— Не хотите ли присесть? Выпить чего-нибудь? У нас есть молоко и сок.
— Все в порядке, спасибо. Я довольно много пил по дороге сюда. — Он повернулся к открывшейся двери кухни, увидел Си и воскликнул: — Сесилия!
Подойдя к старушке, он обнял ее.
Си замерла в его объятиях, разжала губы и широко раскрыла глаза. Наконец она высвободилась.
— Ты!..
Дядя Генри шутливо погрозил ей указательным пальцем.
— Больше ни слова, милая леди с острова Эа. [22]Давай насладимся моментом воссоединения.
Си крепко сжала губы и прищурилась.
— Да, ты точно такая, какой я тебя помню, — ласково проговорил дядя Генри. — Ни на день не состарилась… сколько же прошло? Десять лет?
— Шестнадцать, — прошептала Сесилия. — Одри скоро придет, глупец. Тебе лучше уйти.
Свет в глазах дяди Генри угас, и в комнате вдруг стало холоднее. Он запрокинул голову и увидел комочек клубничной глазури на полке книжного шкафа. Прикоснувшись к нему, он поднес палец к носу.
— Вот как? — Он рассмеялся, вытер палец носовым платком и положил руку на плечо Сесилии. — Ты все такая же шутница. И за это я тебя тоже люблю.
Но Си не шутила. Что-то явно было не так. Фиона попятилась к входной двери, и в это время из своей комнаты вышел Элиот.
— Я услышал голоса… — Он остановился рядом с сестрой и удивленно воззрился на Генри.
— Наш дядя, — объяснила Фиона.
Элиот пытливо посмотрел на нее и заметил в ее глазах неуверенность.
Дядя Генри обернулся и просиял.
— Элиот! — Он сжал руку мальчика двумя руками и пожал, словно они были лучшими друзьями.
— А-а-а… здравствуйте, сэр, — выдавил Элиот.
— Пожалуйста, не надо этих формальностей. Зови меня просто «мистер Миме». Хотя я предпочел бы «дядя Генри» или просто «Генри». У меня осталось слишком мало ныне здравствующих родственников, которые называют меня именно так. Ты окажешь мне большую честь.
Его улыбка была заразительной, и очарованный Элиот улыбнулся в ответ.
— Ничего удивительного, что у тебя так мало родственников, — фыркнула Сесилия.
Фионе хотелось верить дяде Генри, но Си она доверяла больше. Прабабушка, словно защищаясь, прижала руку к шее — так она делала, когда бабушка была ею недовольна.
Что-то здесь было очень и очень не так.
— Миме… — произнесла Фиона. — Это французская фамилия?
— Наше семейство родом из Франции, — ответил ей дядя Генри, — и еще из многих стран. У нас есть кузены и кузины, дядюшки и тетушки во всех уголках мира.
— Неужели у нас есть и другие родственники? — удивленно заморгала Фиона.
— Вы с ними знакомы? — спросил Элиот. — Вы знали нашу маму и нашего папу?
Генри склонил голову набок и немного помедлил с ответом.
— О да. Хотя вашего отца… — он пожал плечами, — я знал не так хорошо, как вашу мать. Разразился большой скандал, когда они влюбились друг в друга. — Он бросил игривый взгляд на Сесилию. — Рассказать им, как они познакомились?
Он отодвинул от стола стул и сел.
— Нет, — сказала Сесилия. — Ничего им не рассказывай.
— Почему? — спросила Фиона.
Возможно, ощущение чего-то необычного в доме было связано с тем, что никто никогда не рассказывал им с Элиотом об их родителях. Фионе хотелось узнать как можно больше, даже если это означало бы бунт против Сесилии… и против бабушки.
Дядя Генри обернулся и посмотрел на Сесилию.
— Да, почему бы не рассказать им?
— Я… — Сесилия попятилась.
— Ага, — проговорил дядя Генри успокаивающе. — Вот видишь? Нет никаких причин.
Сесилия сердито прижала руки к груди, но больше возражать не стала.
— Давайте же, — поторопила Фиона дядю Генри. — Расскажите нам.
— Много лет назад я был в Венеции во время городского карнавала. — Дядя Генри потер руки. — Это был великолепный праздник. Танцы и спектакли на улице, веселые сборища днем и ночью. И все в масках. У некоторых маски были простые, кожаные, а у других — украшенные золотой фольгой и серебряной пылью, драгоценными камнями и перьями экзотических птиц. Вот где познакомились ваши мать и отец — там, где они оба были в масках.
Для пущего эффекта он провел по лицу рукой с растопыренными пальцами.
Фиона была зачарована. Она почти слышала гомон толпы на улицах и плеск воды в каналах, где покачивались гондолы.
— Как уже сказано, — продолжал дядя Генри, — я не так близко знал вашего отца, но знаю, что он был высок и статен, играл в поло и всегда великолепно одевался. Говорят, его улыбка была невероятно соблазнительна. И хотя обо всем этом мне известно только по слухам, говорили, что ни одна женщина не могла устоять перед ним. — Казалось, дядя Генри унесся мыслями куда-то вдаль. Но в следующее мгновение вернулся и продолжил: — Словом, чаровник… хотя, насколько я себе представляю, порой это создавало ему большие проблемы.
— Как это может быть? — удивился Элиот.
— А представь себе, что ты нравишься всем с первого взгляда. Представь, что все влюбляются в тебя из-за того, какой у тебя нос или прическа. Нет, он был одинок, потому что ни одна женщина не знала, что у него на сердце, каковы его желания и мечты. — Генри похлопал себя по груди. — Итак, ваш отец был в маске. Спрятал под ней лицо и улыбку, чтобы не обращать на себя внимания. Но все же его влекло к людям, он искал их общества. Вот так он и повстречался с вашей матерью.
— Она тоже была красива? — спросила Фиона.
— Она была красивее, чем можно описать словами, дитя, — вздохнул Генри. — Мужчины дрались на дуэли за то, чтобы иметь честь просить ее руки. Но конечно, все получали отказ. Тайные воздыхатели засыпали ее подарками, но ей было все равно. Она считала романтические отношения уделом пошлых людей, а влюбленных — просто глупцами.
Фиона отдала бы все на свете за подарок от тайного воздыхателя… хоть бы раз такое случилось! Интересно, каково это: быть для кого-то центром мироздания?
— Но если все это ее не интересовало, — спросила девочка, — зачем же тогда она пошла на карнавал?
— Она не верила в любовь, но ей хотелось в нее верить, — объяснил Генри. — Она была женщиной умной, просвещенной и решительной, но при этом одинокой. Как-то раз она сказала мне, что ходит на вечеринки с одной целью: наблюдать за тем, как люди влюбляются. Она поражалась их неблагоразумию, но завидовала их счастью… каким бы мимолетным оно ни было. — Тень печали пробежала по его лицу. Он наклонился к столу. — Ей казалось, что она никогда этого не поймет, а уж тем более — не переживет сама. Но она ошибалась.
Фиона и Элиот сели на пол, у ног дяди Генри.
— Она увидела вашего отца в бальном зале, где сидела и наблюдала за танцующими. Только они двое в этом зале не веселились… и тут он тоже увидел ее и подошел к ней.
Он заметил, что эта женщина в маске отвергает все приглашения на танец, поэтому сказал ей, что хотел бы побеседовать с ней и, возможно, понять, почему столько людей ведут себя как полные идиоты.
Она согласилась, и вскоре им стало понятно, как много у них общего: жизненная философия, любовь к путешествиям по всему миру, знание многих языков. И оба они, хотя в них то и дело влюблялись, сами никогда не были влюблены. Они гуляли по мощеным улицам, плавали в гондолах и, наблюдая за влюбленными парами, не подшучивали над ними, как прежде, но смотрели на них и спрашивали себя: почему человеческим сердцем так легко завладеть… а потом оно неизбежно разбивается.
Они сидели в маленьком кафе, выходящем на Большой канал, и пили кофе. Появилась луна, загорелись звезды. Лимонные деревца в кадках испускали чудесный аромат. Когда над водой взошло солнце, ваш отец снял маску, и ваша мать сделала то же самое.
Они посмотрели друг другу в глаза. В это мгновение стихли все разговоры о чужих романах, о том, как они оба одиноки, о том, что они — родственные души. Случилось невероятное: они влюбились друг в друга.
Фиона, зачарованная этой историей, встала на колени.
— А что было потом? Где они поженились?
— Насколько мне известно, в Париже, — ответил Генри, не глядя на Фиону. Он словно бы что-то припоминал. — Я не знаю всей истории.
Фиона озадаченно взглянула на Элиота.
— Как же так? Как вы можете не знать об этом? — задал Элиот вопрос, возникший одновременно и у него, и у сестры.
— Тут их история усложняется, — сокрушенно вздохнул дядя Генри. — Семейства вашего отца и наше в ту пору не общались между собой; на самом деле Монтекки и Капулетти из «Ромео и Джульетты» по сравнению с ними устраивали нечто вроде дружеской бар-мицвы. [23]
Существовал уговор о том, что одно семейство никогда не будет вмешиваться в дела другого, а это событие, безусловно, считалось…
Его слова повисли в воздухе.
Тень легла на лицо дяди Генри.
Фиона и Элиот обернулись.
В дверях, держа в руке нож, которым она резала праздничный торт, стояла… бабушка.
12
Рыбы в небесах
Взгляд Элиота перескакивал с дяди Генри на бабушку.
Он резко вскочил. Кровь отлила от головы, и ему показалось, что бабушка и дядя Генри отбрасывают тени друг на друга. Но свет проникал в комнату только через окно, справа от дяди Генри, и тени лежали под неправильным, неестественным углом.
Элиот моргнул, но тени не исчезли. Он шагнул к Фионе, и они ударились друг о дружку локтями.
Что-то еще возникло между бабушкой и Генри — что-то вроде прозрачного стекла, готового вот-вот разбиться. Элиот почувствовал, как стекло звенит и потрескивает.
Надо было что-то предпринять.
— Это… — произнес он надтреснутым голосом, кашлянул и начал снова. — Это дядя Генри.
Свет и тени вернулись на свои места. Бабушка вздохнула.
— Вижу. — Она полуприкрыла глаза, словно свет слепил их. — И как всегда, плетет небылицы.
— Я всего лишь немного приукрасил историю, — возразил Генри.
— Вдоль Большого канала нет никаких лимонных деревьев, — буркнула бабушка. — Их отец не играл в поло.
Генри пожал плечами, словно мальчишка, уличенный в краже печенья. Однако быстро овладел собой, встал и беспомощно развел руками. Попытался улыбнуться, но передумал.
— Я приехал поговорить.
— В этом тебе нет равных, — ледяным голосом проговорила бабушка, и Фиона невольно поежилась.
Бабушка крепко сжимала рукоятку ножа, держа его лезвием вниз.
— Просто поговорить, — сказал дядя Генри.
— Я так и знала, что ты появишься, — проворчала бабушка. — Водители никогда не работают в одиночку. Пока мистер Уэлманн «разговаривал» со мной, он послал к тебе своего напарника. — Бабушка вздернула брови. — А проворнее тебя никого нет, верно?
— Таких очень мало, — проговорил дядя Генри, бросив взгляд на нож.
У Элиота волоски на спине встали дыбом. Бабушка так держала нож, ее рука была так напряжена, что нож, даже опущенный, выглядел угрожающе. Она управляла домом, и ее то и дело можно было видеть то с топором, то с ломом, то с ножом, чтобы срезать старые обои. Но этот нож Сесилия принесла из кухни, чтобы разрезать праздничный торт, испеченный к их дню рождения. И нож выглядел по-другому, чем утром. Лезвие стало темнее.
Фиона, видимо, тоже почувствовала что-то нехорошее. Она отошла от дяди Генри и встала рядом с Сесилией.
Си обняла ее одной рукой, словно хотела защитить, и поманила к себе Элиота.
Элиот встал с другой стороны. Ему было не по себе, но он постарался не подходить к прабабушке слишком близко, чтобы она и его не обняла. Он не хотел, чтобы на него смотрели как на маленького.
Дядя Генри бросил взгляд на них.
— Они прекрасны, Одри. Умные. Вежливые. Чистые. Такие, какими я и ожидал их увидеть.
Элиот вытянулся во весь рост. Комплименты вызвали у него чувство гордости, хотя он не совсем понял, что в данном случае означало слово «чистые».
Кем же на самом деле приходился им дядя Генри? Он сказал, что они с их матерью были сводными братом и сестрой. Значит, дядя Генри не состоял в родстве с бабушкой?
Но это казалось маловероятным. Сейчас, когда они стояли лицом друг к другу, было легко заметить, что бабушка и дяди Генри очень похожи: серебряные шелковистые волосы, гладкая оливковая кожа, тонкий нос, большие глаза и властность, проявляющаяся в каждом движении.
— Ты собираешься меня зарезать? — осведомился дядя Генри. — Или мы все же поговорим?
Бабушка промолчала.
Элиот услышал стук собственного сердца. Конечно же, дядя Генри шутил.
Но бабушка не тронулась с места. Ее лицо было подобно каменной маске, а глаза стали похожими на острые осколки разбитого зеркала.
Элиот крепко сжал губы. Он слушал и смотрел.
Фиона дрожала, прижавшись к Сесилии, но тоже молчала.
— Поступишь со мной, как с Уэлманном? — спросил дядя Генри и провел рукой поперек горла.
Мистер Уэлманн был мертв? Его убила бабушка? От этой мысли Элиоту стало жутко.
— Но я тот водитель, которому не так просто подыскать замену, — продолжал Генри. — На самом деле… — его губы разошлись в жесткой усмешке, — я поистине незаменим, и меня обожает все семейство.
Бабушка фыркнула.
— К тебе относятся как к шуту.
— Может быть. — Генри вальяжно взмахнул рукой. — Но если что-нибудь случится с моей прекрасной дурацкой башкой, Лига предпримет действия. Они найдут тебя и детей. — Его приятный голос стал жестким. — И тогда разговоров не будет.
Элиот почувствовал, как у него немеют руки и ноги. Он едва сумел сделать шаг назад, ближе к Фионе и Си.
— Неплохо разыграно, — ледяным тоном произнесла бабушка. — Конечно, ты не явился бы сюда без поддержки остальных фигур на доске.
Генри склонил голову в знак согласия.
— Вы должны поехать со мной. Сегодня же. Они хотят увидеть тебя… и их. Вот все, что я хотел сказать. — Дядя Генри поднял руки вверх. — Не стоит убивать гонца, моя дорогая.
Нож в руке бабушки дрогнул, и она крепче сжала его.
Элиот перестал слышать, как тикают часы в прихожей. В наступившей тишине явственно ощущалась только напряженность между бабушкой и дядей Генри.
А потом бабушка выдохнула и кивнула.
— Хорошо, — сказал дядя Генри.
Бабушка выронила нож, и он со стуком упал на пол. Она подошла к Фионе и Элиоту.
Дядя Генри подобрал нож и положил его на полку книжного шкафа.
— Моя машина внизу.
Бабушка опустилась на колени перед близнецами и взяла их за руки. Ее пальцы были холодны, как лед.
— Мы отправляемся в путешествие. Прямо сейчас.
Элиот никогда не видел, чтобы бабушка перед кем-то пасовала. Сейчас она выглядела старше, чем мгновение назад. Она держала его и сестру за руки так, словно хотела почерпнуть у них силу, иначе не смогла бы подняться.
Ему хотелось успокоить ее, обнять, но он боялся, что она отстранится. Бабушка впервые прикоснулась к ним вот так, впервые показалась хоть немного уязвимой.
— Куда мы поедем? — спросил Элиот.
Бабушка не ответила ему.
— Они собрались? Уложили вещи? — спросила она у Сесилии.
— Вещи собраны для поездки на выходные, — ответила та. — Я думала, мы… Но какая разница, что я думала? Пойду соберу кое-что в дорогу.
Она гордо выпрямилась, насколько позволял ее маленький рост.
Бабушка встала. Сила вернулась к ней. Элиот почувствовал, какой крепкой стала ее рука, когда она разжала пальцы и посмотрела на Элиота и Фиону сверху вниз.
— Попрощайтесь с прабабушкой, дети.
Затем она обернулась к Сесилии.
— Ты не поедешь. В машине Генри для тебя не хватит места.
Си сразу осунулась, ее взгляд стал отрешенным.
Элиот и Фиона подошли и обняли ее.
Она прижала их к себе так крепко, что Элиот испугался — как бы у нее не сломались кости. В следующее мгновение прабабушка нежно отстранила их. Ее старческие глаза наполнились слезами.
— Будьте храбрыми, — прошептала она. — Не позволяйте им разлучить вас. Вместе вы сильнее.
Элиот заметил во взгляде Си твердость, которой никогда не видел прежде. Казалось, она столько хотела им сказать… но на это не было времени.