«Даже Факраш не может предложить мне жениться на особе, у которой уже есть муж, - подумал он. - Впрочем, она ведь могла овдоветь!»
К его облегчению, однако, в конце оказалось следующее: «Сейф-эль-Мулук прожил с Бидией-эль-Джемаль весьма счастливо и приятно… пока их не посетила просительница наслаждений и разлучительница близких».
- Если это имеет какой-либо смысл, - рассудил Гораций, - то означает, что Сейф и Бидия - покойники. Видно, и джинны бывают смертными. Или она стала такою вследствие брака со смертным? Полагаю, что и сам Факраш не протянул бы столько времени, если бы не был закупорен, как томат в жестянке. Но я рад, что проведал об этом, потому что Факраш, очевидно, не знает и если станет настаивать на этой чепухе, то, я, кажется, сумею надуть его!
Так, с воскресшею надеждою и в гораздо лучшем расположении духа, он лег в постель и вскоре крепко заснул.
15. ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНЫЕ ПОЧЕСТИ
Было довольно поздно на следующее утро, когда Вентимор открыл глаза и увидел джинна, стоявшего и ногах его кровати.
- А, это вы? - спросил он лениво. - Ну, что вчера?
- Я добыл нужные мне сведения, - сдержанно ответил Факраш. - И вот теперь в последний раз прихожу спросить тебя, будешь ли ты настаивать на отказе жениться на лучезарной Бидии-эль-Джамаль? Но да будут слова твои обдуманны!
- Значит, вы не отказываетесь от вашей затеи? - сказал Гораций. - Раз это так занимает вас, я готов на следующую уступку: если вы предъявите эту даму и она согласится выйти за меня, я не уклонюсь от чести. Но есть одно условие, на котором не могу не настаивать.
- Не тебе ставить условия. Но все же на этот раз я выслушаю тебя.
- Я уверен, что вы найдете его справедливым. Предположим, что вы почему-либо не сможете убедить принцессу встретиться со мной в известный промежуток времени, - скажем, в течение недели.
- Не пройдет и суток, как ты предстанешь перед ней.
- Тем лучше. Итак, если я не увижу ее в продолжение суток, то могу считать договор нарушенным и вправе жениться на ком мне заблагорассудится. Идет?
- Да будет так, - сказал Факраш. - Ибо я убежден, что Бидия примет тебя с радостью.
- Это мы увидим, - сказал Гораций. - Но пожалуй, было бы недурно, если б вы пошли и подготовили ее немножко. Полагаю, вы знаете, как найти ее. И к тому же ведь у вас только двадцать четыре часа.
- Более, чем необходимо, - ответил джинн с такой детской уверенностью, что Горацию стало почти стыдно столь легкой победы.
- Но солнце уже высоко. Вставай, сын мой, облекись в эти ризы… - с этими словами он бросил на кровать роскошную одежду, которая была на Вентиморе в вечер злополучного обеда. - И, когда ты вкусишь пищи, приготовься следовать за мной.
- Но, - сказал Гораций, поднимаясь, - прежде всего я хотел бы знать, куда вы повезете меня.
- Повинуйся мне без колебаний, - сказал Факраш, - ибо последствия неповиновения тебе известны.
Горации подумал, что не стоит ему противоречить, и потому встал, умылся, побрился и, надев ослепительное платье из золотой парчи, богато расшитым драгоценными камнями, вышел, в некотором недоумении, в гостиную, где ожидал его Факраш, кстати сказать, в подобных же, хотя и менее великолепных одеждах.
- Спешите насытиться, - приказал джинн, - ибо время летит.
Быстро покончив с холодным яйцом и чашкой кофе, Гораций случайно подошел к окну.
- Боже милостивый! - воскликнул он. - Что это все означает?
И было чему дивиться! На противоположной стороне улицы, вдоль решетки сквера, собралась большая толпа, в нетерпеливом ожидании глядевших на его дом. Она громко приветствовала его появление, что заставило его отступить в замешательстве, но все же он успел заметить большую золотую колесницу с шестью великолепными черными конями и свиту из темнокожих невольников в восточных ливреях, ждавшую у его подъезда.
- Чей это выезд? - спросил он.
- Он принадлежит тебе, - сказал джинн. - Итак, спустись и проследуй в нем по городу.
- Я не согласен, - сказал Гораций. - Даже, чтоб доставить вам удовольствие, я положительно по могу показаться на улицах в экипаже, напоминающем фуру бродячего цирка.
- Это необходимо, - объявил Факраш. - Или опять я должен напомнить тебе о последствиях непослушания?…
- О, чудесно! - сказал Гораций с раздражением. - Если вы настаиваете на том, чтобы я разыграл дурака, должно быть, с этим ничего не поделаешь. Но куда мне ехать и зачем?
- Это, - сказал Факраш, - откроется тебе в должный час.
Итак, среди криков зрителей, Вентимор взобрался на странного вида колесницу, а джинн уселся рядом с ним. Взгляд Горация успел скользнуть по носам г-на и г-жи Рапкин, удивленно приплюснутым к оконному стеклу подвального этажа, после чего два смуглых раба вскочили на запятки колесницы и лошади величаво тронулись по направлению к Рочестср-роу.
- Я полагаю, вы объясните мне, что все это означает, - сказал он. - Вы не можете себе представить, каким ослом я чувствую себя, торча здесь на выставке!
- Отстрани от себя застенчивость, ибо все это предназначено для того, чтобы сделать тебя более достойным в глазах принцессы Бидии, - сказал джинн.
Гораций замолчал, не переставая надеяться, что это должно же кончиться. Но когда они повернули на улицу Виктории и направились как будто прямо к Аббатству, ужасная мысль пришла ему в голову! В конце концов, его сведения о замужестве и смерти Бидии основывались исключительно на «Арабских сказках», что не могло считаться неоспоримым доказательством. А если она жива и ждет прибытия жениха? Никому. кроме Факраша, не могла прийти в голову мысль обвенчать его с джинньей в Вестминстерском аббатстве. Но джинн был способен на всякое сумасбродство, и, по-видимому, не было пределов его могуществу.
- Факраш, - проговорил он хрипло, - право, не нынче может быть день… день моей свадьбы? Не будете же вы венчать нас там?
- О, нет, - сказал джинн, - не будь нетерпелив. Это здание отнюдь непригодно для празднования свадьбы, подобной твоей.
В то время, как он говорил, колесница повернула к набережной, и Гораций почувствовал такое облегчение, что настроение его сразу поднялось. Было бессмыслицей предполагать, чтобы даже Факраш мог подготовить свадебную церемонию в такой короткий срок. Он просто захотел прокатить его. И, к счастью, даже лучшие друзья не могли бы узнать его в этом восточном наряде. А утро было такое прекрасное, слегка морозное, с бирюзовым небом и золотистыми облаками, широкая река сверкала на солнце, тротуары были усеяны восхищенной толпой и карета проезжала среди неистового восторга, подобно триумфальной колеснице.
- Как они приветствуют нас! - сказал Гораций. - Они не. могли бы поднять большого шума для самого Лорда-мэра.
- О каком Лорде-мэре говоришь ты? - осведомился джинн.
- Лорд-мэр? - сказал Гораций. - О! Он единственный в своем роде. Нет никого на свете точно такого же, как он. Он следит за исполнением закона. И если в какой-нибудь части земли случится бедствие, он облегчает его. Он задает пиры монархам, принцам и всякого рода властелинам и, в общем, он страшно важный господин.
- Подвластны ли ему земля и воздух?
- В пределах его компетенции, я полагаю, что подвластны, - ответил Гораций несколько неопределенно. - Но, право, я не знаю точно, насколько неограниченна его власть. - Он тщетно пытался припомнить, состоят ли сигнальные огни, телефоны и телеграфы в ведении Лорда-мэра или Городского Совета. Факраш молчал. Когда они проезжали под мостом станции Черинг-Кросс, Факраш сильно вздрогнул от грома проносившихся над ними поездов и от пронзительных свистков локомотивов.
- Скажи мне, - вцепился он в руку Горация, - что это означает?
- Неужели вы хотите, чтобы я поверил, что вы пробыли в Лондоне столько дней и ни разу не заметили ничего подобного?
- До сего времени, - ответил джинн, - у меня не было досуга, чтоб наблюдать эти предметы и постигнуть их сущность.
- Так вот, - сказал Гораций, воспылав желанием доказать джинну, что не в его руках монополия чудесного, - со времени великого Сулеймана мы покорили и приручили могучие силы природы и научились заставлять их исполнять нашу волю. Мы управляем Духами Земли, Воздуха, Огня и Воды и заставляем их давать нам свет и тепло, передавать нам вести, побеждать за нас наших врагов, переносить нас, куда мы пожелаем, с такой точностью и определенностью, перед которыми, почтеннейший, даже ваши выдумки бледнеют. Принимая во внимание, насколько большинство культурных людей бессильно построить даже элементарную машину, довольно странно, как любезно мы приписываем себе все новейшие изобретения нашего века. Большинство из нас принимает удивление простодушного дикаря, при его первом знакомстве с современными изобретениями, за должную дань нашим личным заслугам. Мы чувствуем известное превосходство, даже если великодушно воздерживаемся от хвастовства. А на самом деле наше личное участие в этих открытиях ограничивается пользованием ими, и то под руководством специалистов, что каждый дикарь, преодолев свой первый ужас, мог бы делать с таким же успехом.
Это довольно невинное тщеславие было особенно простительно в положении Вентимора, когда ему так захотелось умерить заносчивость джинна.
- Но распоряжается ли Лорд-мэр этими силами по своей воле? - осведомился Факраш, на которого объяснение Вентимора, по-видимому, произвело некоторое впечатление.
- Конечно, - сказал Гораций, - в случае надобности.
Джинн, по-видимому, погрузился в собственные мысли, ибо на время умолк. Они подъехали к собору Св. Павла, и подозрения Горация вспыхнули с удвоенной силой.
- Г. Факраш, умоляю вас, скажите, сегодня ли день моей свадьбы или нет! Если сегодня, то пора мне это объявить.
- Нет еще, - загадочно ответил джинн. И в самом деле, тревога опять оказалась напрасной: они повернули на Пушечную и направились к ратуше.
- Может быть, вы скажете мне, почему мы едем по улице Виктории и почему вся это толпа высыпала наружу?
А толпа действительно становилась все гуще и гуще; люди волновались, двигались тесными рядами за линией городской полиции и глядели с удивлением и благоговением, которые на этот раз даже победили привычное зубоскальство лондонской черни.
- Они здесь, чтоб приветствовать тебя, - ответил Факраш.
- Какой вздор! - ответил Гораций. - Они, должно быть, принимают меня за шаха или еще кого-либо.
- О, нет, - сказал джинн, - твое имя им хорошо известно.
Гораций взглянул на наскоро сооруженные украшения; на одной из широких полос, продернутых поперек улицы, он прочитал: «Да здравствует знатнейший из городских гостей».
«Не ко мне же это относится», - подумал он. Но тут же увидел другую надпись: «Браво, Вентимор!», а какой-то восторженный домовладелец даже излился в стихах:
Толпа шумит приветом, горит восторгом взор: О, если б было двадцать таких, как Вентимор!
- Это несомненно относится ко мне! - воскликнул он. - А теперь, г. Факраш, будьте столь любезны разъяснить, что это за дурачество вы затеяли. Ведь знаю же я, что это - ваша стряпня!
Ему показалось, что джинн был в некотором замешательстве.
- Не говорил ли ты, что лишь получивший здесь почетное гражданство будет достоин Бидии-эль-Джемаль?
- Может быть, я и говорил нечто подобное, но, боже милостивый, неужели вы сумели добиться для меня этой чести?
- Ничего не было легче, - ответил джинн, избегая взгляда Горация.
- Так-таки и было легко? - спросил Гораций в диком бешенстве. - Я не хочу быть назойливым, но очень желал бы узнать, чем я заслужил все это?
- Зачем тревожиться о причинах? Да веселят твое сердце почести, которыми тебя осыпают.
В это время они проехали Чип-Сайд и въезжали на Королевскую улицу.
- Это ни на что не похоже! - говорил Гораций. - Это даже нечестно. Или я действительно что-нибудь сделал, или вы обманом внушили корпорации, будто я что-нибудь сделал. Иначе быть не могло. И так как мы будем в ратуши через несколько секунд, то вам не мешало бы сказать мне, в чем дело.
- О том, что ты спрашиваешь, - ответил джинн смущенно, - клянусь, я в таком же поведении, как и ты.
Они въехали через временные деревянные ворота во двор, где почетный караул отдал им честь, и подъехали к большому шатру, украшенному щитами и группами знамен.
- Ну-с, г. Факраш, - сказал Гораций, едва владея собой, - вы превзошли себя па этот раз. Вы впутали меня в грязную историю и обязаны помочь мне теперь.
- Не тревожь свою душу, - ответил джинн, сопровождая своего подопечного в палатку, которая блистала очаровательными женщинами в нарядных туалетах, офицерами в красных мундирах с султанами на касках и лакеями в парадных ливреях.
Их появление было встречено вежливо-заглушенным гулом аплодисментов и восторга, и какой-то чиновник, который отрекомендовался старшиной корпорации литейщиков, выступил вперед:
- Лорд-мэр примет вас в библиотеке, - сказал он, - если вы будете так любезны последовать за мной.
Гораций машинально повиновался.
«Теперь поздно отступать, - подумал он. - Пусть будет, что будет. Если бы только я мог рассчитывать, что Факраш поддержит меня. Но, черт его дери, он, кажется, трусит больше меня».
Когда они вошли в величественную думскую библиотеку, заиграл прекрасный струнный оркестр, и Гораций, в сопровождении джинна, пробрался сквозь толпу знатных гостей к эстраде, на ступеньках которой, в своей мантии, обшитой золотыми галунами, и в шляпе с черным пером, стоял Лорд-мэр, имея своих меченосца и булавоносца по правую и по левую руку, а за ним виднелся ряд блестящих шерифов. Величественную и внушительную фигуру представлял собой глава города, избранный на этот год. Рослый, благородной наружности, с высоким лбом, орлиным носом и проницательными черными глазами под навесом белых бровей, с добрым румянцем на морщинистых щеках и волнистой серебряной бородой, еще чуть тронутой золотом под нижней губой, он казался достойным представителем величайшего и богатейшего города в мире.
Гораций подошел к эстраде с неприятным ощущением дрожи в коленях и в абсолютном неведении того, что от него требуется. В своем замешательстве он обернулся за поддержкой и руководством к своему самозваному ментору, но - увы! - джинн, своим невежеством поставивший его в это ложное положение, таинственно и вероломно исчез, предоставив ему выпутываться собственными: силами.
16. УБИЙСТВЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
К счастью для Вентимора, внезапный ужас, охвативший его, когда он убедился, что непостижимый джинн покинул его в самом начале церемонии, остался незамеченным, так как старшина цеха литейщиков пришел к нему на помощь. Он представил его Лорду-мэру, который с учтивостью, полной достоинства, сошел на нижнюю ступеньку эстрады, к нему навстречу.
- Г. Вентимор, - приветливо сказал главный сановник города, пожимая руку Горация, - позвольте мне выразить Вам, что я считаю это большой, если не величайшей честью, выпавшей мне на долю, хотя за время моей службы я имел счастье принять более, чем обычное число знатных посетителей.
- Милорд, - сказал Гораций вполне искренне, - выслушайте меня, я… я всей душой желал бы чувствовать за собой заслуги, оправдывающие этот… этот блестящий комплимент.
- О, - ответил Лорд-мэр отечески шутливым тоном. - Скромность, мой уважаемый, я понимаю! Как все истинно великие люди! Прекрасная черта! Позвольте представить вас шерифам.
Шерифы были в восторге. Гораций пожал им обоим руки и чуть было не сунул руку и булавоносцу с меченосцем; только у тех руки были заняты.
- Настоящая церемония, - сказал Лорд-мэр, - будет иметь место в большом зале, что вам, без сомнения, известно.
- Я… мне это дали понять, - пробормотал Гораций с замиранием сердца. Он было надеялся, что худшее уже миновало.
- Но прежде чем мы последуем туда, - сказал хозяин, - вы позволите предложить вам легкую закуску, так, кое-что.