Что-то там делается? И что еще ему будет? Ну, другие грехи, может, и простятся — не зря же он торчит в больнице, — а вот телеграмма…
Сейчас эта телеграмма лежала где-то на больничном складе в кармане штанов нашего героя. Но, конечно же, он твердо помнил ее содержание: «Ввиду отсутствия турбины и по ряду соображений стройку немедленно прекратите. Министерство просвещения». Там была еще чья-то подпись, но Волли забыл чья. Теперь, раз он увез телеграмму, стройка идет! Это хорошо, но только чем все это кончится для него?
С каждым днем на душе становилось все тоскливей. На четвертый день он дал себе слово никогда больше ни на какие болезни не жаловаться и начал придумывать для себя задачки по алгебре. Он их решал, но ответы всегда получались не такие круглые, как в задачнике, а какие-то несуразные. Без остатка ничего не делилось, в решении оказывались хитрейшие дроби и всякие глупости.
На пятый день ему принесли сразу два письма: родители желали, чтобы он скорее поправился. Андрес сообщал, что его последняя воля выполнена и все ждут его в школу.
Волли решил ни на минуту не задерживаться в этом противном городе. Как только выпустят — сразу домой, в Метсакюла! Хватит, нагостился!
И, когда на седьмой день его наконец отпустили, когда собственный костюм и пальто опять оказались на его плечах, Волли направился прямо на автобусную станцию.
Именно здесь он обнаружил, что денег у него нет. Ни копейки.
Изучив табличку, висевшую возле кассы, Волли узнал, что денег ему нужно не слишком много. Но гораздо больше, чем ничего.
В одном кинофильме он видел, как когда-то беспризорные устраивались в ящиках под железнодорожными вагонами. К сожалению, у автобуса никакого специального устройства для проезда «зайцев» Волли не обнаружил. Поэтому он все-таки подошел к кассе, хотя и понимал, что к таким окошкам без денег нечего и соваться.
К счастью, у кассирши было очень мало дела и она была в хорошем настроении.
Она долго расспрашивала Волли, кто он и откуда. Потом поморщила лоб и сказала:
— Ты сходи в районо. Налево за угол, большой дом по правую руку. Там найдешь. Иди и все расскажи. Раз ты школьник, это по их системе.
Хорошо, что хоть какая-то система может о нем позаботиться! Правда, поднимаясь по лестнице, Волли вспомнил, что здесь он может встретиться с инспектором. Но теперь у него в кармане лежала такая справка, какой ни у кого из школы не было. С такой справкой бояться нечего! Он храбро открыл первую попавшуюся дверь и вошел.
За большим столом в кресле сидел бритоголовый человек в очках, а перед столом, в другом кресле, — человек без очков, с седыми волосами. Седой повернулся лицом к Волли, а бритый нахмурился и спросил:
— Что тебе, мальчик?
— Мне нужно немного денег, чтобы доехать домой, — сказал Волли. И, чтобы было понятнее, добавил: — Я из вашей системы, меня привезли сюда из Метсакюла в больницу. А теперь мне нужно уехать домой.
Седой рассмеялся:
— Значит, ты из нашей системы? Это хорошо! Я слышал, вы там, в Метсакюла, гидростанцию строите?
— Еще какую! — воодушевился Волли. — Водослив скоро уже готов будет. Вот так течет речка, здесь водослив, а тут будет плотина и здание станции, — показал он руками.
— И хорошо идет строительство? — чуть прищурившись, спросил седой человек.
Это был настоящий человек, он разговаривал с Волли как взрослый со взрослым. И парню захотелось не ударить лицом в грязь. Поэтому он заговорил совсем как директор Каэр, может быть, даже его словами:
— Строительство идет хорошо. Только беда с материалами. И денег нет. Со всякими сухарями толчеными все нервы испортишь. Никакой помощи. Даже турбины еще нет. Министерство запросили, а там знаете кто сидит?
Бритоголовый заерзал на стуле, как будто ему в штаны заполз муравей. Потом выпучил глаза и зашумел:
— Так нельзя говорить! Да знаешь ли ты, с кем…
Но седой остановил его:
— Давайте уж дослушаем. Так кто же там сидит?
Сказано это было уже не так весело. Пожалуй, Волли перехватил.
— Ну, кто-то сидит, — вывернулся он. — Понимаете, мы строим, а они говорят: «Бросайте». Турбины, говорят, нет. А мы взяли да письмо послали комсомольцам, которые турбины делают!
— Кто это «мы»?
— Ну, младший брат, пионерия.
— Слышали? — обернулся седой человек к бритому. — Нет, нужно довести дело до конца. Будем считать это экспериментом Юхана Каэра.
Он достал блокнот, что-то записал. Потом снова прищурился, взглянул на Волли и спросил:
— А ты, наверно, начальник строительства?
Положительно этот дядя знает толк в людях!
— Что вы! Я просто один из строителей, — пококетничал Волли. — Председатель совета стройки Андрес Салусте. Он бы вам лучше рассказал. Деловой парень. На одной парте сидим.
Ну, этого можно было и не говорить. Подумаешь, похвастался!
— А как твоя фамилия?
— Круус. Волли Круус.
Тут в двери вошел инспектор Киви, на которого Волли… Брр… вспомнить страшно!
— Это тот самый, о котором я вам рассказывал, — сказал Киви седому и сверху вниз взглянул на Волли.
— У меня есть справка из больницы, — поспешно отразил удар Волли, роясь в кармане.
— Не нужно, — остановил его седой человек. — Покажешь директору. А насчет турбины я тебе обещаю ответить через неделю. Постараюсь сделать все, что в моих силах. Только, чур: когда построите гидростанцию, позовите меня на пуск! Ладно?
— Обязательно!
— А теперь держи деньги на проезд. Счастливого пути.
Волли взял деньги, поблагодарил, попрощался и направился к выходу. На пороге он остановился:
— Простите… А как я верну эти деньги?
— Пустяки!
— Нет, я так не хочу. Это же ваши деньги!
— Хорошо, приеду на пуск — вернешь. Сговорились?
Это Волли устраивало.
— Передай привет Юхану Каэру! — крикнул ему вдогонку седой человек.
— Есть! — радостно воскликнул Волли и стремглав помчался на автобусную станцию.
Только в автобусе он спохватился, что не знает, с кем разговаривал, и не имеет ни малейшего представления, кого приглашать на пуск, кому отдавать долг и от кого передавать привет директору.
Глава двадцатая, где дрова покачивают головой
Юхан Каэр с несколькими ребятами шагал по лесу.
Операция с лесозаготовками была предпринята директором школы после долгих раздумий. Этот выход подсказал ему опытный хозяйственник Альберт Паю, который в школу теперь наведывался очень часто — Раулю он доверял, но и проверял. Именно Альберт указал Юхану Каэру на строчку в школьной смете: «Отопление».
«Инспектор ругает? Пустяки. Мешают? Что ж поделать. Денег не дают? Вот это плохо. Нельзя вести стройку без финансирования, — говорил тогда Альберт, крупными шагами меряя учительскую вдоль и поперек. — Деньги нужны. Они у вас есть?»
«Нету. Я рассчитывал, что дадут, но вот — нету».
«Пока нету, — поправил Альберт Паю. — У вас есть статьи расхода: «отопление» и «освещение». Электростанция будет школу освещать, а при желании и отапливать. Значит, эти деньги можно расходовать на строительство. Лес на корню стоит дешево, заготовить и вывезти его ваши орлы смогут. Им это дело понравится. Все очень просто: заготовите дрова, заодно — бревна. А деньги истратите на строительство».
«Нужно подсчитать, что мы сможем от этого получить…»
«Электростанцию, — убежденно сказал Паю. — Ну, вы лично, может быть, еще и выговор. Но ведь это мелочь!»
Этот разговор живо вспомнился Юхану Каэру сейчас, когда вслед за лесником он шагал от дерева к дереву.
— Нам бы вот эту сосенку, — говорил он.
— Нет, этого дерева я не отдам, — хмурился лесник Силланди, глядя на директора строгими синими глазами. — У вас билет на дровяной лес, а вы целую мачту просите!
— Нам только четыре таких дерева нужно. Для здания станции, — смущенно отвечал директор.
— Это я понимаю, а только нет, не могу.
— Папа, но ведь это для нашей гидростанции! — напоминала Айме Силланди.
И лесник Силланди, махнув рукой, говорил: «Там вроде брачок есть. Разжалуем в дрова, ладно!» — и ставил на стволе выбранного дерева метку. С директором школы он еще мог бы поспорить, но когда хитрец Каэр привел в лес его, Силланди, родную дочь — как тут откажешь!
— Какой славный у тебя отец! — шепнул Андрес.
И Айме гордо и радостно кивнула головой, словно хотела сказать: «Еще бы!»
Юта Каэр, выискивая лес для столбов линии передачи, то и дело приставала к леснику:
— Дядя Силланди, смотрите, там сучки растут! Это брачок? Разжалуем?
И Силланди, руководствуясь «порубочным билетом» и собственными симпатиями, разрешал рубить всё новые и новые деревья. Ребята шумно радовались своему богатству. А директор школы поеживался, представляя себе предстоящее.
Эти деревья нужно было еще свалить, свалить детскими руками. Обрубить сучья. Распилить на бревна. Вывезти все эти бревна, столбы и дрова… Легко сказать — «вывезти». На чем? Правда, делянка выбрана близко от школы, да еще на горе. Но даже под гору — как-то повезут они эти бревна по сугробам зимнего леса?
Директор представлял себе темные, нетопленные классы, и ему казалось, что деревья, все будущие столбы и дрова, неодобрительно покачивают головами.
Зато Юта — Юта была счастлива. Сегодня ее радовало все — лес, столбы, стройка: директору сообщили по телефону, что живой и невредимый Волли Круус возвращается в Метсакюла.
Но на другой день Юта даже слегка огорчилась, когда маленький — такой маленький! — мальчик с рыжими вихрами, гордо задрав нос, вошел в класс и швырнул сумку на первую парту. Пока Крууса не было, он как-то подрос и возмужал в воображении Юты…
Однако думать об этом было некогда: Крууса уже окружили ребята, и он, рассказывая о своих приключениях, все больше входил во вкус и вспоминал даже такие подробности, которых не было и быть не могло. Он забыл все свои тревоги. Еще пять минут назад, идя в школу, он почесывал затылок: конечно, времени прошло много… но телеграмма жгла карман… И еще неизвестно, что тут наговорил директору инспектор. Тот, на которого… А теперь Волли снова был в своей тарелке. Он рассказывал:
— Открыл я дверь, вижу — разные важные дядьки сидят. А посредине седой такой, видать, самый главный. Увидел меня, спрашивает: «Что вам угодно?» А я отвечаю: «Что ж вы, сухари толченые, строить нам не даете?» Тут они все забегали, глазами на меня сверкают, зубами лязгают…
— …шерсть дыбом поднялась… — в тон ему подсказала с места Айме и хихикнула.
Но Волли и внимания на нее не обратил.
— Тут этот седой как крикнет на них: «Цыц! Человек дело говорит! Диктуй все, что вам от меня нужно!» — это он мне говорит. Ну, думаю, тут зевать нельзя! Я ка-ак начал диктовать — и про турбину, и про все дела. Седой схватил тетрадку, пишет, пишет, а я все диктую, диктую…
— Это кому ты диктовал? — спросил Юхан Каэр.
Он уже с минуту стоял возле двери в класс, но ребята были так заняты рассказом Волли, что даже не смотрели в коридор. Тут все бросились за парты, А Юхан Каэр поздоровался и снова спросил у Волли:
— Так с кем это ты говорил?
— Седой такой, важный. В районе сидел. Наверно, большой начальник.
— Как ты попал к нему на прием?
— Зачем «на прием», товарищ директор? Просто мы с ним посидели, поговорили… — снова начал свой рассказ Волли, чувствуя за спиной напряженное молчание изумленных друзей.
— И ты даже не догадался встать? — нахмурился директор.
— Нет, я, конечно, стоял, — приблизился к истине Волли. — А он сидел. Он просил передать вам привет, только я забыл спросить, как его зовут. А дело было так…
Мы с вами, читатель, уже знаем, как было дело, и поэтому не стоит еще раз выслушивать Волли. Но, представьте себе, директор Каэр не пришел в восторг от этого рассказа.
— Как же можно так говорить со взрослыми? — сказал он. — Они могут просто прекратить нашу стройку.
— Хуже не будет, — философски заметил Волли, подавая директору телеграмму. — Вон они что пишут!
— «Срочная. Ввиду отсутствия турбины и по ряду соображений стройку немедленно прекратите», — вслух прочел директор. Сел и приложил руку к сердцу.
— Это старая телеграмма, она теперь недействительна! — пробормотал Волли.
— Садись, — сказал ему Юхан Каэр. — С меня достаточно. Перейдем к ботанике…
На перемене спорили много. Большинство ребят было на стороне Волли. Все-таки это здорово — так и сказать седому начальнику всю правду. Неизвестно, сколько Круус приврал, но не стал бы он все-подряд перевирать при директоре школы.
А кое-кто разделял точку зрения директора, опасаясь неприятных последствий вмешательства Волли. И очень многих взволновала телеграмма, прочитанная директором. Правда, Харри подтвердил, что она хоть и срочная, но получена неделю назад…
Молодец Харри! Смотри-ка, не проболтался!
Но Юта Каэр на этот раз смотрела на вещи совсем не так, как ее отец. Она водила Волли по строительству, как важного гостя, показывая, что без него успели сделать.
А когда они шли со стройки, Юта нагнулась к самому его уху:
— Круус, хочешь я открою тебе одну тайну?
— Валяй открывай! — оживился Волли. Он очень любил тайны.
— А ты не будешь смеяться? Честное пионерское?
— Не буду.
— Слушай: ты мне нравишься.
— Влюбилась в меня, да? — спросил Волли, чтобы внести полную ясность.
— Вот еще, глупости какие! — вспыхнула Юта.
Волли так неожиданно произнес это непривычное слово «влюбилась»… Конечно, Юта уже во многих книгах встречала глагол «любить» у Пушкина, Вильде, Жюля Верна… Там было написано о любви очень интересно…
Они дошли до школы. Только не до главного входа, а до той боковой двери, что вела в квартиру директора. Юта остановилась возле крыльца, повернулась к Волли и с любопытством взглянула на него, склонив голову набок.
— А ты?.. — негромко спросила она.
— Люблю! — ответил Волли, не раздумывая.
Вот здорово-то: в него влюбилась сама директорская Юта! А теперь стоит и пялит на Волли глаза. Что же в таких случаях делают? Ага, наверно, целуются! Жаль, что Юта такая длиннющая… Но тут как раз ступеньки… Если встать ступенькой выше…
Волли дернул Юту за воротник, так что она качнулась к нему, и чмокнул ее в щеку.
Щека была круглая. Как мячик. И холодная. От нее пахло молоком. Парным молоком или чем-то вроде этого. Волли потянул ноздрями воздух.
— Знаешь, от тебя пахнет теленком, — сообщил он о своем открытии.
— Волли, ну почему ты всегда болтаешь какую-нибудь чушь! — дрогнувшим голосом сказала Юта, краснея до корней волос.
— Это правда, — настаивал Волли. Он чувствовал, что говорить об этом не нужно, Волли огорчали его собственные слова, но почему-то он упрямо продолжал отстаивать свою правду и повторял: — Теленком. Честное слово, от тебя пахнет теленком!
И Юта вдруг убежала.
Топ-топ по ступенькам, и — хлоп! — дверь за ней закрылась. Вот и пойми этих девчонок: сама завела такой разговор, а потом ни с того ни с сего обиделась…
Ну ничего. Все равно теперь Волли влюбленный. Нужно будет вырезать на парте «В+Ю». Только меленько-меленько, чтобы никто не увидел. Потому что это тайна и ее полагается хранить.
К сожалению, тайны никогда не могли усидеть внутри Волли. Утром, уже на первом уроке, он написал Андресу: «Я и Юта любим друг друга».
Андрес ответил на той же бумажке: «Ничего ты в этом не понимаешь».
Волли обиделся и написал: «Сам ничего не понимаешь! Мы с ней целовались». И Андрес больше не стал писать. Только на переменке сказал стихами: