, делай что хочешь, иди куда хочешь, но сначала ты должен пойти с нами к врачу.