Элиот тоже чувствовал, что их преследует какой-то злой рок. Сегодня так не хотелось думать о двойном задании по геометрии и двух сочинениях. А самое противное то, что завтра опять нужно идти на работу. И придется провести весь день на кухне, вдыхая запах пригоревшей пиццы.
Если так начинался шестнадцатый год его жизни, лучше бы вообще не было никакого дня рождения.
Не зная, как улучшить настроение, Элиот решил попробовать подразнить сестру. Тогда они хотя бы отвлекутся от мрачных мыслей. Он разжал губы, намереваясь обозвать Фиону orycteropus afer — потому что у нее было длинное лицо. Она бы все поняла: orycteropus afer, или обычный трубкозуб (по-английски «aardvark») — с этого слова начинались почти все словари, которые они когда-либо раскрывали. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, сзади них появилась какая-то тень. Элиот обернулся и замер с раскрытым ртом.
Тень появилась из-за угла Мидуэй-авеню и Вайн-стрит; до нее было полквартала. Это был тот самый пес, чудище в собачьем обличье, которого они видели в переулке.
Обернувшись, Фиона тоже увидела собаку.
Пес шел, опустив голову, принюхиваясь и роняя слюну на асфальт.
— Пойдем, — сказала Фиона и ускорила шаг. — Бежать не надо. Побежим — он бросится вдогонку.
Элиот пошел быстрее, стараясь не отставать от сестры.
Солнце то появлялось, то исчезало за тучами. Пес отбрасывал размытую тень, она сновала из стороны в сторону, и казалось, что у собаки дюжина голов. [20]
Хозяину такой собаки следовало бы держать ее на привязи. Большой зверь мог кого-нибудь покусать. Элиоту снова показалось, что кто-то хватает его зубами и трясет.
Собака подняла голову и, увидев их, перешла на бег, продолжая принюхиваться. Только теперь она втягивала ноздрями воздух.
— Скорее, — прошептал Элиот. — Мы успеем. Мы почти дома.
Фиона кивнула, и они помчались что есть мочи.
Пес на миг остановился, взял след и устремился за ними.
Элиот оступился, упал и больно ушиб коленку. Нога до кончиков пальцев онемела.
Фиона схватила его за руку и рывком подняла на ноги.
Пес отставал от них всего на сорок футов. Теперь убежать от него было невозможно.
— Беги, — сказал Элиот сестре. — Я тебя догоню.
— Ни за что.
Пес мчался все быстрее. Он рычал, чуя скорую добычу. Но вдруг его когти со скрежетом заскользили по асфальту, он остановился и стал принюхиваться, вертя тяжелой головой.
— Пошел вон! — закричала на собаку Фиона.
Пес уставился на нее. Глаза его, в которых отражалось солнце, казались красными.
Элиот не мог поверить, что у его сестры хватило смелости так поступить. Но если смогла она, значит, сможет и он.
— Беги домой! — крикнул Элиот.
Пес перевел взгляд на него. Он словно бы смотрел сквозь Элиота, но неожиданно заморгал, гавкнул, развернулся и затрусил прочь.
Элиот проводил его взглядом и шумно выдохнул. Ему не верилось, что собака отстала от них так просто и легко. Его руки беспомощно повисли. Они с Фионой повернулись и побрели к дому.
Еще десяток шагов — и Элиот смог идти самостоятельно, каждый шаг отдавался в колене, но боль постепенно отступала.
А потом Элиот увидел странный автомобиль, припаркованный в тени, отбрасываемой домом. Сначала он не заметил машину, потому что она была абсолютно черная. Большая, к лимузин — хотя Элиот ни разу в жизни не видел лимузинов так близко, — но при этом с плавными обводами, похожая на гоночную машину. И сверкающая, как зеркало. Мотор негромко урчал.
Тонированное стекло в задней дверце с жужжанием закрылось.
Кто-то следил за ними?
— Пойдем, — поторопила брата Фиона. — Давай зайдем в дом.
Элиот понял, что собаку, гнавшуюся за ними, возможно, остановили не они. Вероятно, это каким-то образом сделал тот, кто сидел в машине.
И почему-то Элиот испугался.
11
Серебряный дядюшка
Как только Фиона открыла дверь квартиры, она забыла о Майке, о страшной собаке, о старике из переулка. В доме что-то изменилось.
Когда Фионе было три года, Сесилия как-то раз принесла домой стопку журналов, в которых было полным-полно почти одинаковых картинок, напечатанных парами и снабженных надписью: «Найди различия».
Элиот всегда находил недостающие предметы, а у Фионы был особый талант обнаруживать объект, с которыми произошли какие-то изменения, — к примеру, полоски на шторах, которые на первой картинке были в горошек.
Девочка замерла на пороге. Она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что изменилось в квартире — как будто рассматривала картинку.
— Си? — окликнула она прабабушку.
Ответа не последовало.
Торт, скатерть, транспарант и подаренные книги — все, что находилось здесь утром, исчезло. Стол и паркетный пол вокруг него были отполированы до блеска.
Но к полке книжного шкафа, стоящего у окна, прилип кусочек глазури с праздничного торта. Прилип, засох, стал из нежно-розового рубиново-красным.
Странно… Как Сесилия могла не заметить этот кусочек?
Фиона осторожно подошла к шкафу и протянула руку к красному пятнышку.
Из кухни, тяжело дыша, вышла Си. Она держала в руках большую картонную коробку.
— О, — она часто заморгала, — вы уже дома.
— Я тебе помогу, — сказал Элиот и, взяв у прабабушки коробку, с трудом дотащил ее до стола. Внутри были книги.
— Мы опоздали, — сокрушенно проговорила Фиона. — Прости.
Они всегда возвращались домой в половине пятого. А сейчас уже пробило пять. Но Си была настолько занята, что даже не обратила внимания на их перепачканную жиром одежду.
Она взглянула на старинные часы в прихожей, на незапертую дверь.
— О да, конечно, вы опоздали. — Подойдя к двери, она закрыла и заперла ее, а потом повернулась и хлопнула в ладоши. — У нас с бабушкой для вас еще один сюрприз.
Ее тонкие губы тронула улыбка.
— Что за сюрприз? — спросила Фиона.
— Путешествие. Мы собираемся ненадолго уехать.
— Куда? — поинтересовался Элиот. — А как же работа?
Губы Си дрогнули.
— А вот куда… это и есть сюрприз. Вам понравится. Но мы уедем совсем ненадолго.
О работе она ничего не сказала.
Что-то изменилось. Фиона почувствовала это еще острее. Она сосредоточилась, словно рассматривала один из старых журналов. И поняла, что из картинки с надписью «найди различия» вырезана с хирургической точностью какая-то деталь.
Девочка моргнула — и ощущение пропало, однако она заметила на полу совершенно неподобающую вещь: крошку от торта.
Си проследила за ее взглядом.
— Ох, какая же я растяпа. — Она наклонилась и подняла крошку. — А теперь ступайте соберите вещи. Вам понадобится одежда на три дня. И не забудьте зубные щетки.
Сесилия протянула Элиоту и Фионе большие бумажные пакеты.
Фиона раскрыла свой пакет.
«Это будет моя ручная кладь», — подумала она.
— Когда мы уезжаем? — спросил Элиот.
— А где бабушка? — осведомилась Фиона.
— Скоро, — ответила Си Элиоту. — А ваша бабушка занимается последними приготовлениями перед дорогой.
— Мне нужно принять душ, — пробормотал Элиот и поспешил к ванной.
Фиона пристально посмотрела на прабабушку, надеясь получить хоть какие-то разъяснения, но Си только улыбнулась ей. Девочка повернулась и последовала за братом.
— Вычитание, — предложила она ему.
Элиот остановился.
— Четное, — вздохнул он.
— Отлично. Один, два, три…
— Семь, — проговорил Элиот.
В то же мгновение Фиона произнесла:
— Три.
Элиот удовлетворенно хмыкнул. Разность составляла четыре, а это было четное число. Он выиграл. Напевая себе под нос, мальчик отправился в ванную.
— Я быстро, — крикнул он через плечо.
Фиона сомневалась, что для нее останется горячая вода.
Она взяла из шкафчика самое плохое полотенце — такое старое, что оно просвечивало насквозь, и вытерла им пропитанные маслом волосы.
Войдя в свою комнату, Фиона закрыла дверь и включила торшер, стоящий в углу. Единственное окно было заставлено книжными шкафами. Обычно книги успокаивали ее, но сегодня производили угнетающее впечатление. Она прошла мимо глобуса, крутанув его.
Затем сняла фартук, футболку и праздничное платье. Тонкая ткань с трудом отлипла от кожи вместе со слоем застывшего жира. Девочка вытерлась полотенцем.
На камине стояло зеркало, и Фиона случайно увидела свое отражение. Ее кожа блестела, а волосы, обычно представлявшие собой копну кудряшек, обрамляли лицо локонами.
На мгновение ей показалось, что она выглядит неплохо и что она вовсе не уродка.
Девочка повертелась перед зеркалом, зачарованная тем, как лежат ее волосы. Они были темными и блестящими, словно черные ленты, и такими красивыми на фоне оливковой кожи. И лицо не выглядело слишком длинным.
Она казалась себе почти красивой. Но неужели такое возможно — хотя бы на мгновение и при правильно подобранном освещении?
Она не успела найти ответ на вопрос. Пряди волос упали ей на лицо и все испортили.
Фиона надела чистое белье и облачилась в серые трикотажные штаны и рубашку.
Она старательно отворачивалась от зеркала. Ей хотелось запомнить момент, когда она выглядела нормально, пусть это и было самообманом.
С глубоким вздохом девочка собрала одежду и уложила в бумажный пакет.
И еще Фиона взяла тонкую лиловую резинку, сняв ее с ручки одного из ящиков комода. Когда-то резинка стягивала пучок спаржи. Лиловое отлично подходило к оливковому цвету кожи Фионы. Но надо было соблюдать осторожность и не забывать о правиле номер сорок девять.
ПРАВИЛО № 49: Никаких колец, сережек, цепочек, медальонов, амулетов и прочих украшений — металлических, деревянных, костяных, а также изготовленных из современных полимерных материалов и именуемых «ювелирными» или «бижутерией» (пирсинг также запрещен, если только его не предписывает лицензированный специалист по акупунктуре).
Иногда Фиона брала лиловую резинку на работу и носила ее как браслет, четко осознавая, что нарушает правило. Тогда она чувствовала себя мятежницей, выступающей против бабушкиных запретов на глазах у всего мира.
Фиона скрепила резинкой несколько пар носков. На всякий случай: если бабушка спросит, для чего эта штуковина, не надо будет врать… вернее, не придется говорить всю правду.
Но куда они собрались ехать? Появится ли у нее хоть какой-нибудь шанс надеть свой резиновый браслетик?
Фиона подошла к старинному глобусу. Океаны на нем от древности пожелтели, а полярные шапки стали серыми. Аляска называлась «Русской Америкой», Гавайи — «Сандвичевыми островами», а Техас был наполовину заштрихован. Это означало, что штат является «спорной территорией». К Соединенным Штатам он окончательно присоединился в тысяча восемьсот сорок пятом году.
Фиона любила свой глобус. Она провела рукой по его круглому боку, мечтая, что они уедут далеко-далеко. Она погладила Африку, и вскоре ее ладонь оказалась на юге Европы. Просто невероятно.
Наверное, Сесилия и бабушка имели в виду просто поездку в Сан-Франциско на выходные. И все равно это будет лучше, чем старая затхлая Дель-Сомбра.
Фионе нужна была зубная щетка, поэтому она вышла в коридор и обнаружила, что Элиот неожиданно быстро освободил ванную. К потолку поднималось облако пара. Оставалась маленькая надежда, что ей все-таки хватит горячей воды. Фиона схватила зубную щетку и сунула в пакет.
В дверь квартиры кто-то постучал. Четыре раза, негромко, вежливо.
Фиона замерла на пороге ванной и подождала, когда к двери, как обычно, подойдет Сесилия.
— Си? — позвала она.
В дверь постучали еще четыре раза.
Фиона подошла, отодвинула засов и открыла дверь.
На пороге стоял мужчина. Высокий, поджарый, в серой спортивной куртке и черной водолазке. Он был примерно такого же возраста, как бабушка, с серебряными седыми волосами, коротко подстриженными на висках и лежащими пышной волной на лбу.
Он улыбнулся Фионе так, словно они — давние знакомые. Фиона отвела взгляд.
— Моей бабушки нет дома, сэр. Она должна вернуться через несколько минут.
— Конечно, — проговорил незнакомец бархатным голосом. — Но я пришел не только для того, чтобы навестить ее, Фиона. Я хотел повидать тебя и твоего брата.
Фиона удивленно посмотрела на гостя. Ее сразу поразили три вещи.
Во-первых, пронзительный взгляд светло-серых глаз, очень похожих на бабушкины. Но ее взгляд порой бывал острым как бритва, а мужчина смотрел так же пристально, но дружелюбно.
Фиона осознавала, что задержала взгляд на лице незнакомца дольше, чем позволяет вежливость, но ничего не могла с собой поделать.
Во-вторых, то, как этот мужчина стоял на пороге, напомнило ей о мистере Уэлманне — том человеке, который приходил утром. Фиона совсем забыла о нем. О чем же они говорили с бабушкой?
И наконец, этот незнакомец заставил ее вспомнить о старике, который утром играл на скрипке для них с Элиотом. Заставил — потому, что был его полной противоположностью. Стоявший перед ней мужчина был вежлив, от него пахло пряным одеколоном. А от грубого и невоспитанного приятеля Элиота вечно несло сардинами и серой.
Фиона редко встречалась с незнакомыми людьми, а этот был уже третьим за сегодняшний день.
— Три — счастливое число, — сказал ей мужчина.
Фиона оторопело заморгала.
— Прошу прощения, сэр?
— Ваша квартира — третья, в которую я постучался. Я полагал, что Одри обоснуется наверху, в одной из угловых квартир этого чудесного дома. И я не ошибся.
Фиона поймала себя на том, что непроизвольно улыбается и краснеет, но при этом не смотрит в пол, как обычно. Этот человек казался ей старым другом. Хотя в этом Фиона сомневалась, потому что у нее никогда не было никаких «старых друзей».
— Можно войти? Я — твой дядя Генри. Генри Миме. [21]
Бабушка никогда не упоминала ни о каких дядюшках, тетушках, кузинах и кузенах. Однако Фиона поняла, что этот человек не лжет. Иначе не объяснишь его внешнее сходство с бабушкой и чувство, будто он знаком девочке давным-давно.
Фиона сделала шаг назад.
— Конечно, пожалуйста, входите.
Обычно посторонних в дом не пускали, но Фиона даже не вспомнила об этом. Человек, объявивший, что он — ее дядя, который был ее дядей, излучал силу и тепло. Она не могла позволить ему торчать на лестничной площадке.
Как только он переступил порог, тучи на небе разошлись и в окно ударили серебристые лучи света.
Мужчина пристально посмотрел на Фиону.
— Ты так похожа на свою мать, когда она была в твоем возрасте. Волосы у нее вились точно так же, как у тебя, и молодые люди просто сходили с ума, увидев ее. Но должен признаться, ты еще красивее.
Фиона смущенно покраснела. Ей хотелось опустить глаза, но дядя Генри улыбнулся, и на душе у нее стало легко, растерянность как рукой сняло.
— Вы знали мою маму?
Ничего глупее Фиона за весь день не произнесла. Конечно, он знал маму. Ведь он был ее братом.
Дядя Генри продолжал улыбаться, но Фионе показалось, что она уловила нечто вроде мысленной паузы. В следующее мгновение он ответил:
— О да, мы были очень близки. — Он обвел взглядом квартиру и едва заметно сдвинул брови. — Ты сказала, что живешь здесь с бабушкой? С Одри?
Фиона смутилась. Если этот человек был ее дядей, значит, бабушка — его мать. По спине Фионы почему-то побежали мурашки. Как можно не иметь представления, где живет твоя собственная мать?
Дядя Генри небрежно махнул рукой.
— Вижу, ты не понимаешь. Мы с Одри знакомы давно, но не так, как ты думаешь. Просто я и твоя мать были сводными братом и сестрой. У нас был общий отец, но разные матери.
Рот Фионы превратился в букву «О», но она не произнесла ни слова, потому что у нее сразу образовались тысячи новых вопросов.
Девочка поняла, что дядя Генри ждет, когда она заговорит.