— Чай из колодезной воды? — заметила девочка удивленно. — Родниковая лучше. Слаще.
— А откуда взять родниковой? Мы не знаем, где родник, — сказала мама.
— Знаем! — Тинел с ходу остановился, выдернув в руки Миликэ ведро.
— Далековато, — заметил Миликэ.
— Есть другой, поближе, — вмешалась Аникуца. — Могу доказать. Вон там! — и чиркнула пальцем вверх по тропинке, что терялась в гуще леса. И пошла вперед.
Мальчики заспешили за ней.
Аникуца шла быстро и легко, словно ее нес ветер.
«Настоящая коза!» — подумал Миликэ с досадой. Он шел за девочкой, чуть не задыхаясь.
— Что ты так торопишься, Аникуца? — крикнул Тинел, опередил Миликэ и догнал Аникуцу. Ему, тоненькому, было легко поспевать за ней. Черные глаза его озорно блеснули:
— Не так быстро! А то Миликэ похудеет!
Миликэ зыркнул на него сердито, протянул руку, чтобы дать щелчка, забыв, что время щелчков миновало: Тинел вырос и стал быстроногим. Миликэ опустил руку и подумал: «Ладно, все равно я тебя догоню, когда будем возвращаться. Вниз мне будет легче…»
Вскоре перед ними открылась солнечная поляна, ровная, вся поросшая травами и цветами. В центре ее возвышались два дерева. Одно было с круглой, как шар, кроной, другое — высокое, стройное.
— Как оно называется? — показал Тинел на круглое дерево.
— Кизиловое.
— А, вот оно какое, — проговорил мальчик, разглядывая диковину.
— Да, и растут на нем желуди, — пошутила Аникуца.
Тинел предпочел не ответить.
— А то, другое?
— Вяз.
— Вяз, — повторил Тинел. Он не помнил, чтобы видел когда-нибудь вяз.
— А где родник? — спросил Миликэ.
— Вот он! — Аникуца сделала несколько шагов в сторону кизилового дерева и наклонилась над какими-то камнями, поросшими травой и зеленым мхом.
И мальчишки наклонились и увидели перед собой небольшой, не очень глубокий колодец, с такой прозрачной водой, что, казалось, в нем воды и нет вовсе: каждый камушек на дне и все камушки, из которых были выложены стены, ясно виднелись, а у самой неподвижной поверхности воды, среди камней, рос водяной цветок с гладкими, полными сока листьями, на которых просвечивали прожилки.
Колодец дышал покоем и прохладой.
— Это что за цветок? — спросил Тинел шепотом.
— Цветок родника, — ответила Аникуца тоже шепотом. Посмотрела Тинелу в глаза и добавила: — или, может быть, Родниковой Феи.
— У родника есть фея?
— Каждый родник должен иметь фею.
— И она приходит пить родниковую воду?
— Ну да.
— Когда? Ночью, что ли?
— Зачем ночью? Что она — привидение?!
— А когда?
— Утром, до восхода солнца, думаю…
— Мама тебе сказала?
— …Мы разве не по воду пришли? Нас ждет мама! — Рядом с ними появился Миликэ. Он ходил проверить, не созрели ли кизиловые ягоды. Теперь без лишних слов наклонился к колодцу, намереваясь окунуть в воду ведро. Достаточно было наклониться, чтобы зачерпнуть воды.
— Нельзя! — запротестовала Аникуца. — Смотри, здесь есть кружка. Возьми, пожалуйста, кружку.
Миликэ подчинился, взял кружку и принялся лить воду в ведро. Ему, конечно, больше пришлось бы по душе, если бы Тинел наполнял ведро, а он, Миликэ, разговаривал с Аникуцей, послушал, что она еще расскажет. Но вышло как раз наоборот.
«Ладно, завтра заставлю тебя наполнять ведро, не волнуйся!» — подумал Миликэ и немного успокоился.
— А куда течет родниковая вода? — спрашивал между тем Тинел.
— К вашему лагерю. Смотри-ка, проходит вот здесь, в этих кустах, потом течет между деревьями, потом попадает в ложбинку и идет как раз мимо вашего умывальника…
— А я-то думал, откуда такая пропасть воды? — удивился Тинел наивно.
Миликэ наполнил ведро.
— Пошли!
Аникуца направилась в другую сторону поляны: она шла домой.
— Завтра придешь? — крикнул Тинел вслед девочке.
— Конечно! Я же принесу вам молока! — Она быстро оглядела их, словно что-то взвешивая, и добавила: — Надо было вам прийти с двумя бидончиками, а не с ведром, — и скрылась в лесу.
«Много ты знаешь», — подумал Миликэ.
Они взялись за ведро с двух сторон и пошли по узкой тропинке, спотыкаясь о кочки, скрытые густой травой.
«Когда остановимся, чтобы передохнуть, я дам тебе щелчка», — подумал Миликэ, заранее радуясь своей проделке.
Пока шли по ровной поляне, было еще терпимо, когда же начали спускаться по тропинке, поняли, что влипли.
Спуск был крутой, тропинка — извилистая, вода из ведра выплескивалась, и нельзя было остановиться, чтобы перевести дух.
— Иди ты первый, — предложил Миликэ, потому что, только он сделал несколько шагов по тропе, как его сандалии оказались полными воды. Вода к тому же была холодная, как лед.
Тинел подчинился и пошел первым. Но скоро оба убедились, что стало хуже и тяжелее нести. Особенно для Миликэ: вся тяжесть досталась ему. Единственным утешением было то, что и у Тинела сандалии тут же промокли насквозь.
«На таком склоне, наверно, хорошо спускаться на салазках, а не нести полное ведро», — подумал Тинел.
Им казалось, что руки у них отрываются от самых плеч: правда, чем ближе лагерь, тем легче становилось ведро.
Когда они очутились перед мамой мокрые, грязные пуще вчерашнего, воды в ведре оставалось чуть на донышке!
— Молодцы, ничего не скажешь! — сказала мама. — Чай я вскипятила из колодезной воды. Быстро умойтесь и идите к столу.
«Знала Аникуца, что говорит», — подумал Миликэ и сказал маме:
— Завтра принесем воды в бидончиках. Увидишь, как быстро.
Как настоящие землеоткрыватели, Миликэ и Тинел пошли не в ту сторону леса, где побывали вчера, а в противоположную: по тропинке, вьющейся к обрывистому берегу Днестра, между скал, которые возвышались то тут, то там в тени лесных опушек.
Они очень удивились, когда спустя некоторое время набрели на маленькое озерцо, поросшее со всех сторон вербами, камышом и тростником.
Вдруг Миликэ застыл на одной ноге, даже перестал дышать.
Тинел проследил за его взглядом и заметил на камышинке крупную стрекозу с длинными прозрачными крыльями.
Миликэ смотрел на нее завороженно.
Стрекоза, казалось, не видит его и не подозревает, какая опасность ей грозит.
Миликэ тихо-тихо протянул руку, чтобы поймать ее, подался вперед, приготовился… но в последнюю секунду стрекоза взлетела, грациозная и легкая, и застыла на другом стебельке, который тут же закачался над голубой водой.
В зеркале озера появилась еще одна стрекоза.
Тинел сказал:
— Лови ту, из воды.
— Сам лови.
— Тебе же нужно!..
— Мне нужна эта. Молчи и не шелохнись! — цыкнул Миликэ. Он внимательно посмотрел вокруг, заметил другую стрекозу, еще больше и красивее той.
— Или эта…
Миликэ снял с головы бумажный шлем и с ним в руке осторожно, неслышно, как ему казалось, стал приближаться к стрекозе.
Та будто не замечала его. Может, она уснула на солнце?.. Кто знает!
Еще одно движение и… красавица взлетела.
— Вот хитрюга!
— Миликэ — храбрый зверобой, хотя хромой он и слепой! — запел Тинел тут же сочиненную песенку, и даже сделал несколько движений и прыжков какого-то дикарского танца.
Миликэ окончательно рассердился. Он и так был раздражен поведением хитрых стрекоз, а тут еще Тинел…
— Сейчас получишь щелчка! — и ринулся к Тинелу. Но юркий братишка не стоял на месте в ожидании расправы, он побежал, не выбирая тропинки. Миликэ — за ним.
Оба остановились в каком-то овраге, еле переводя дыхание: дальше Тинелу некуда было бежать.
— Смотри, рукавичка! — Тинел застыл, пораженный, и показал пальцем куда-то вверх.
Над их головами, прикрепленная к гибкой веточке, качалась бело-серая рукавичка.
— Кто ее потерял?
— Черномор!
— Нет, без шуток! И почему она зацепилась за ветку? Кто-то подбросил ее?
— Это гнездо! — догадался Миликэ, хорошенько разглядев рукавицу. — Из нее писк слышен. Там птенцы.
— Правда, — округлил глаза Тинел, прислушиваясь. — Гнездо…
— Давай снимем его с ветки, — предложил Миликэ.
Тинел нахмурился.
— Зачем?
— Поиграем.
— Что это за игра? — удивился Тинел.
— Сейчас увидишь.
— Как с крабом? — бросил в его сторону быстрый взгляд Тинел. — Не разрешаю! Перестань!
…Целая история была с этим крабом. В прошлом году Миликэ и Тинел вместе с мамой поехали в Севастополь к дяде, маминому брату. Вместо с двоюродными братьями и сестрами, с мамой и дядей пошли к морю. В то время, как все купались, плавали и барахтались в зеленых волнах, Тинел заметил, что Миликэ не купается, а очень внимательно рассматривает морскую воду.
Тинел тихонько подошел.
Миликэ как раз вытаскивал из-под камня большого краба, который отчаянно дрыгал клешнями, стараясь вырваться из его руки.
— Поймал! — торжествовал Миликэ.
— Зачем поймал? — спросил его Тинел.
— Играть с ним будем.
— Я не хочу с ним играть.
— Твое дело. Я сам буду.
И Миликэ опустил краба на камень, на котором сидел недавно, свесив ноги в море. Краб тотчас направился к воде, переваливаясь, словно маленький смешной, но очень ловкий танк.
— Смотри, как он идет, смотри, как он идет! — кричал Миликэ в восторге.
В самом деле, краб передвигался не вперед, как все живые существа, а вбок — то направо, то налево, как будто танцевал. Но как только он добирался до края камня, Миликэ хватал его и снова усаживал как можно дальше от воды. А краб, едва освобождался из тисков руки Миликэ, сразу же быстро-быстро пускался бежать, перебирая ногами, и всегда направлялся только в сторону моря.
— Как только он их не путает? — хохотал Миликэ.
Тинел хмуро смотрел на него. И молчал. Ему не нравились такие игры. Он и прежде, бывало, видел Миликэ с разными жуками и никогда не принимал участия в его играх.
Миликэ знал, что Тинел недоволен, и нарочно играл. Кроме того, игра ему нравилась. Он опять схватил краба и унес его как можно дальше от моря, шагов на двадцать. Тинел шел следом. Миликэ остановился. И Тинел остановился. Миликэ пустил краба в траву.
Краб тут же двинулся к морю, будто был связан с ним невидимой ниткой.
— Смотрите, пожалуйста! — удивился Миликэ. — Он знает одну дорогу — домой!
Потом огрызнулся на Тинела:
— Что ты так смотришь на меня? Я не имею права играть?
Тинел ничего не ответил. Он все время молчал и теперь глядел на него потемневшими глазами, со сжатыми губами. Он не умел прятать своих чувств.
— Ну, хватит! — заявил наконец Миликэ, пресытившись игрой. — Теперь иди домой.
Тинел обрадовался, думая, что Миликэ намеревается отпустить пленника в море. Где там! Миликэ спрятал краба в своем рюкзаке. И отправился купаться.
Тинел знал, что мама возмутилась бы поступком Миликэ, если б узнала, как мучал он беднягу-краба, но Тинелу не нравилось ябедничать. Поэтому он прокрался к рюкзаку, вытащил пленника и побежал к каменной плите, возле которой Миликэ недавно вытащил его из воды. И пустил краба в море.
В одну секунду тот скрылся в плотной зеленой волне.
— Иди к своим детенышам, — шепнул ему Тинел и убежал, чтобы Миликэ его не заметил.
Вскоре Миликэ обнаружил исчезновение своей добычи. Он пошел к плите, подсунул руку под камни и снова поймал его.
Ну и невезучий этот краб! Тинел был уверен, что это тот самый. «Почему он не убежал?» И сам себе ответил: «Как ему убежать, если там, под камнем, его дом?»
— Знаю, чья это работенка! — пробубнил Миликэ, победоносно проходя мимо Тинела с крабом в руке, и снова спрятал его в рюкзак.
После этого он уже следил за рюкзаком, и Тинел не мог освободить подневольного. С горечью проследил он, как Миликэ с рюкзаком на спине забрался в автобус.
Дома брат положил рюкзак на балкон. И сам лег спать на балконе. Так что Тинел не смог ничего сделать.
На следующий день, с утра вместо будильника раздался вопль Миликэ:
— Где мой краб?
Спросонок Тинел вытаращил глаза. Он не понимал, что случилось.
— Какой краб? — и сразу вспомнил все, что произошло вчера.
— Что случилось? — спросила мама.
И Миликэ, под маминым укоризненным взглядом, повторил свой вопрос чуть мягче, но все же довольно резко:
— Где мой краб?
Тинел забеспокоился: что с ним, в самом деле? Умер?
— Какой краб? — спросила мама.
Миликэ коротко объяснил ей и закончил:
— Тинел украл его.
Тинел возмутился, а мама сердито сказала:
— Как ты разговариваешь? С каких это пор в нашей семье завелись воры?
— Удрал твой краб, парень! — вмешался в разговор дядя.
— Как удрал? Сам?
— А как же иначе?
— Нет… Непонятно… — недоумевал Миликэ. Ему все мерещилось, что Тинел спрятал куда-то краба, а мама с дядей защищают Тинела.
Дядя сказал торжественно:
— Побег из тюрьмы протекал по всем правилам! Смелый парнишка! Молодец!
— Куда же он убежал? Как?
— Вылез из рюкзака, спрыгнул с балкона, — второй этаж не такая уж большая высота: прыгали мушкетеры, прыгнул и он. И… дай бог ноги — к морю!
— А в море он найдет свой дом, дядя? — обрадовался Тинел.
— Для него любой камень — родной дом. Море рядом. Вот он, залив! В двух шагах!
— Крабьих! — сказал Тинел смеясь.
И мальчик представил себе, как по уснувшей ночной улице вниз — к заливу, скорее к заливу — спешил краб. Молодец!
…Теперь Тинел вцепился в руки Миликэ и сильно сжал их:
— Я не разрешаю! Не тронь!
Миликэ пыхтел, глядя на него из-под бровей. Тинел знал, что он собирает силы, чтобы внезапно вырваться из его рук; если Миликэ задумал что-то, он обязательно сделает.
«Ну, на этот раз… — подумал Тинел, тяжело дыша от напряжения, — нет!»
Над ними появились две испуганные пичужки — родители птенцов из рукавички — и начали кружить над деревом.
Тинел процедил сквозь стиснутые зубы, скороговоркой:
— Если ты дотронешься до гнезда, я скажу маме, скажу Теофилу Спиридоновичу, папе, Аникуце — всем скажу.
Вдруг взгляд Миликэ стал более мягким, глаза посветлели, гримаса напряжения исчезла, он переступил с ноги на ногу, расслабил мускулы и сказал спокойно и примирительно:
— Я пошутил. Идем купаться.
И оба побежали к тому маленькому озеру, открытому ими давеча, похожему на тарелку, с краями, поросшими вербами, камышом и тростником…
Когда бежали к озеру, Тинел спрашивал себя мысленно: кого Миликэ застыдился? Мамы? Теофила Спиридоновича? Студентов? Папы? Аникуцы?
И только спустя несколько дней Тинел понял, какие перемены произошли в душе брата…
Глава III
Неожиданно из-за густых зарослей появился Дэнуц. Он бежал, размахивая руками и перебирая ногами так быстро, что казалось, у него четыре руки и четыре длинных нескладных ноги.
Он еще издали крикнул Валентине Александровне:
— Ура-а! Нашли!
Мама не могла отойти от плиты — бульон сбежал бы, она собирала ложкой пену и бросала ее в миску.
Тинел и Миликэ вертелись около. Миликэ ломал хворост, Тинел клал в огонь по веточке, чтобы огонь не слишком разгорался, но чтобы и не погас.
Дэнуц подошел к плите и, тяжело дыша, сообщил:
— Копали мы, копали, вдруг Теофил Спиридонович остановил нас: «Стоп!» И теперь изучает это место сантиметр за сантиметром, потому что заметил что-то в слое земли.
Так и сказал — «в слое», по-научному.
— И почему ты пришел? — спросила мама.
— Теофил Спиридонович сказал, чтобы вы не ждали нас с обедом. Придем, когда закончим.
Повернулся и ушел.
— Что же, будете работать голодными?
— Подумаешь!..
— Нельзя, — запротестовала мама, — погоди.
Она быстро сварила несколько яиц, собрала в сумку огурцы, зеленый лук, несколько помидоров, соль, хлеб, сложив все в целлофановые мешки, и отдала сумку Дэнуцу со словами:
— Работайте, сколько нужно. Первый голод утолите вот этим.