— Ищешь сокровища покойного графа, что ли? — послышался насмешливый крик Олава.
— У них тут должен быть…
Дальше я не расслышал. Что такое он может искать? Но тут Март повысил голос:
— В каждой порядочной школе должен быть свой запас спирта, чтобы лягушек и всяких букашек заспиртовывать… — Март выругался. — Я ведь писал Реэт, чтобы к вечеру собрала ключи у себя, а тут, черт, все шкафы заперты! Олав, поди-ка сюда, помоги!
Я стоял у двери каморки, сунув кулаки в карманы, и не мог даже позвать на помощь, никто меня бы не услышал, кроме воров. Но… вот это да! С большого испуга я и позабыл про тот ключ от каморки, который лежал у меня в кармане. Теперь мне требовалось только вытолкнуть другой ключ из замочной скважины, открыть своим ключом дверь и удрать, но надо было подождать, пока голоса еще удалятся, ведь ключ упадет из скважины на пол.
Интересно, убежала Леди домой или болтается где-то на нижнем этаже? Ах, ну что с того? Ну, допустим, она уже прибежала домой, какая мне-то от этого польза? Сеттер ведь не служебная собака, которая носит сообщения. Читаны-перечитаны десятки книг о том, как собака спасла своего хозяина от разбойников, похитителей, принеся записку его друзьям. Но чтобы доставить записку, ее надо сперва написать и прикрепить к ошейнику собаки, а мне это и в голову не пришло. Конечно, Леди побежала домой и теперь небось уже едет на заднем сиденье машины Каупо в город. Мне стоило большого труда решиться позвонить отцу, ведь если он явился бы сюда, я бы, наверное, лишился собаки… Но дело обернулось еще гораздо хуже: отец явно счел мои слова просто блажью, и собака досталась Каупо легко — на сей раз ему даже будильник не потребовался… Э-эх!
Самочувствие у меня было — хуже некуда. Я чувствовал себя в полном одиночестве на всем белом свете, на этой огромной сине-зелено-пестрой планете; один-одинешенек, всеми преданный. Даже верный друг — Леди, из-за которой я, по сути дела, и попал в это дурацкое положение, оставила меня одного среди преступников… не говоря уж об отце… не говоря уж о Пилле… Раз так — пусть! Останусь тут спать на куче матов, пока утром не появятся ремонтники, пока директор не придет взглянуть на их работу, и тогда скажу ему: «Видите, ваша дочь мне не поверила! А теперь сами гоняйтесь за своим граммофоном и пишущей машинкой по всему миру или вместе с объявлением, что школе требуется новая уборщица, можете дать и такое: „Просим честного человека, нашедшего нижеперечисленные вещи, вернуть Майметсской школе…“» Ах, какое мне до всего этого дело! В Майметсской школе учится больше ста детей, но ни один из них никогда в жизни не попадал в такую заваруху, как я теперь.
Я пытался придумать что-нибудь утешающее, не переставая прислушиваться, и по едва доносившимся звукам определил, что воры теперь где-то далеко… Может, они в кабинете физики и нашли что-нибудь подходящее… кто знает…
Так-так… Дзынь! — ключ, торчавший в двери снаружи, упал на пол… теперь два поворота моим ключом… взгляд в зал… на цыпочках через зал в коридор… съехать по перилам вниз… и… Ура-а! Свобода!
Вечер был темный и жуткий. Черный силуэт «Москвича» напоминал лежащего медведя. Далеко, где-то в районе нашего дома, лаяла собака — весьма возможно, Леди… Я подумал: «Кто поручится, что за то время, пока я сбегаю домой и позову на помощь, „Москвич“ не исчезнет со школьного двора? Надо хотя бы запомнить номер!»
Но даже при самом ярком дневном свете даже самый зоркий глаз не смог бы разобрать номер этой машины — хотя стояла сухая августовская погода, табличка с номером была покрыта толстым слоем засохшей грязи. Я присел у машины на корточки, чтобы разобрать цифры… 26… 34… И тут я подумал: «Хорошо было бы проткнуть им шины! Только вот чем?.. А что, если отвернуть вентили — пока накачают шины… Минут двадцать это у них займет, а за это время…» Сссссс! — зашипел первый вентиль, и шина, из которой выходил воздух, стала медленно сплющиваться. Вентиль на втором переднем колесе был весь в засохшей грязи. Чтобы отвернуть его, требовалось повозиться… Поворот… еще поворот…
— Что ты копаешься!
Дверь школы распахнулась.
13
Я замер и, словно змея, полез под машину. Конечно, было глупо сделано: воры заметят, что шина спустила, и начнут накачивать, и тогда… Они же не слепые. А если даже в спешке они сразу тронутся в путь и мне чудом удастся остаться незамеченным, то кто поручится, что хотя бы одно из колес не проедется по мне? И все же это была единственная возможность спрятаться. Удрать я бы не успел, потому что они тут же подбежали к «Москвичу». Запыленные носки черных туфель Марта были совсем близко от моего лица, у меня даже возникло искушение постучать по ним, но я разумно сдержался.
Туфли Марта встали на носки, очевидно, Март укладывал что-то на заднее сиденье. Кроссовки Олава были видны в полуметре от машины, а сам он скулил:
— Осторожно, не урони! Ну чего ты так долго возишься?
— Что такое, машина будто проваливается! — удивился Март.
— Пей больше, так и земля начнет проваливаться! — рассердился мой мерзкий тезка. — Ничего удивительного, что ты всякий раз попадаешься! Ты же, башка дубовая, никогда не можешь обойтись, чтобы не надраться! Нет чтобы сначала сделать дело…
Март молчал, но Олав все не унимался, и тогда Март взревел:
— Цыц! Ты что, не знаешь, что Март Вялья бьет только два раза, второй раз — когда забивает крышку гроба!
— Замолчи, кто-то идет! — предупредил Олав.
В наступившей тишине и в самом деле стали слышны шаги двух людей. Они приближались, и один из вновь прибывших сказал:
— Силы в работе!
Это был мой отец!
— Силы всегда нужны! — ответили воры весело.
— А не было ли тут одного мальчика? — спросил отец.
Воры помолчали минутку, затем Олав спросил:
— Темноголовый, в красной куртке, худой такой мальчишка, да? Он тут недавно играл со своей собакой, но, кажется, пошел домой.
— Странно… Он звонил домой и сказал, что в школе…
— Звонил?
Олав зашептал Марту:
— Ну что ты стоишь, как статуя, иди, приведи свою жену!
Заднюю дверь машины захлопнули, словно выстрелили. Очевидно, Март и пошел в дом, а Олав рассказывал отцу:
. — Этот пацан разгуливал по школе. Я еще удивился, как же это, разве можно ученикам бегать по зданию, да еще с собакой? Я-то, видите, помогаю приятелю перевезти жену, у него самого машины нет…
— Врет! — не выдержал я.
Конечно, когда я вылез из-под машины, отец и Мадис остолбенели, Мадис и был вторым человеком, который пришел с моим отцом. Олав сказал, сплюнув:
— Ну этот мальчишка, действительно, словно наваждение!
— Они воры, жуткие воры!
— Ну и фантазер ты, мальчишечка! — засмеялся мой тезка.
— Папа, верь мне, я все слышал, они заперли меня в школе, в кладовке, а сами обшарили всю школу!
Отец развел руками.
Ну, конечно, как же я забыл, он ведь у нас рохля!..
— Мадис, заснул ты там, что ли? — крикнул Олав в сторону двери школы. — Поторапливайся, меня семья ждет в городе!
— Ты это честно? — спросил Мадис. — Или придумал?
— Честное слово, — зашептал я. — Ну, надо бы вызвать милицию, они сперли из музыкального класса граммофон и… Давай беги к Юхану Куре, а я попробую задержать их тут.
Мадис побежал сразу, а отец положил руку мне на плечо, как раз на то, которое недавно сжимал мой тезка, и сказал:
— Олав, что ты, одумайся, не ставь меня в неловкое положение… Мы просим прощения, сын вечно читает детективы, и ему чудится бог знает что!
Небрежно поигрывая ключами от машины, Олав ответил:
— Ничего, мы ведь все были когда-то молодыми!
Я не понимал, и как только отец не замечает, что этот человек говорит все фальшивым тоном.
— Пойдем, пойдем, — велел мне отец. — Успеем еще остановить Мадиса, пока не поздно…
— Добрый вечер!
Пилле все же передала отцу, что я звонил! И они пришли вдвоем: директор с огромной связкой ключей в руке и Пилле в длинной юбке.
— Товарищ директор, знаете, эти мужчины — воры, один из них — муж уборщицы Реэт, и он выпил спирт, и они взяли граммофон в музыкальном классе! — пытался я выложить все на одном дыхании.
Директор покачал головой.
— Олав, я что-то ничего не понимаю…
— Мальчик просто не в себе, — принялся за свое отец, как бы извиняясь. — Эти люди просто помогают уборщице перевезти вещи…
— Ах так! — рассердился директор. — А вот на это у них нет сейчас никакого права!
Дверь школы открылась, и появился Март с узлами-пакетами в руках, а через мгновение в приоткрытой двери показалась и его жена с тем самым чемоданом, с которым она уже пыталась сегодня пуститься в путь. Уборщица Реэт произнесла тихо, еле слышно:
— Добрый вечер! — и затем не промолвила ни слова.
Похоже было, что у нее нет ни малейшей охоты садиться в машину: опустив чемодан на крылечко, она стояла, ссутулившись, глядя в землю, и немо слушала, как галдели остальные. И галдеж перед школой был сейчас громче, чем обычно! Прежде всего, сердитые крики директора (немногие знали, что спокойный, ясный голос нашего директора может сделаться буквально громоподобным, но мы убедились в этом однажды давным-давно, когда прогуляли всем классом), на которые отвечал грубый голос Марта:
— Со своей женой я могу делать что хочу! Рабовладельческий строй давно отменили! Если хочешь, можешь сам весь месяц убирать свою вшивую богадельню!
Время от времени Олав Второй кричал в открытое окно машины:
— Март, иди уже сюда! Март, ну что ты зря застрял!
А Пилле время от времени пыталась успокоить отца:
— Папа! Не нервничай! Папа, слышишь!
А когда на секунду возникала тишина, я уговаривал:
— Товарищ директор, они воры! Товарищ Сийль, у них в машине полно школьных вещей!
Весь этот шумный балаган на сумеречном школьном дворе, где пахло флоксами и туей, мог, пожалуй, напоминать оперу «Дочь полка», которую мы ездили смотреть в Таллинн, в знаменитый театр «Эстония»: каждый выкрикивал свои слова, а из этого получалась какая-то песенная неразбериха. Часть безмолвной публики — товарищ Теэсалу-старший — закурила сигарету, время от времени покачивала в изумлении головой, но, к счастью, больше уже не тащила меня домой.
— Согласно закону, работник обязан выполнять свои обязанности в течение двух недель после подачи заявления об уходе с работы! — гремел директор.
— Черт! Тот не мужик, кто закона боится! — громыхал Март и подталкивал уборщицу Реэт к машине. — Этим своим законом можешь подтереться!
— И покажите, что у вас там в машине! — наконец послушался меня директор. Он нагнулся и попытался заглянуть в окошко машины.
Но тут мой тезка высунулся из окошка:
— Машина — личная собственность, и обыскивать ее будете, когда предъявите ордер на обыск! Закон, кстати…
Уборщица Реэт уже сидела на заднем сиденье, держа чемодан на коленях. Я закричал:
— У них там стереограммофон и пишущая машинка, кажется, и еще…
И тут — ух ты! — к машине подошел мой отец, распахнул переднюю дверку и — щелк! — выдернул ключ зажигания, прежде чем кто-нибудь успел что-то промолвить. Я тайком взглянул на Пилле — у нее от изумления был открыт рот.
— А ну отдай ключ! — закричал Март, замахнулся. И…
Такой скорости действий я от своего отца ждать не мог! В одно мгновение отец поймал мускулистую руку Марта и каким-то удивительным приемом швырнул угрожавшего здоровилу — шлеп! — на дорогу.
— Здорово, папа! — крикнул я.
Но тут завопила Пилле:
— Ой, ой! У него нож! Ой, что будет!
Март уже поднялся на ноги, и, действительно, в руке у него что-то поблескивало — в темноте было не разобрать, что точно. Мне вдруг сделалось холодно: руки покрылись гусиной кожей и зубы тихонько заклацали. Директор подошел и стал рядом с отцом, но, к счастью, Март сразу успокоился, когда Олав сказал:
— Погоди, послушай!
Олав успел вылезти из машины и положил руку на плечо Марта, но, наверное, не так же «дружественно», как мне за дверью кухни. Олав сказал Марту еще что-то очень тихо, и тот стал покорным, словно услыхал какое-то волшебное слово.
— Может, пойдем теперь и потребуем этот ордер там, где положено? — спросил директор.
— Пожалуйста! — согласился Олав. — Но сперва пойдем и посмотрим, что у вас в школе так уж пропало? Если все лето по классам шляются мальчишки, то в любую минуту может пропасть что угодно!
До чего же хорошо, что в темноте нельзя было разглядеть мое лицо! Я почувствовал, как щеки у меня покраснели и стали горячими, а это могли бы принять за доказательство вины, кто бы поверил, что это от возмущения!
Войдя в школу, директор включил свет, и я заметил, что крутая коричневая деревянная лестница по-прежнему чиста до блеска, похоже, на ней не было ни пылинки, не говоря уже о следах ног, словно тут и не происходило этого великого передвижения народов — то я с собакой, то компания преступников…
— Прошу, прошу, проходите вперед! — велел директор жуликам.
— Вежливость прежде всего! — пытался отшутиться мой тезка.
Мы с Пилле шли позади всех. Пилле держала меня за руку. И девчоночьи устрашающие проделки вдруг перестали казаться мне самыми худшими: я почувствовал прилив силы и смелости, когда обидчивая одноклассница взяла меня за руку своими холодными пальцами. Но вдруг мне в мозг закралось сомнение: что если, сидя в каморке за залом, я все это себе лишь навоображал, а на самом деле все школьное имущество на своих местах, а мужчины просто забавлялись какой-то странной игрой? Подумав так, я приостановился на лестнице, и в тот же самый миг тезка-Олав произнес: «Хоп!» И… я вдруг оказался посреди кучи-малы, услышал долгий стон Пилле и антипедагогический вскрик директора: «Черрт!»
Конечно, все мы тут же вскочили на ноги, мгновенно переглянулись и бросились обратно вниз. Отец пожаловался:
— Этот негодяй вырвал у меня ключи!
А на дворе уже взревел заведенный мотор «Москвича», и, выскочив из школы, мы увидели лишь стоп-огни удаляющейся машины жуликов! Интересно, как далеко они смогут уехать на пустой резине? И хотя я понятия не имел, сильно ли это может повлиять на скорость машины, крикнул:
— Из правой передней шины я выпустил воздух!
Отец не успел на это еще и рта раскрыть, как к школе, визжа на повороте тормозами, примчались две машины. Значит, Мадис успел! Воровской «Москвич» остановился на обочине, одна машина — микроавтобус — промчалась мимо него, другая — «газик» — остановилась рядом с «Москвичом», и из нее выскочили три милиционера в форме. Мы не успели даже удивиться столь мощной подмоге, как микроавтобус — «скорая помощь» — остановился возле нас. Сидевшая рядом с водителем женщина-врач в белом халате выскочила из кабины и крикнула:
— Здравствуйте! Где пострадавшие?
Тут же появились двое мужчин в халатах и с носилками. Эти санитары, похоже, горели желанием положить какого-нибудь пострадавшего на свои носилки. Директор развел руками и сообщил:
— У нас нет пострадавших…
Отец закурил сигарету, видимо, чтобы успокоиться.
— Как же так? — обиделась докторша. — Нам сообщили, что в Майметсской школе кровопролитие. С человеческими жертвами.