Сейчас папа своими руками поможет им погрузить в самолет изобретение академика Лемехова. Можно ручаться, что Ученая Бандура не долетит до Ванавары. Но попробуй скажи об этом папе! Высмеет, и только. Кричи, скандаль, доказывай свое, упади и бейся головой. Самое большее, чего ты добьешься, — денег на обратную дорогу и презрения на всю оставшуюся жизнь. Папа не верит в пришельцев. И не поверит! Чтобы его убедить, нужна инопланетная штука, какой-нибудь бластер-шмастер, который снес бы половину аэропорта. Но и тогда Митькин ученый папа может сказать: «Это же эффект Боткина-Петкера, дифракция диспепсического квартирума. Я об этом читал пять лет назад, а теперь, видишь, уже сделали!»
Блинков-младший огляделся, раздумывая, что учудить, чтобы папа отказался от полета. У стены ангара стояла ржавая рама грузовика без колес. А что? Подходит. Главное, чтобы все выглядело непринужденно. Пройтись рядом, споткнуться и головой — о вон ту торчащую железку. Не попасть бы виском, а то убьешься насмерть. Надо только рассадить себе лоб, и хорошенько, чтобы кровь залила глаза. Единственное, чего по-настоящему боится папа, — это повредить голову и стать идиотом. И за сына испугается.
Митька уже отошел к грузовику, рассчитывая, где споткнуться, как вдруг понял, что так он спасет одного себя. Папа — обязательный человек. Раз ему поручили доставить Бандуру, он доставит. А Митьку отправит в больницу, конечно, собираясь вернуться к нему этим же самолетом и не зная, что не вернется… Когда зеленоглазые приблизятся к нему, чтобы убить, он же ничего не поймет, не поймет до последнего мгновения!
Нет, бросать папу нельзя. Вдвоем у них будут шансы отбиться… Торопя события, Блинков-младший достал свой складной нож с отверткой и пошел помогать отцу, который вывинчивал из ящика последние шурупы.
Глава VIII
НАЧИНАЕТСЯ!
Рев тысячесильного мотора пронизывал старичка «Ан-2» насквозь и отдавался в костях. У Блинкова-младшего давно заложило уши. Пассажирских кресел в самолете не было, по бортам тянулись две длинные скамейки. Летишь боком, в иллюминаторах напротив только небо, а чтобы посмотреть на землю в иллюминатор за спиной, надо сворачивать шею. Зато никто не подкрадется с тыла.
Внизу горела тайга. За два часа полета Митька насчитал восемь пожаров. Одни бушевали на десятки километров, другие тлели желтоватым торфяным дымом. Иногда дымное облако накрывало низколетящий самолет, и запах гари не выветривался еще долго после того, как пожар оставался позади.
За открытой дверью пилотской кабины в левом, командирском кресле почитывал газетку главарь зеленоглазых. Штурвал немного пошевеливался без его участия. С Митькиного места не было видно, чем занимается второй пилот в правом кресле. С час назад он выходил, чтобы поговорить, вернее, поперекрикиваться с Пашкой, но Сергей Иванович не взял штурвала.
Самолет летел на автопилоте, и это было плохо. Значит, главарь тоже сможет участвовать в схватке за Бандуру. Немного утешало то, что второй пилот оказался кавказцем с висячим носом, усами и жутким акцентом. Зеленоглазые, конечно, ему друзья-приятели. Но еще неизвестно, как он себя поведет, когда друзья-приятели начнут убивать пассажиров.
Населенных пунктов в иллюминатор давно не наблюдалось, и Митька ждал, что зеленоглазые вот-вот начнут.
Он хорошо устроился. Справа папа, слева тяжелый на вид огнетушитель, под скамейкой какая-то кирка или, может, ледоруб с острым стальным клювом и короткой рукояткой. Ухватистая штука, подходящая для боя в тесноте. У другого борта стояли прислоненные к скамейке щиты от Бандуриного ящика. Митька прикинул, как при первой же опасности повалить один щит на себя. Толстые доски по грудь закроют и его и папу. Из-за них можно будет действовать киркой-ледорубом.
Слабым звеном в обороне оставался папа. Он старый солдат, хладнокровный, жилистый и гибкий. Пришельцы еще не знают, с кем связались! Папа их нашинкует, как морковку по-корейски. Беда в том, что сейчас он совсем не чувствует опасности. Придется первый удар принять на себя, а потом папа втянется.
А папа был счастлив. Всю дорогу он боялся сделать что-нибудь не так и осрамиться перед академиком Лемеховым. В купе покрикивал на Митьку: «Пройди боком! Не трогай ящик!» В машине изводил шофера: «Притормозите, впереди рельсы». А здесь поначалу заглядывал в кабину к Сергею Ивановичу, проверяя, вправду ли самолет летит на безопасной для Бандуры высоте. Но путь подходил к концу, и папа решил, что поручение академика выполнено. Зная, что никто, кроме сына, не услышит, он в голос пел под рев мотора:
— Долог путь до Ванавары! — невнятно тралялякал и, погодя, начинал опять: — Долог путь до Ванавары!
— Что это?! — прокричал Митька.
— Песня английских летчиков! Из очень старого фильма! «Долог путь до Типперери»! Только я слов не знаю! И что такое Типперери, тоже не знаю!
— Теперь что?!
— Тип! Пе! Ре! Ри! — надсаживаясь, выкрикнул папа, закашлялся и махнул рукой. Нет, разговаривать было невозможно.
Через минуту Митька опять расслышал:
— Долог путь до Ванавары!
Мотив был заразительный, и он подпел.
Лина за все время не сказала ему ни слова. Может, уже считала Митьку покойником, а может, жалела, но сама ничего не могла поделать. Еще до взлета она и Пашка расстелили в хвосте самолета большой брезент и стали возиться с парашютом. Сначала Пашка проверял, как он уложен. Потом пристегивал к мешку новые лямки, пока не получилась конструкция, которую можно было бы надеть на некрупную лошадь. Наконец, они с Линой вдвоем напялили все лямки на себя и превратились в сиамских близнецов: Лина спереди, пристегнутый к ней Пашка сзади. Стало ясно, что лямки специально сделаны, чтобы вдвоем прыгать с одним парашютом. И они стали прыгать!
Пашка залезал на скамейку. Плечами он упирался в низкий потолок, а куда прятал голову, было не видно из-за Лины. Лина просто висела. Ноги у нее не помещались на скамейке. Пашка, растопырив руки, как будто изображал самолет, спрыгивал на брезент, и они с Линой валились набок. После этого Пашка с недовольным лицом кричал Лине в ухо. Похоже, что в поезде она сильно преувеличила свои парашютные подвиги.
Отвлекают, решил Блинков-младший.
Пашка перехватил его взгляд и зашевелил губами — опять что-то кричал. Лина ответила, и оба засмеялись. Что их так развеселило? Митька подумал, что Лина вполне могла сказать: «Он мне болтал про серых инопланетян с Черным Маслом». Действительно, смешно.
Самолет качнуло, и в реве двигателя послышался новый звук, похожий на дребезжание расщепленной деревяшки.
«Вот оно, — подумал Митька, — начинается». Может, их с папой и не будут убивать, а заложат пару крутых виражей, Бандура побьется о стенки и сломается… Хотя неизвестно, что раньше сломается. Обшивку самолетов делают из тонюсенького алюминия, а из чего Бандура — вопрос. Нижняя часть у нее похожа на сейф; если нечаянно стукнуть, металл отзывается глухо — значит, не жестянка. И весит без ящика килограммов полтораста. Пробьет фюзеляж, и тогда всем будет кирдык.
И вдруг самолет ухнул вниз. Как с американских горок! У Митьки желудок подступил к горлу. Бандура поехала на своих колесиках к пилотской кабине, папа вскочил и поймал. Он что-то кричал, кивая на щиты от ящика. Митька понял: надо собрать ящик и поставить Бандуру на пружины. Тогда она и кататься не будет, и не сломается от тряски.
Не успел он встать, как самолет завалился на крыло. Прислоненные к скамейке щиты перелистнулись, как страницы книжки, и Митьку накрыло. Наружу торчала одна голова. Стопка щитов подрагивала и нажимала все сильнее. Толстая рессорная пружина уперлась Митьке под ложечку и не давала вздохнуть.
Бандура, понятно, не упустила возможности покататься. Митька видел, как папа, жертвуя собой, бросается между ней и бортом самолета.
Из кабины высунулся второй пилот.
— Павэл! — рявкнул он так, что, наверное, было слышно на земле.
Пашка с Линой, связанные своими лямками, барахтались на брезенте, путаясь и мешая друг другу. Кавказец подскочил к Митьке и стал по одному снимать с него щиты.
— Сюда! — кричал прижатый Бандурой папа.
Он хотел, чтобы щиты несли к нему, но кавказец не понимал.
— Сэйчас памагу! Рэбенка спасаю! — ревел он и оттаскивал щиты в хвост самолета.
Пашка и Лина распутались и кинулись к папе. Тут самолет завалился на другое крыло, и все повторилось наоборот. Оставшиеся щиты перелистнулись с Митьки на кавказца, Бандура поехала в обратную сторону, папа опять бросился между ней и бортом. Подоспевшие Пашка и Лина рвали Бандуру У папы из рук. Он кричал: «Датчики! Датчики!» — и показывал на шар.
Кавказец сам выбрался из-под щитов и полез в кучу-малу вокруг Бандуры. А Митька развалился на скамейке, положил ногу на ногу и стал смотреть. Он понял, что спасать папу не нужно, а Бандуру все равно не спасти.
Цель зеленоглазых — не люди, а изобретение академика Лемехова. Сейчас они этак невзначай свернут набитый датчиками черный шар Бандуры — и готово. Для этого Сергей Иванович и валяет самолет с боку на бок. Вон он сидит, вцепившись в штурвал. А в иллюминаторе ни грозы, ни урагана — солнышко, дымы горящих торфяников тянутся вверх. С чего самолету болтаться, если только летчик этого не хочет?
Близилась развязка. Пашка уже тянулся к черному шару. Папа хотел ударить его по рукам, но самолет качнуло, и папа полетел на пол.
Глава IX
ЕСЛИ САМОЛЕТУ НЕ НУЖНА ДВЕРЬ
Дело зеленоглазым испортил кавказец (все-таки наш он человек!). Толстыми волосатыми ручищами он обнял Бандуру с одного бока, папа — с другого, и колесики перестали ездить. Пашка с Линой оказались не нужны. Опустив руки, они вопросительно глядели на Сергея Ивановича. Ну да, в неразберихе можно было как бы нечаянно сломать Бандуру. А что теперь? Ломать нарочно, на глазах у троих свидетелей? Тогда и свидетелей надо…
Блинков-младший сгруппировался для прыжка и нашарил под скамейкой рукоятку кирки или ледоруба. Если кавказец будет за них с папой, то зеленоглазым не поздоровится!.. Сцепиться с Линой при таком раскладе придется ему, Митьке. Он бросил кирку. Бить железкой девушку, которая защищает свой дом-звездолет, — нет, это подло!
Самолет затрясло, как будто он ехал по батарее. Ага, главарь помог своим. Обернулся, кричит. Кавказец подозвал Пашку и, оставив его держать Бандуру, скрылся в кабине.
Минуты две ничего особенного не происходило. Самолет колотился, как припадочный, Пашка держал Бандуру, дожидаясь, пока папа устанет и ослабит хватку.
Из кабины вышел кавказец и стал кричать Пашке и папе. Он ревел, как раненый слон. До Митьки долетали отдельные слова: «Павэл», «садымся», «Лына», какое-то «вар-вар» (авария? Ванавара?). Потом он ясно расслышал, что кавказец кричит «Дмитрий». Митька встал, чтобы подойти поближе. Его сразу швырнуло обратно на скамейку. Трясло так, что удержаться на ногах было невозможно. Лина сидела, остальные за что-нибудь хватались. Митька побрел то по стенке, то ползком, но пока добрался до Бандуры, кавказец успел прокричать все, что хотел.
Мимо пробежали Пашка и Лина, балансируя, как циркачи на проволоке. Пашка волоком притащил из хвоста самолета брезент, который тут же, скомкав, положили под Бандуру. Ее колесики утонули в складках и перестали ездить по полу. А Лина принесла парашют.
До этого момента Митьке почти все было понятно, а потом начался дурдом, или сюрреализм, как говорит ученый папа. Сюрреализм — это когда из привычных вещей составляют непривычные картинки.
Пашка застегивал на Лине парашютные лямки. Это еще можно было объяснить: наверное, Ванавара уже близко, и Лина хочет спрыгнуть на аэродром, потренироваться. Потом началось вовсе нееобъяснимое.
Папа, шатаясь от борта к борту, подбежал к рюкзакам, развязал оба, свой и Митькин, и вытряхнул все из них на пол!
— Что случилось?! — закричал Блинков-младший.
— …вайглу рос…
— Что?!
Балансируя на качающемся полу, папа надевал на него свою большущую оранжевую пуховку и опять кричал свой «вай глу рос». Блинков-младший наполовину расслышал, наполовину угадал: «Не задавай глупых вопросов!»
Интересненько! Напялить на человека пуховку в тридцатиградусную жару — это, по-папиному, не глупо, а спросить, что случилось, — глупо!
Не успел Блинков-младший обидеться, как попал из папиных рук в чьи-то еще. Оглянулся — Пашка. На плечи Митьке легли какие-то лямки; врезаясь в пах, затянулись ремни на ногах. Он испугался: связывают! И сразу же сообразил, что нет, его вторым пристегивают к Лининому парашюту.
Пашка еще что-то поправлял и затягивал, а папа тем временем кидал в свой опустевший рюкзак тушенку, сгущенку, большущий нож, зажигалку, Митькины носки, Митькины трусы, опять носки… Кавказец рядом с ним потрошил Линину сумку, подсовывая папе в рюкзак некоторые вещички, в основном прозрачные и с кружевами. Из серьезной одежды он оставил только куртку.
До Митьки окончательно дошло, что сейчас их сбросят вдвоем, и не на Ванавару, а на дикую тайгу. Парашют не выдержит двоих со всем барахлом. Вот им с Линой и оставляют главное, что нужно в пешем походе: огонь, еду, носки и белье на смену, чтобы ничего себе не натереть и не простудиться.
Пока что все подтверждало Митькину версию. Зеленоглазые хотят избавиться от Бандуры. Разыграли аварию, спасают женщин и детей. А следом выкинут за борт Бандуру — надо же облегчить самолет. Потом, конечно, Сергей Иванович в сложной аварийной обстановке совершит посадку. Еще и благодарность получит. Так что за папу можно не беспокоиться: не станет же Сергей Иванович разбивать самолет вместе с собой!
Блинков-младший уже стоял, весь пристегнутый, чувствуя спиной сквозь пуховку горячую Лину. А Пашка подскочил к самолетной двери. Она не распахивалась на петлях, как все нормальные двери, а целиком вынималась из проема. И вот Пашка, открыв запоры, взял эту дверь за ручки и выбросил из самолета!
Это потрясло Митьку. Если дверь не нужна, значит, авария настоящая, и Пашка не надеется на благополучную посадку. Посадка будет такая, что после нее самолет больше никогда не взлетит.
В пустой дверной проем ворвался вихрь, подхватил вываленные на пол вещи и потащил вон из самолета. Никто не пытался их ловить. Не бойся, — сказала Лина, щекоча Митькино ухо губами. Губы показались ему холодными и твердыми от страха.
— Я и не боюсь! — прокричал Блинков-младший.
Папа хотел с ним обняться, но его оттеснил кавказец. Сунув рюкзак в руки Митьке, он подвел парашютистов к порогу и рявкнул:
— Ногы паджимай!
Блинков-младший послушно поджал ноги и повис на лямках, ожидая, что Лина его не удержит и они выпадут. Но Лина удержала, она сделала шаг, и Митька сразу оказался за бортом самолета. Ветер взъерошил волосы и рванул рюкзак из рук. Он скосил глаза и увидел, что Лину держит за талию волосатая ручища кавказца. Зеленоглазая стояла на самом пороге, носки ее маленьких кроссовок висели над бездной.
Далеко позади, как цепочка диковинных птиц, трепыхались одежки, вытянутые из самолета сквозняком. Что-то Линино висело на хвостовом оперении. Митька понял, что главная опасность — шарахнуться о хвост головой или чем-нибудь еще. Чем шарахнешься, то и проломишь и будешь трепыхаться на хвосте, как флажок.
— Пошел! — рявкнул кавказец.
Глава X
НА ПАРАШЮТЕ С ИНОПЛАНЕТЯНКОЙ
Блинков-младший почувствовал толчок в спину и плашмя упал на упругий воздух. Он успел подумать, что прыжки с парашютом — это не прыжки, а вываливание…
Над головой со свистом пронеслось хвостовое оперение. Он разглядел маленькое колесико размен ром с мотороллерное.
Рев мотора быстро стихал. Земля была похожа на камуфляж десантника, без всякого порядка заляпанный зеленой и коричневой красками всех оттенков. Глаза искали среди неровных пятен крышу или прямоугольник огорода, но ничего внизу не напоминало о человеке. Стало страшно, и Блинков-младший, чтобы подбодрить себя, заорал во все горло:
— Долог путь до Ва-на-ва-а-р-ы-ы-ы!
— Раскрываю, — предупредила Лина.