Мальчики заглянули внутрь.
— Некрасиво. Уйдите оттуда, — сказала мама недовольно.
— Мы только посмотрели, — Тинел смутился.
— Нечего слоняться без дела. Идите и принесите хворосту. Быстренько!
Хворост? Пусть будет так. Они не стали ждать повторного приказания…
Лес рос на склоне холма, карабкался вверх к его гребню, начиная от самого обрывистого берега Днестра.
Над головой шуршало зеленое сплетение листвы, сквозь которое просвечивало синее сияющее, залитое светом солнца небо.
В листве пели птицы. Их голоса неслись отовсюду. Мальчики запрокинули головы и стали глядеть вверх, но, как ни старались, не заметили ни одной.
— Хитрые какие, здорово прячутся! — заметил Миликэ и принялся собирать хворост.
Тинел последовал его примеру.
Они быстро набрали по хорошей охапке, отнесли и сложили, как показала мама, с левой стороны плиты.
Потом снова отправились в лес.
— А что там, подальше, за этим дубом? — спросил Тинел, когда они остановились передохнуть.
— Давай посмотрим, — предложил Миликэ.
Здесь уже не было тропинок. Высокие деревья росли близко друг к другу, и ветки их переплелись так густо, что они казались настоящими тайными крепостями. То тут, то там открывались светлые поляны и полянки.
Мальчики обходили «крепости» и шли от поляны к поляне, поднимаясь все выше и выше.
— Смотри, смотри, ландыш! — воскликнул Тинел, пораженный открытием. Никакого ландыша не было, конечно, в густой зеленой траве, были только его длинные, гладкие листья.
— Да, — подтвердил Миликэ, и оба присели на корточки перед пучками листьев.
— Весной, наверно, земля белая была от ландышей!
— Ага, жалко, что мы не приехали сюда весной! — сказал Тинел с сожалением.
— Приедем на будущий год!
Вдруг в шелесте листьев и щебете птичьих голосов, с которыми мальчики уже свыклись, они уловили какие-то новые звуки, словно кто-то говорил быстро-быстро.
Братья переглянулись.
Миликэ догадался первый и, вскрикнув от радости, кинулся туда, откуда шли звуки. Отвел в сторону гибкую ветку: под обрывом, прямо у их ног, журчал родник. Тинел тоже просунул голову в просвет между ветками и глянул вниз.
— Как здесь хорошо!
Вода, прозрачная, голубоватая, неторопливо текла по выдолбленному в ракушечнике желобу, журчала тихонько по камням, устремлялась в долину, омывая траву на своем пути…
Миликэ и Тинел пили сначала пригоршнями, потом легли на траву, окунули носы в холодную и необыкновенно вкусную воду.
— Хватит! Закрываем кран! — сказал Миликэ, вытер нос и щеки тыльной стороной руки и поднялся.
Они бросили еще взгляд на белые камни, отмытые до блеска родниковой водой и поросшие по краям темно-зеленым лишайником, посмотрели на крупные цветы ромашки, которые росли вокруг, — и пошли дальше.
— А если мы встретим волка? — вдруг спросил Тинел и сам испугался собственного вопроса.
— Ну уж! Нет…
— А если?! — настоял Тинел шепотом.
— Волки ходят только зимой, — уверенно ответил Миликэ.
— А летом? Умирают? — подтрунил над ним Тинел и бросил на своего старшего брата, почти второклассника, колкий взгляд.
— Скажешь такое! — ответил тоже наверняка Миликэ, не почувствовав иронии. Он и сам знал, что летом волки есть, просто не ходят стаями.
— Ага значит, ходят и летом. Где-то же они живут! И если нам встретится какой-нибудь волк… — он поежился от страха.
— Может, еще и не встретится, — ответил Миликэ упавшим голосом. Его вдруг охватило что-то похожее на озноб, стало будто холодно. Но ему не хотелось, чтобы Тинел заметил это.
— «Может» — говоришь. Давай лучше вернемся. Хватит бродить, — настоял Тинел.
Миликэ воспрял духом и сказал:
— Как хочешь… Мне все равно, — и на секунду испугался: вдруг Тинел раздумает?
Но Тинел не раздумал. И они повернули назад.
Шли молча.
— Если наскочим на волка, — шепнул Тинел, — вскарабкаемся на дерево.
— Самое высокое! — съязвил Миликэ.
По дороге назад они не любовались ни листьями, ни жуками, ни цветами. Набрели еще на один родник, но прошли мимо, даже не останавливаясь; они только вслушивались в шумы леса и старались уловить приближение волка.
— Волк ходит неслышно, — шепнул вдруг Миликэ, — он знал, что и Тинел думает о том же.
Тинел замер, держа палец у рта.
— Что? — выдохнул Миликэ.
— Мы заблудились?!
— Вроде нет… — заколебался Миликэ, оглядываясь.
— Слышишь? — вздрогнул Тинел. — Кто-то пробирается сквозь кусты?!
— Слышу.
— Вскарабкаемся?
— Может, это собака…
— А если волк?! Давай посмотрим о дерева, — заскулил Тинел.
— Ну, если ты хочешь, — разрешил уговорить себя Миликэ и помог Тинелу взобраться на дерево. — Между прочим, — вспомнил он, — говорят, что одичавшие собаки хуже волков.
В самом деле, слышно было, что кто-то приближается, изредка шелестела задетая на ходу ветка, раздавался хруст сушняка под чьей-то ногой. В один миг и Миликэ оказался на дереве. Оба сидели верхом на ветках и, затаив дыхание, смотрели вниз.
Вскоре совсем близко раздался треск сухой ветки.
— Мама! — крикнул Тинел в ужасе.
— Кто там? — послышался тоненький голос. — Кто там?
Внизу показалась незнакомая девочка, примерно того же возраста, что Тинел, белокурая, с тоненькими косичками, повязанными красными лентами, в ситцевом полинялом платьице и голубых сандалиях. Она посмотрела в одну сторону, в другую, ища того, кто крикнул «мама», и, когда увидела мальчишек, сказала:
— А, археологи!
— Ты нас знаешь? — страшно удивились оба.
— Ну да, — спокойно ответила девочка, глядя на них большими голубыми глазами.
— Откуда ты нас знаешь? — удивился Тинел.
— Мы здесь первый раз, — добавил Миликэ.
— Я вас видела, — ответила девочка просто.
— Где?
— Когда?
— Вчера. Там, — и она показала головой, — в вашем лагере.
— Там наш лагерь? — спросил Тинел быстро.
— Что, не знаете? — засмеялась девочка.
— Нет, знаем, — поторопился Миликэ поправить дело. — А почему мы тебя не видели вчера? — изменил он разговор.
— Вы устанавливали палатки, а я проходила по тропинке поверху, в лесу. И увидела.
— А что ты делаешь здесь, в лесу? — спросил Тинел.
— Живу. А вы почему залезли на дерево?
— Хм. Мама сказала, что в лесу есть кизил. Мы хотели… — попытался Миликэ соврать.
— Кизи-и-ил?! — Девочка рассмеялась. — На дубе? — Девочка хохотала.
— Желуди, — ляпнул Тинел.
— А зачем вам желуди? Чтобы мама сварила вам компот, как в городе?
— Ну что ты болтаешь? Чтобы играть ими.
— А-а, — сказала девочка. — Слезайте. Хватит. Покажу я вам один дуб, у которого желуди вот такие! — и показала, какие, — каждый с ее черный замурзанный палец (сразу видно, что ела черные черешни).
Мальчики слезли с дерева. Переглянулись.
Губы девочки, как и ее руки, тоже были черные.
— Ты кто? — спросил Тинел с любопытством.
— Дочка лесника.
— И живешь в лесу?
— Да.
— У тебя есть дом?
— А что ты думаешь, я в дупле живу? — рассмеялась девочка.
— И как тебя зовут?
— Аникуца.
— А меня…
— Тинел, — опередила его девочка. — А тебя — Миликэ, — сказала она быстро и снова весело захохотала.
Засмеялись и мальчишки. Эта лесная девочка знала все.
— Нам по пути, — сказала Аникуца и пошла вперед. Обрадованные мальчишки поспешили за ней. Некоторое время они шли молча.
Откуда-то издалека до них долетел мамин голос:
— Тине-е-ел! Миликэ-э-э!
— Нас зовет мама! — забеспокоился Тинел.
— Слышу. Смотри, за теми зарослями есть тропинка, она ведет прямо в лагерь…
И заторопилась.
— А ты? — крикнул ей вслед Тинел. — Куда идешь?
— Домой. У меня дела. И так я потеряла с вами много времени… — и скрылась за бугром, поросшим орешником.
Мальчишки побежали по тропинке вниз, к лагерю. В густой листве проглянули палатки, забелел дым от плиты, мальчики увидели маму, — она ходила среди росших у палаток деревьев и звала!
— Миликэ-э-э!
И эхо отвечало ей с другого берега Днестра, из садов:
— …икэ-э-э!
— Тине-е-ел! — звала мама с отчаянием.
И эхо снова отвечало:
— …е-ел!
Через несколько мгновений они стояли перед мамой: рубашки и штаны изодраны, колени в ссадинах, руки в царапинах, оба грязные, потные, взлохмаченные…
Только что, когда мама была напугана их длительным отсутствием, у нее было одно жгучее желание — увидеть их. Она очень тревожилась: не случилось ли с ними что-нибудь? Может, свалились где-то со скалы на берегу? Почему так долго не возвращаются? Где блуждают? Почему не откликаются?
Но едва увидела их, целых и невредимых, — успокоилась. Посмотрела на них пристально.
Мальчишки опустили глаза.
— Хороши! — сказала мама, смерив их с головы до ног долгим, полным горечи взглядом.
И принялась ругать, рассерженная не на шутку.
— Значит, вот вы как! Принесли мне хворосту!
— Мы принесли, — пробормотал Миликэ.
— Очень много! На растопку только и хватило, а не для того, чтобы приготовить обед.
Мама не могла их простить.
— Отныне ни шагу без моего разрешения. Все утро промучилась, собирала хворост. Воду принеси, обед сготовь — все сама! Для того я поступила сюда на все лето на работу, чтобы нервничать из-за вас? Вон в каком виде явились! Для этого я вас сюда привезла? — спрашивала их мама, расставляя на столе тарелки.
Мальчишки стояли рядом, не решаясь вымолвить слово. Миликэ царапал ногтем скамью, Тинел с интересом поглядывал на плиту: он здорово проголодался.
— Идите умойтесь и переоденьтесь, чтобы Теофил Спиридонович не застал вас такими растрепами… и в этой рвани. Стыд и позор!
Тинел и Миликэ кинулись умываться.
Спустя несколько минут они появились в одних трусиках.
— Не нужна нам одежда. Будем так ходить.
— Давно бы так.
— С утра было прохладно, — заметил Миликэ.
— Вы и пропали с самого утра! — ответила мама, и Миликэ больше не проронил ни слова.
— С минуты на минуту могут прийти. Неси, Миликэ, скорее хлеб.
Мама нарезала хлеб, а из-за деревьев, на тропинке, по которой утром археологи ушли на раскопки, раздались оживленные голоса и смех…
«…И приплыла с низовьев Днестра, рассекая волны, зеленая лодка, словно лист с ковра, а в лодке сидели два брата, два богатыря, сильные и смелые, не имеющие себе равных на целом свете. Они гребли и пели… Нет, не пели — их мог услышать лесной дракон. А они пришли сюда для того, чтобы одолеть дракона, наводящего на всех ужас в этих местах…» — еле слышно шептал Тинел.
С закрытыми глазами, ежась под полосатым одеялом на раскладушке, мальчик шептал сказку…
Все были еще на ногах, а его и Миликэ отправили спать, потому что они — малы еще. И по старой привычке Тинел, прежде чем уснуть, принялся придумывать себе сказку. Когда он был совсем маленький, мама рассказывала ему сказки, потом Лина читала из книг… Однажды вечером сестра заявила:
— Спи так. Уже большой. Сойдет и без сказки…
И он стал сам придумывать себе сказки.
«…Два богатыря направили лодку к берегу, выпрыгнули из нее, привязали к раките и вошли в лес. Шли, а перед ними склонялись ландыши, кусты шиповника и дубы и спрашивали их:
— Кто вы и откуда прибыли в наши края?
А они отвечали:
— Мы два богатыря.
— И вам не страшно, что можете здесь пропасть? В черной пещере, в глубине леса, живет дракон и всех мучает. Он топчет ногами цветы, вырывает с корнем деревья, людей берет в рабство.
— Мы для того и пришли сюда, чтобы его одолеть.
И кланялись им в пояс цветы и кусты, и деревья…
Нашли храбрецы пещеру. Слышно было, как в ее глубине дышит уснувший дракон.
— Кто войдет первый? — спросил младший брат.
— Я, — ответил другой.
— Почему ты?
— Потому что я старше!
— Только на два года! А по силе мы равны! — отрезал младший.
— Я старше! — настоял другой.
— Бросим жребий! — предложил младший…»
До Тинела донесся голос Теофила Спиридоновича:
— Валентина, тебе не кажется, что твои ребята не спят? Вроде слышу их разговор…
Мама вошла в палатку, прислушалась. Вышла.
— Тебе показалось. Спят.
Миликэ и вправду уснул. Но Тинел только притворился спящим. Ему еще предстояло идти на дракона.
Но вдруг он зевнул, почувствовал, что веки слипаются, и прошептал:
— Ладно, завтра я тебя одолею…
И уснул.
Глава II
Валентина Александровна, то есть мама, и Теофил Спиридонович дружили с детства. Когда-то жили забор в забор, учились вместе в школе, даже на одной парте сидели. Потом Теофил Спиридонович закончил институт и стал археологом, а мама — бухгалтером на одном заводе в Кишиневе. Но они остались друзьями навсегда.
Часто мама рассказывала детям о разных случаях из своего детства и школьных лет, и в каждом воспоминании присутствовал Теофил Спиридонович, в те времена просто Филикэ, сорванец почище, чем Миликэ и Тинел, вместе взятые.
Ребята любили Теофила Спиридоновича. Потому что чувствовали — и по его улыбке, и по шутливому взгляду, — что в душе его еще живет тот мальчишка, о котором рассказывала мама.
Однажды вечером, когда Теофил Спиридонович пришел к их родителям и предложил маме, как сказал он, «высокий пост повара в археологической экспедиции» с правом взять с собой детей, оба в один голос крикнули «ура».
А мама, смеясь, сказала:
— Гениальная мысль. Я как раз все думала, как бы отдохнуть вместе с детьми. Не хочется ехать в санаторий, а их оставлять без присмотра.
— Хотя это тебе не помешало бы, — вмешался папа.
— И так весь год не вижу детей. Я на работе, они в школе. Даже поговорить некогда с ними. Хоть теперь буду видеть их целый день, а вечером отдохнем вместе. Принимаю предложение.
До отъезда оставалось еще несколько дней, и Лина стала лихорадочно готовиться. Брала книги для чтения у друзей и из библиотек, — что еще делать на отдыхе, если не читать?
Мама только улыбалась, а папа изредка говорил:
— Дай бог!
Миликэ и Тинел думали, что отъезда ждать — не дождаться, но оставшиеся несколько дней пролетели быстро…
И вот они сидят в машине, асфальт струится под колесами, а навстречу им уже наплывает оргеевский лес.
Вдруг Тинел увидел на опушке леса медведя. В следующее мгновение он понял, что медведь каменный.
— Миликэ на прогулке, — заметил Тинел с притворным безразличием и попал в точку: Миликэ рос коренастым круглолицым крепышом.
Брат обиделся, но постарался не выдать обиды, только подумал: «Если встретится каменный дикий кабан, я скажу: «Тинел на прогулке».
Кабана не было, среди зелени возник олень с ветвистыми рогами, — он величественно смотрел на машины, сновавшие по шоссе. Миликэ притворился, что не заметил его. Не сравнивать же ему Тинела с эдаким красавцем! Не дождется!
Дорога была очень красивая — из-за каждого поворота открывался новый, неожиданный вид. Но вот ребята оказались на берегу Днестра…
Солнце давно взошло, но еще не вынырнуло из-за леса. Чувствовалось, как оно медленно и упрямо поднимается с ветки на ветку, вот-вот вскарабкается на косматую гриву — бросит с ее высоты свой обжигающий луч на спрятанный в зеленой прохладной долине лагерь.
Мальчики толкались в очереди у умывальника.
Лина помогала маме: подкладывала хворост в плиту.
Теофил Спиридонович, сидя перед своей палаткой на чурбане, приводил в порядок бумаги, делал какие-то записи.
Не замеченная и не увиденная никем, возле плиты появилась Аникуца, держа в руке голубой бидон.
— Доброе утро! — раздался ее тоненький голос. — Я принесла вам молока, Валентина Александровна!
— Вот спасибо, хлопотунья!
Мама, переливая молоко из бидона в кастрюлю, велела мальчикам:
— Бегите к колодцу, принесите свежей воды для чая. Только быстренько!
Мальчишки уже схватили ведро.