– А кто это? – удивился Блинков-младший.
– Значит, вам незнаком такой гражданин?
– Нет.
– Странно, – продолжал старший опер. – А потерпевшие утверждают, что вы с ним разговаривали и называли его кличку.
– Какую кличку?! – Блинков-младший посмотрел на сестер. Пускай Сидякин убедил их в том, что он грабитель, пуская Нина с Валькой ошибаются. Но зачем они лишнего наговаривают? И тот он догадался:
– Кошкарев – это Виннету?
– Возможно. Вам виднее, – двусмысленно ответил Сидякин. – У нас этот гражданин проходит как Кошкарев, владелец предположительно, угнанного мотоцикла марки «Каваски», которым, предположительно, воспользовались грабители.
– Предполагаемые, – нахально добавил Блинков-младший. Ему было нечего терять.
– Что?
– Вы забыли сказать «предполагаемые» грабители.
– Я бы на твоем месте не хорохорился, – заметил Сидякин и кивнул сестрам: – Теперь свободны.
Валька и Нина Су одновременно встали и, глядя в пол, пошли к двери. Блинков-младший на своем стоявшем посреди кабинета стуле был у.них на пути. Они протискивались мимо боком, пряча глаза.
– Нина, это чепуха. Позвоните маме, сказал Блинков-младший, пытаясь поймать взгляд фотомодели, и понял: не позвонит. Ведь вчера он здесь же, в милиции, разговаривал с Виннету на глазах у обеих сестер. Теперь Валька с Ниной окончательно уверены, что он обманщик, а значит, и грабитель.
Дверь за сестрами закрылась.
– А ведь вы боитесь мою маму, – сказал оперативнику Блинков-младший. – Вам очень не хотелось, чтобы Нина ей звонила. Только вам самому придется позвонить если не сейчас, так через час – Вы не можете меня задержать и не сказать родителям.
– Это не он ее боится. Это я ее боюсь, – вдруг подала голос толстуха с яблоками.
Блинков-младший вскинул брови.
– 3начит, вы не педагог?
– Педагог, педагог, – заверила толстуха. – Детский инспектор Рыбочкина.
– Детских инспекторов не бывает, – усомнился Блинков-младший.
– Буквоед, – вздохнула толстуха. – Ну, я инспектор по делам несовершеннолетних. Такие бывают?
– Скорее всего, – согласился Митек. – 3вучит солиднее.
– А ведь я, Дима, уже месяц слежу за твоими успехами, – сообщила толстуха. – Интересная пара – ты и твоя мама. Смотри, что у меня получается. Двадцатого августа тебя задерживает лейтенант Гуськов из шестого райотдела. Подозрения у него очень серьезные. Из музея Юрия Ремизова были украдены картины, а ты вертелся на месте преступления, причем назвался чужим именем. Гуськов собирается тебя допросить, ты козыряешь своей мамой-контрразведчицей, и он тебя отпускает от греха подальше. Но потом Гуськов сообщает мне о странном восьмикласснике, который якобы участвует в операциях контрразведки. Мне тоже становится любопытно. Как-никак, ты живешь в моем районе, я отвечаю тут за всех подростков. Навожу справки, и оказывается: Гуськову из-за тебя влетело от начальства, музейные воры арестованы, дело передано в суд. Министерство культуры присылает благодарность в контрразведку твоей маме, которая завершила расследование в рекордный срок. Все бы хорошо, но только почему такая спешка? Из семи похищенных картин найдена одна. Где остальные шесть, на четыре миллиона долларов?
Голос у Рыбочкиной был торжествующий, как будто она увидела все шесть картин висящими у Митьки над кроватью.
– Их сожгли, – сказал Блинков-младший. – Сами преступники и сожгли, чтобы получить страховку. Картины были поддельные.
– Может быть, – согласилась Рыбочкина, – только искусствоведы считали эти картины подлинниками., Хотя, конечно контрразведка лучше разбирается в картинах. Я не спорю. Я молчала. А восьмого сентября к нам в райотдел поступило заявление жильцов твоего дома. Всего двенадцать подписей.
– Блинков дом взорвал,- угадал Митек.
– Да, устроил подрыв большого числа фейерверков в квартире номер восемьдесят три. Я вызываю твою маму повесткой, и она приходит, только не ко мне, а к начальнику райотдела. После этого начальник приказывает забыть фамилию «Блинков». А между тем твоим родителям грозил солидный штраф, а тебе – специнтернат. Фейерверки в жилом доме – это не шуточки. С поджигателями не церемонятся!
– И вы решили не забывать мою фамилию. А сейчас вам кажется, что вы меня поймали. – Прозвучало это нагло, хотя Блинков-младший не, собирался хамить. Но извиняться перед толстухой он тоже не собирался.
– А разве тебе так не кажется? – включился Сидякин. – Потерпевшая Суворова показала, что один из грабителей, а именно тот, который вырвал сумочку, был одет и подстрижен, как ты. Сумочку мы передали на экспертизах, на ней найдены твои отпечатки…
Блинков-младший вспомнил, как Сидякин уламывал его оставить свои отпечатки на бумажке, «чтобы тебя ненароком в розыск не объявили». Обман, всюду обман!
– …В момент ограбления Суворова тебя не узнала, – продолжал оперативник, – просто не подумала, что ее сосед и одноклассник способен на такую подлость. Но теперь, уверяю тебя она все вспомнит и не ошибется. Проведем опознание как положено: найдем нескольких твоих ровесников в таких же куртках… Хочешь, поспорим, что Суворова укажет на тебя?
– С отпечатками пальцев у вас не пройдет, – заметил Блинков-младший. Опять это прозвучало нагло. Да тут как ни скажи – если считать его преступником, то и обычное «здрасьте» покажется наглостью. – Я же держал сумочку в руках, когда нашел ее в мусорном ящике.
– Ну и что? Сам вырвал сумочку, сам выбросил, сам потом «нашел». У меня все зафиксировано. – Сидякин потряс пачкой исписанной бумаги. – Ты бы, хоть для вида порылся сперва в другом ящике. А то, не спрашивая Суворову, свернул во двор, не спрашивая; дошел до помойки и – «Ах, кто бы мог подумать – сумочка! Какая неожиданность!»… Да ты прекрасно знал, где она лежала!
Возразить было. нечего. Со стороны все выглядело именно так!
– Мне жалко твою маму, – добавила Рябочкина. – Боюсь, придется вернуть на доследование и все прошлые дела, в которых она тебя выручала. Тогда хорошо, если ее просто с позором выгонят из контрразведки. Но скорее всего она пойдет под суд!
Кап! На джинсину упала блестящая слеза. Кап! – вторая: Блинков-младший сморгнул и подумал, что это, наверное, из-за того, что солнце бьет в глаза. А солнце, к слову сказать, стояло низко, зацепившись за крышу соседнего дома. Часа два, как он сидит на, этом допросном стуле.
– Ну-ну, веселей! – подбодрила его педагог Рыбочкина. – Дима, мы тебе не враги. Милиция не воюет с подростками. А твоей маме лично я сочувствую. У меня самой. есть сын, и я на все готова ради него. Я совершенно уверена, что ты ни в чем не виноват. Тебя уговорилили запугал кто-то взрослый. Думаешь, я не знаю, как это бывает? Сначала на мотоцикле прокати, потом дал папироску с «травкой»… – Толстуха очутилась рядом с Блинковым-младшим, влажными пальцами взяла его руку и посмотрела на сгиб локтя. – Вены чистые. Значит, не все потеряно, Дима! Ты не наркоман, ты хорошо учишься… Да через год ты забудешь все, как страшный сон! Надо только убрать человека, который сбивает тебя с толку. Пока он с тобой, ты так и будешь катиться по кривой дорожке. Боишься его? Не бойся! Помоги нам, скажи его имя, и ты больше никогда его не увидишь!… Ну?… Ну, говори! – приказала Рыбочкина; ногтями впиваясь Митьке в запястье. – Не молчи!
– Пустите! – Блинков-младший стал вырываться.
– Пускай идет, – вдруг сказал Сидякин.
Педагог Рыбочкина опешила и сама выпустила Митькину руку.
– Как же…
– А вот так! – не дал ей сказать Сидякин. – Пускай идет, и все тут.
Блинков-младший встал и шагнул к двери.
– Думай, – в спину ему сказал Сидякин. – Это не последняя наша встреча.
– Я знаю, – кивнул Митек и ушел.
Глава XXI
СЛОЖНАЯ ФИГУРА ОПЕРА СИДЯКИНА
Конечно, Блинков-младший все рассказал своей домашней контрразведчице. Дело касалось не его одного. – Крепенько тебя прессовали, почти по-взрослому, – заметила мама и вдруг предложила: – А давай объявим День Прощения.
Блинков-младший разинул рот:
– Сидякина простить?!!
– Для начала Сидякина, потом Валю. Только сразу ей не звони, пускай остынет.
– Мам, ну что ты говоришь?! Вальку – ладно, а Сидякина-Висякина?! Он же с этой детской Рыбочкиной под тебя копает! «Хорошо, если ее с позором выгонят из контрразведки, а то и под-суд»! – повторил Блинков-младший слова толстухи.
– Единственный сын, – торжественно сказала мама, – если за человеком нет вины, то его и прощать не нужно. Ты сумей простить виноватого!
– А почему я должен прощать?
– Если ты сам не понимаешь, то хотя бы·потому, что я тебя прошу. Я очень уважаю оперативников, которые работают «на земле», в райотделах милиции. Сам посуди: у меня на плечах большие звездочки, а за плечами авторитет контрразведки. Если нужно для дела, я могу взять хоть «Мерседес», хоть вертолет, могу вызвать солидную опер группу, а однажды попросила полк, чтобы, прочесать лес, и мне дали полк. При всем том я веду одновременно не больше пяти дел, а чаще, два-три. Правда, они особо важные. А у Сидякина в десять. раз меньше возможностей и в десять раз больше дел. Они считаются обычными, но разве, скажем, для Ниночки ее дело – обычное? А для матери, у которой пропал ребенок.? А для старушки, у, которой украли кошелек с пенсией?
– Ага, – поддакнул Блинков-младший. Для каждого его дело – особо важное и Сидякин выручает фотомоделей, мам и старушек. Но почему так. плохо?
– Да не хуже других, – ответила мама. – Я потихоньку навела справки, хотя это И было трудно: милиция не любит; когда мы суемся в ее дела. Нормальный опер твой Сидякин. А что решил схалтурить, так за это его и прости.
– Схалтурить? – удивился Блинков-младший. – Думаешь, он сам не верит, что я грабитель?
– Во всяком случае, сомневается. Дело по всем признакам не имеет следственной перспективы, а попросту говоря, дохлое. Мотоцикл угнанный, грабители случайные, приметы – общие. Сидякин опытный оперативник и почти наверняка знает, что не разыщет их, а время зря потратит. Но не может же он сказать: «Ну их, эти деньги. Нина Су еще себе заработает, а я лучше какое-нибудь другое преступление раскрою». Он цапнул версию, которая лежала на поверхности, и побежал работать по другим делам. А в эту версию прекрасно укладывается подросток-грабитель и не укладывается подросток-сыщик. Потому что мальчишки в твоем возрасте чаще совершают преступления, чем раскрывают.
– Вот почему он меня отпустил, – понял Блинков-младший. – Он все-таки сам знает, что не прав!
– А если бы не отпустил, я бы не говорила «прости его». Я бы пошла к его начальнику и разобралась по полной программе.
Блинков-младший представил себе эту полную программу. Он однажды видел, как мама делала внушение милицейскому генералу, а тот молчал и покряхтывал. Не потому, что испугался подполковника контрразведки, а потому что мама Была права.
– А хочешь, я возьму это дело? – предложила мама. – Контрразведка не занимается уличными грабежами, но я как-нибудь упрошу начальство. И Сидякин будет только рад.
Блинков-младший думал недолго.
– Нет, – сказал он. – Понимаешь, мам, у нас с ним пошло на принцип. Он думает, что я в худшем случае, преступник, а в лучшем – мальчик, который играет в сыщика. А я должен доказать, что могу найти эти деньги!
Глава XXII
ИДЕЯ НЕ НРАВИТСЯ, НО ДРУГОЙ НЕТ
Мотоцикл Виннету оставался единственной зацепкой в Деле о крокодиловой сумочке. Пускай среди знакомых «вождя апачей» не удалось найти старичка с бородкой. Зато теперь появилось новое направление розыска: снятые с мотоцикла детали. Конечно, на них мог позариться случайный человек, наткнувшийся на брошенный «Кавасаки». Но ведь не исключено; что детали понадобились грабителям!
Эту мысль подсказал Виннету. Честно признаться, Блинков-младший поначалу думал, что «вождь апачей» просто хочет вернуть свои железки. Пропали карбюратор и электрический стартер. Виннету сам признавал, что цена им, неновым – сотня долларов за то и другое. Так неужели он думает, что преступники, награбив денег на несколько неплохих машин, станут пачкать руки о старые мотоциклетные запчасти?
Оказалось, Виннету думал именно так. И сумел убедить Блинкова-младшего.
Они встретились у гаража. «Вождь апачей» купал в бензине подмоченные внутренности «Кавасаки», а Блинков-младший держал или протирал, что требовалось, но больше смотрел и слушал.
– Для одних мотоцикл – это недоделанная машина, – разглагольствовал Виннету. – По бедности или по жадности они купят скучную трехколесную тележку вроде «ижака» с коляской и будут пилить свои шестьдесят кэмэ в час, мечтая о «Жигулях». А для нас, для настоящих байкеров, мотоцикл – это любовь. Байкер свой мотоцикл не покупает, а собирает. Он может «заболеть» каким-нибудь допотопным «ЕМВ» и лет пять будет разыскивать детали по барахолкам. Зато уж он соберет настоящий «ЕМВ», стопроцентный «ЕМВ» в том самом виде, в каком его выпустили на Эльзасском моторном заводе в сороковом году. А другой, наоборот, так уделает свой байк, что его родной завод-изготовитель не узнает. У меня, например, седелка от «Ямахи» и свистнутый стартер был от «Ямахи». Головки цилиндров я поджал. Не знаю, какая получилась мощность, но до ста восьмидесяти кэмэ в час я разгонялся. Мог бы и больше, но в аккурат на ста восьмидесяти он идет на взлет. Честно. Колеса от дороги отрывются. Теперь спроси меня: «Виннету! Променяешь ли ты свой великолепный «Кавасаки» на одну из этих жалких четырехколесных черепах, вечно застревающих в уличных «пробках» и неспособных проехать по самой обычной лестнице?» Нет, ты спроси! – Насел «вождь апачей», и Блинкову-младшему пришлось повторить:
– Виннету! Променяешь ли ты свой великолепный «Кавасаки» на одну из этих четырехколесных черепах?
– Жалких черепах, – поправил «вождь апачей» и по слогам отчеканил: – Ни-ко-гда! А спроси меня: «Виннету, что бы ты сделал, если бы у тебя появилось много денег?»
– Спрашиваю.
– Купил бы у Владика гараж и набил бы его разнообразными м6тоциклами.
– Почему у Владика?
– Да он живет в другом районе, – объяснил Виннету. – Выйдет на пенсию, и зачем ему гараж около школы?
– Он уже на пенсии, – не вдаваясь в подробности, сказал Блинков-младший.
– Теперь, значит, обязательно продаст. А то Нина Су его уговаривала, уговаривала, а Владик сегодня говорит: «Продам», а завтра – «Нет, погожу»…
Нина Су хотела купить гараж у завхоза?! Блинков-младший насторожился… Да нет, пустяки. Некупленный гараж для некупленного «Мерседеса» – нелепица, которая ничего не дает для розыска.
– Я почему тебе рассказываю про байкеров? – продолжал Виннету. – Есть у меня подозрение, что один из этих гадов такой же отмороженый байкер, как и я.
– Откуда ты знаешь?
Не отвечая, Виннету выловил из тазика с бензином какую-то железяку, повертел в руках и кивнул на стоявший в стороне «Кавасаки».
– Там в бардачке ключик накидной на четырнадцать. Подай.
Мотоцикл со снятым двигателем был похож на велосипед-переросток. Чувствуя себя довольно глупо, Блинков-младший обошел вокруг него два раза, но бардачка не заметил.
– Под седлом, – подсказал Виннету.
Митек попробовал приподнять седло. Казалось, оно приделано намертво.
– Там защелка.
Блинков-младший поискал защелку и развел руками. Это стало напоминать розыгрыш.
– Спереди, у бака, – терпеливо уточнил Виннету.
Защелка была непохожа на защелку. Она казалась частью бака. Блинков-младший попробовал нажать. Защелка не нажималась. Попробовал тянуть и шатать ее вправо-влево без толку.