— Ты кто? Что тебе здесь нужно, Ночной Человек?
— Я не Ночной Человек, я мальчик — Уку.
— Ну нет! Мой сын — Дневной Человек!
— Погоди, — сказала бабушка. — Шляпа-то вроде его. И ботинок узнаю.
— Ах, негодяй! — вскричал дедушка. — Он Уку ограбил и раздел! А ну, сними ботинок!
Уку снял ботинок, и дедушка увидел, что нога-то под ботинком белоснежная.
— Эх, — вздохнул дедушка. — Такой был хороший, беленький! А теперь что? Орлы! Тащите ведро с водой.
Мальчуганы притащили воду, стали Уку мыть да тереть, а вода-то на нём и замёрзла. Таким же чёрным Уку остался.
— Тьфу! — плюнул дедушка, а Уку раздобыл где-то зеркало, смотрел в него и смеялся.
Потом уже все привыкли, что Уку черноват. Не в этом, в конце концов, дело, — была бы душа! А душа у Уку была хорошая.
Он научил снежных мальчуганов здороваться. Но во дворе здороваться им было особенно не с кем, и они в деревню уходили, людей искать.
Увидят человека — окружат его. А человек думает: им что-то надо — конфетку или копейку, — начинает по карманам шарить. Тут они и кричат хором:
— Добрый день!
А потом как засмеются и домой бежать!
— Бабушка! — кричат. — Сегодня будет добрый день!
Хорошие ребята.
Скоро у них и друзья в деревне появились. Мальчуганы помогали первоклассникам портфели в школу носить. А девочек верхом на Снежном Коне катали, до школы довозили.
— А мы тоже в школу ходим, — хвастались они бабушке.
— Молодцы, — говорила бабушка, а дед кричал:
— Орлы!
Бывало, соберутся мальчуганы гурьбой у магазина. А денег-то у них нет. Дождутся, когда старушка выйдет из магазина, и сумку ей до дома донесут. А им за это фантики от конфет, а то и конфетка — одна на десятерых.
Вечером бабушке фантики приносят, а дедушке то свисток, то старый зонтик. Дедушка в свисток свистит, зонтик раскрывает. А под зонтиком штук двадцать мальчуганов помещается.
Как-то раз пошли мальчуганы всей гурьбой на базар.
Бегают по базару — скрип-скрип, — кто семечки пробует, кто орех найдёт. Набегались, наигрались — домой пошли.
Смотрят: на дороге корова стоит. А рядом — мужчина. Он её только что на базаре купил. Толкает корову, а она упирается, ещё и боднуть норовит.
А корову уже доить пора.
Мужичок нашёл ведро и начал доить её прямо на дороге, а перед носом кукурузные стебли положил. Ему бы ещё прямо посреди дороги загон построить.
Сообразили мальчуганы, что надо сделать. Взяли каждый по кукурузному стеблю, машут у коровы перед носом. Она и пошла за ними. Так до самого дома её довели.
Мужичок обрадовался, что корова дома, снежным мальчуганам бинокль подарил. Старый, ободранный, но видно в него хорошо.
Ух, обрадовались мальчуганы! Смотрят в бинокль друг на друга, хохочут. Стали искать, где Чубо.
А Чубо на башне сидел. Навели на него бинокль — огромным стал Чубо, такой большой, как его отец.
— Да, — сказал дедушка Далбу, — когда-нибудь он и вправду станет таким же большим.
— Вон оно что, — задумалась бабушка. — Значит, через эту штуковину можно заглянуть в завтрашний день. А ну, дайте сюда бинокль.
Она взяла бинокль, посмотрела на башню, на Чубо, а потом стала глядеть в бинокль себе под ноги.
— Ха-ха-ха! — смеялись мальчуганы. — Там нет никого.
— Пока нет, — сказала бабушка.
В тот вечер она попросила у Чубо крючок для вязанья и два мотка шерсти — белый и зелёный. Всю ночь вязала бабушка, и получилась у неё шапочка.
— Посмотри-ка, дед, — сказала она. — Хорошо получилось?
— Во! — показал большой палец дедушка Далбу. А бабушка принялась вязать платье.
На другой день она опять попросила бинокль и всё глядела себе под ноги, а снежные мальчуганы смеялись.
— Ещё не видно, — сказала бабушка. — Да помолчите вы! А то постучит в порог к нам, а мы и не услышим!
— Кто постучит? Кто?
— Скоро у нас будут гости, — пробурчала бабушка и торопливо продолжала вязать.
Мальчуганов не интересовало, что она там делает своим крючком. Они бегали по деревне, здороваясь с каждым встречным. Вот это было весело!
Бабушка всё вязала, а дедушка Далбу стал молчалив, задумчив.
Как-то раз, в воскресенье, он сказал Чубо:
— Посмотри-ка, башня твоя качается… И дом качается… и ты сам… нет, это у меня голова кружится.
Чубо обвязал ему голову полотенцем, не замечая, что дедушка стал поменьше ростом, как-то съёжился, поник. И бабушка заметно постарела, опустила плечи к земле.
А снежные мальчуганы всё воскресенье провели в тени, у сарая, но всё равно весело кричали оттуда прохожим:
— Добрый день!
Уку, верхом на Снежном Коне, скакал весь день по глухим тенистым оврагам.
В понедельник проснулся Чубо, подбежал к окну и замер! Ни бабушки, ни дедушки, ни снежных мальчуганов не было видно нигде!
Только валялись во дворе старая отцовская шляпа, палка, бинокль…
Чубо выбежал на улицу и увидел снежные следы.
По следам побежал Чубо к реке Рэут. Ох, что сделалось за ночь с рекою! Она бурлила, кипела, будто собиралась в ней вся сила снежных людей. Теперь уж сама река закрутила мельничное колесо. Дядька Мельничный стоял на крыше и кричал:
— Зерно! Зерно! Тащите зерно!
Но никто не спешил на мельницу. А с того берега попасть сюда было невозможно — мост скрылся под водой.
Чубо и не думал о муке, он искал своих снежных друзей. Вдруг мальчик увидел их в воде!
Не снежные теперь, а водяные, обнявшись, неслись они вниз по реке. И каждый из них был с непокрытой головой.
— Дедушка! Лови! — крикнул Чубо и бросил в воду свою шапку.
Прибежал Мельничный Дядька, стал ловить шапку сачком. Но водяные мальчуганы успели её схватить, спрятали в белоснежных бурунах.
— Чубо мио! Чубо мио! — кричал Чубоцел. Он хотел бросить в воду и ботинки, но Мельничный Дядька схватил его за руки.
— Сделай лучше кораблики, — сказал он. — Ботинки утонут.
И Чубо сделал несколько бумажных корабликов и пустил их вслед за снежными братьями.
На одном кораблике было написано: «Бабушка Далба».
На другом — «Дедушка Далбу».
На третьем — «Уку».
Поплыли кораблики мимо разных сёл и деревень, и дети читали их снежные имена.
А Чубо стоял и смотрел им вслед, и, если уж писать правду, — плакал.
Мельничный Дядька тоже смотрел, как бушует река. Он всё помахивал сачком.
— Ты зачем ловил шапку? — спросил Чубо. — Я её дедушке кинул.
— Никакого дедушки в воде не было. Это тебе показалось.
— Как так?
— А вот как, — ответил Мельничный Дядька. — Послушай, что произошло сегодня ночью. Только я лёг спать, вдруг слышу — топ-топ, тяп-тяп. Глянул в окно — дедушка на Снежном Коне, а с ним все остальные. Бродят по берегу. Ну, думаю, пришли на мельницу вместо тебя. Вдруг вижу: дедушка машет рукой, — и тут с неба опускается облако.
— Залезай ты, старая, — слышу. — Всех нас ему не поднять.
И облако поднялось в небо, а с ним бабушка Далба. А потом один за другим спрыгнули на землю Облачные Кони. Мальчуганы вскочили на них — и понеслись вверх. И дедушка вскочил на коня, и Уку. Смешно было смотреть, как Снежный Конь вскочил на Облачного. И вслед за ними пролетело облако, на котором стояла мельница.
— Ах вот оно что, — сказал Чубо. — Теперь я всё понял. Дедушка Далбу просто перенёс свою снежную мельницу в другие края. Туда, где ещё холодно…
Гиочика
А утром вдруг залаял во дворе старый пёс Фараон. Вставай, мол, хозяин, — гости.
На скамейке для гостей под окном дедушки Далбу сидела девочка. Чубо никогда не видел такой маленькой. Глаза — синие, с пшеничные зёрнышки. Белая шапочка, зелёное платье, а на ногах нет ничего, — босая!
— Тебя что, мама из дома выгнала?
— Ника мама [11], — покачала девочка головой. — У меня нет мамы.
Только теперь Чубо узнал шапочку и платье — ведь это их связала бабушка Далба. Так вот кого она ждала! Жалко, не успела чулки связать.
Чубо принёс мамину туфлю. Девочка залезла в неё и сидела в ней, как в большой лодке, только голова торчала.
— Мио. Ник, па, пи, ри. Вот теперь мне не холодно.
— А что ты здесь делаешь?
— Пришла в гости к твоим снежным мальчуганам. Но, видно, опоздала. Можно мне жить в их доме?
— Так ведь он без крыши, — сказал Чубо. — Живи у нас. А мы, если что, в сарай переселимся.
— Мио. Спасибо! Но под крышей я жить не могу. Ветер как войдёт в мой дом? А солнце? А звёзды? А луна?
— Ладно, так и быть, — сказал Чубо. — Живи тут. А как тебя звать?
— Гио, чио, ика.
— А, Гиочика! [12] — Чубо улыбнулся. — Хочешь, отдам тебе мою башню? Живи там, наверху.
— Ник, тура, ули, — покачала головой девочка. — У меня есть дела на земле.
И Гиочика легла спать на улице в шляпе дедушки Далбу. А Чубо дал ей подушечку и варежкой накрыл.
В эту ночь Чубо спал неважно. Вдруг кто-нибудь придёт и заберёт шляпу вместе с Гиочикой? И ему слышались шаги во дворе! Чубо то и дело вставал, подходил к окну и, наконец, зажёг свет.
Проснулась мать и увидела, что по полу катается клубок шерсти, а Чубо сидит с очками на носу! Боже мой! Он вяжет что-то крючком бабушки Далбы!
Чубо вязал чулок, а получалось что-то похожее на рукав.
Мать уложила сына спать, а наутро у его подушки лежали два новеньких чулочка.
А в шляпе утром никого не оказалось. Гиочика сидела на земле возле травинки, которая выросла ночью.
— Это ты, Ионел? — говорила она. — А где Георгел? Разбуди его, ведь уже весна.
И Гиочика звонила в колокольчик, величиной с горошину.
И тут из земли показались зелёные шапочки. Это были Георгел, а за ним — Иле и Василе [13].
Чубо хотел надеть Гиочике чулочки.
— Нет, нет! Я хожу босиком. Лучше сделай чулки птицам, они ведь тоже босые!
Вот теперь и выкручивайся! Птиц-то на свете многовато!
— Великан, — сказала Гиочика, оглядев Чубо с головы до ног. — Я бы тебе открыла тайну, если бы твоё ухо не было так высоко.
Чубо поднял её и посадил на плечо.
— Тио, иго, у, — шепнула ему Гиочика. — Сегодня ночью явился кто-то ко мне и дул: у-у, ху-у.
Ах, вот оно что! Не зря, значит, слышались ночью шаги во дворе. И Чубо решил подстеречь того, кто приходил к Гиочике.
Наступил вечер, а за ним — ночь. На улице заметно похолодало. И тут Чубо услышал: топ-топ, — кто-то подошёл к шляпе дедушки Далбу. Чубо выскочил во двор и увидел, что это ягнёнок. Он стоял, наклонившись к земле, и — у-у, ху-у — дул на Гиочику, чтобы она не замёрзла.
Чубо поцеловал его в нос.
С тех пор Чубо боялся, как бы отец не зарезал этого ягнёнка.
— Э-эх, — вздыхал отец. — Хорошая бы шапка из него получилась. Ну уж ладно, не буду, спи спокойно.
Но, проснувшись однажды утром, отец вдруг услышал звон. На шее у него болтался колокольчик.
— Что ещё такое? — удивился он.
— Это Чубо тебе повесил, — засмеялась мать. — Всё боится, что ты ночью ягнёнка зарежешь.
А Чубо как-то приснился сон, что его ягнёнок запряжён в Большой Звёздный Воз [14]. Скрипят колёса Звёздного Воза, древние, как этот мир. Еле-еле тащит его ягнёнок меж звёздами.
— Куда ты тащишь Звёздный Воз? — крикнул ему Чубо. — Заблудишься, потеряешься в звёздах. Мир — огромный, а ты — маленький.
— Ищу луга зелёные, — ответил ягнёнок. — Привезу матери свежей травы.
Тут кто-то постучал в окно, и Чубо проснулся.
— Али, трали, и, а! Ты спишь, Чубо? Вставай! Слышишь — журавли!
Вместе с Гиочикой Чубо, ещё сонный, поднялся на башню. Он весело бил в барабан, а Гиочика считала журавлей.
— Девять, десять и ещё один палец! И ещё один! Сколько их, Чубо?
А вот и аист показался вдалеке, и Чубо сыграл ему марш на барабане.
Прилетели ласточки, и Гиочике не хватало пальцев, чтобы их сосчитать.
Бил барабан на башне, и всё вокруг становилось зелёным. Вырос Ионел, выросли Георгел, Иле и Василе. Теперь они уже были Гиочике по пояс и могли держать на спине целого муравья.
А в деревне повторяли стихотворение, которое сочинила Гиочика:
Песня весны
Батюшка небесный —
Солнышко встаёт!
Потеплели звёзды,
Соловей поёт [15].
Новая дырявая шляпа
Смешно было слушать, как отец Чубо беседовал с Гиочикой.
— Рассказать тебе про козу с козлятами? — спрашивает он её по-молдавски.
Девочка пожимала плечами.
Тогда отец по-русски:
— Рассказать про козу?
Гиочика только покачивала головой: не понимаю, добрый человек.
Но отец не сдавался:
— Гутен морген [16], — поворачивал он на немецкий лад.
Гиочика хлопала глазами.
Больше по-немецки отец ничего не знал и переходил на французский.
— Мерси! [17]— говорил он.
Девочка молчала.
Отец, конечно, слыхал, что в Кишинёве есть Великие учёные, умные, бородатые.
— Как ни крути, — сказал он матери, — а надо её везти в Кишинёв. Там уж я узнаю, из какой она страны!
— Ты что, с ума сошёл? — сказала мать. — Посадят её в музей! Бороды у тех учёных длинные, но всё равно они ни в чём не разберутся. Пошлют машину за Чубо, чтоб он им растолковал, что девочка говорит. А потом и его в музей посадят? Или в цирк! А там — львы, медведи! Ты об этом подумал?
— М-да-а-а, — протянул отец и почесал затылок.
На этом и кончился разговор о его поездке в столицу.
Специально для Гиочики отец сделал в двери дома ещё одну маленькую дверку, чтобы она могла войти. А к ведру с водой пристроил лесенку. Гиочика ничего не ела, а пить хотела всё время. Не могла же она пить из корытца вместе с курицей!
И была в доме ещё одна лесенка. По ней Гиочика к зеркалу поднималась. Невозможно иметь такие голубые глаза и хоть изредка в зеркало не смотреться!
Сделали для неё и кроватку, и не где-нибудь в углу, а в каса маре [18], у ковра с красными розами.
Но Гиочика ни за что не хотела спать в кровати. Она по-прежнему ложилась во дворе, в шляпе дедушки Далбу.
То мать, то отец выходили ночью посмотреть, как она спит. Нельзя же надеяться только на ягнёнка.
Мать связала одеяло для Гиочики, тёплое, шерстяное, с бахромой по краям.
Как-то утром Чубо подошёл к окну и увидел, что одеяло валяется на земле.
— Замёрзла! — напугался Чубо.
Он выбежал во двор и увидел, что Гиочика по-прежнему спит в шляпе, а вместо одеяла её накрыли две бабочки.
Ночная бабочка пролетала случайно мимо и увидела, что одеяло валяется на земле. Разбудила всех бабочек, но, как они ни старались, не смогли поднять одеяло. Вот и укрыли Гиочику крыльями.
— Ну и одеяло! — сказала Гиочика, когда проснулась. — Красивое какое! Спасибо вам!
Бабочки сами немного замёрзли. Одна даже кашляла. Чтоб согреться, они быстро замахали крыльями.
— Как тебя зовут? — крикнул Чубо и побежал за одной.
— А вдруг ты меня шляпой накроешь?
— Постой! — закричал Чубо. — Я в шляпе дырку сделаю. Если накрою — убежишь!
Он проткнул шляпу, и бабочка, увидев такое, остановилась.
— Меня зовут Кира, — сказала она.
— А куда ты летишь?