— Откуда мне было знать, что в тех банках на самом деле была вода с сиропом! — оправдывалась женщина.
— Да-да, ты только вчера родилась! И где же твоя благодарность? Муж из-за тебя страдает, а ты ему за два года только два письма написала, даже новогодней открытки не прислала, дня рождения не вспомнила, не говоря уже о том, чтобы посылочку организовать.
— У меня же денег не было, — оправдывалась женщина. — Все забрали, когда тебя посадили!
— «У меня денег не было»! — передразнил мужчина. — На дереве они растут, что ли, деньги-то? Деньги надо
Конечно, было бы честнее и правильнее всего не заметить руки, но попробуй изображать героя, когда другой взрослый так впился тебе в плечо, что вот-вот оторвет кусок кожи! Татуированный больно сжал мою руку, но не это заставило меня покраснеть, только говоря «Здравствуйте!», я пустил петуха. Бывает, у меня весь день нормальный человеческий голос, но иногда из моего горла вырывается звук, похожий на скрип или воронье карканье. Давно пора медицине поставить дело так, чтобы голос менялся сразу и во сие, ложишься спать с одним голосом, а просыпаешься с другим.
В дверях появилась уборщица, мужчина обнял ее одной рукой и пошутил:
— Ну, признайся честно, Реэт, что у тебя с этим молодым человеком? Неужто зашло так далеко? Уж не из-за этого ли симпатичного парнишки ты хотела разрушить наш гармоничный брак, ха-ха-ха! Не выйдет, юноша, — кто первый, тот и муж!
— Перестань говорить ребенку глупости! — сказала уборщица. Лицо у нее было заплаканное.
— Отвечай, кто тебя сюда послал! — не унимался поймавший меня. — Что ты тут вынюхивал за дверью?
— Да он учится тут, в этой школе, — объяснила уборщица устало.
— Сейчас, летом? — удивился черноглазый. — Прикажи, наконец, своей собаке замолчать.
— Даун! — сказал я Леди, кривясь от боли в плече.
— Хорошая собачка! — признал муж уборщицы. — Реэт, вынеси собачке что-нибудь поесть и пригласи гостя зайти!
— Она ничего не берет у незнакомых, — сказал я и увидел, что Леди сразу же вцепилась в брошенный на пол кусок сырого мяса. А ведь сырое мясо она вообще не любит! Не помогло запрещение, собака мгновенно проглотила мясо и поглядела на меня с виноватым видом. Затем она села перед уборщицей, помахивала хвостом, выпрашивая добавки. Ну и предательница. А что, если бы мясо было отравленным?
Мужичище сам принес Леди еще кусок мяса, подхватил меня, словно перышко, и внес в кухню. Да, я поступил правильно, когда не бросился к машине сражаться с ним — у него не только веса, но и силы хватало. И худой тоже вошел в кухню следом за нами. Пока он держал меня за плечо, я не видел, что в другой руке у него был какой-то ящик. Теперь я разглядел очень хорошо: дорогой стереограммофон нашей учительницы пения! Наверное, они собираются включить его здесь, но ведь из этого ничего не выйдет — усилители-то остались в музыкальном классе, а без них из стереограммофона можно извлечь музыки не больше, чем из сковороды.
— Реэт, предложи свату что-нибудь перекусить! — велел толстяк. — Икорки, фаршированных яиц и ломтики ветчины! Ха-ха-ха!
Я подумал, что набор шуток у него довольно беден, раз он так часто повторяется, с тех пор, как выдал тут эту шутку впервые, прошло совсем мало времени.
— Познакомимся! — сказал мужчина. — Я законный муж тети Реэт. А как тебя зовут, молодой человек?
— Олав. — Я счел, что имени будет достаточно.
— Слышь, — обратился муж тети Реэт к своему худощавому приятелю, — Олав, юноша-то твой тезка.
Похоже, нам обоим — и худому с граммофоном, и мне — не нравилось быть тезками. И подумать только, всякие мерзкие типы носят такие же имена, какие дают нормальным людям!
— Имя не портит человека! — Муж уборщицы засмеялся. — Ну, юноша, выставляй на стол сватовское вино!
— Что ты несешь! — остановила его жена. — Ребенок даже испугался!
— Ты не взял с собой вина, что ли? — Худой широко раскрыл глаза. — Ну и манеры нынче у молодых барчуков! Когда я был молодым, выбрал своей первой любовью учительницу литературы. До чего же я читать любил! И до сих пор люблю, только моя деятельность не предоставляет возможностей для этого. Вот когда я наконец постарею и выйду на пенсию, тогда почитаю. Или даже лучше напишу. Для этого я теперь и знакомлюсь с жизнью. Всесторонне!
Теперь смеялся уже и худой. Толстый Март воодушевился и принялся ему подыгрывать:
— Да-да, в данный момент мы знакомимся вместе с Олавом со школьной обстановкой. Дня через два начнем путевые очерки. И тогда мы превратимся в лириков природы: «Тайга, тайга, кругом снега…» Что такое настоящая тайга, простые смертные не знают, а мы скоро узнаем. А ты, молодой хозяин, что думаешь на этот счет?
— Не знаю… и никакой я не хозяин!
— Спроси-ка у него лучше, что он тут искал? — подбивал верзилу мой худой тезка.
— Ребенок соскучился по школе, — сказал Март примирительно. Но неожиданно глаза его сощурились, лицо сделалось жестоким и большой рот прошипел: — Тебя кто-то послал сюда?
И теперь уже он так сильно сжал мой локоть, что я, скривившись от боли, подумал: «Завтра буду пятнистым, как корова фризской породы!»
— Отец послал! — соврал я.
— Чего вы мучаете ребенка? — пробормотала уборщица Реэт. — Он-то в чем виноват?
— Кто твой отец? Местный полицейский, да? — спросил Март.
— Мой отец главный бухгалтер!
Мужчины усмехнулись.
— Ишь ты, какие есть прекрасные профессии! Тихие, дрожащие канцелярские крыски ведь тоже хотят жить, — сказал Март, противно посмеиваясь. — И посылают поэтому своих сыновей сумеречными августовскими вечерами следить за школой!
— Отец велел проверить, все ли дни в саду я отработал.
— Они собирают ягоды в саду, — объяснила уборщица Реэт, — а мы с поварихой варим из них варенье на зиму.
— Ах, какая красивая картина: детишки собирают ягодки, а тетя Реэт варит сладкое варенье, — восхитился Март. — Что уж говорить о пас, друзьях литературы!
Я долго собирался с мужеством, пока наконец решился спросить, опять пустив петуха:
— А что вы делаете в нашей школе? Это граммофон наш, школьный? Вы принесли его из музыкального класса?
Толстяк захохотал:
— Деточка, в мире полно граммофонов, и все они братья-близнецы.
Я подумал: «Нельзя с ними спорить, надо как можно скорее выбраться отсюда и сообщить директору. Нужно выглядеть как можно глупее и казаться послушным… Надо, надо, надо!»
— Вот оно что… — ответил я.
Худой Олав остановился передо мной и погрозил пальцем:
— Ай-яй-яй! Разве может пионер вести себя так с представителями министерства просвещения? Ты ведь пионер?
Я кивнул.
— Может быть, пионер Олав не слыхал, что сейчас проводится большая компания по объединению школ: маленькие и бедные школы упраздняются, а большие и сильные станут еще сильнее. Инвентарь маленьких школ переходит к большим, или: где есть, туда и дают, как говорят в народе. А ваша школа… — мой тезка сморщил нос, — сам понимаешь, старый дом, антисанитарные условия… Осенью начнешь ездить в большую школу тут неподалеку, там большие окна, теплые сортиры со смывом…
И уборщица, и ее муж слушали раскрыв рот. Можно было подумать, что они начнут учиться в школе с санитарными условиями. Но одурачить меня было не так-то просто: ведь я слышал, о чем говорили уборщица и ее муж раньше.
— Ну ладно, тогда я пойду.
Я боялся, что скажут сразу: «Никуда ты не пойдешь!» Но мужчины переглянулись и кивнули.
— Валяй! В другой раз, молодой хозяин, сперва выясни, с кем имеешь дело, прежде чем упрекать!
Дверь за мной закрылась, и я услышал, как тот, худой, державший граммофон, сказал:
— Если теперь что-нибудь делать, так быстрее, чем всегда. Эти мичуринцы и суворовцы… от них можно ждать чего угодно.
— Что вы хотите делать? — испуганно крикнула уборщица Реэт. Но у меня больше не было ни времени, ни желания подслушивать, я подумал то же самое, что сказал мой тезка: «Если теперь что-нибудь делать, то быстро!»
— Пойдем, Леди!
Леди прыгала передо мною, то ли сырое мясо лишило собаку разума, то ли она думала, что мы теперь навсегда останемся тут, большими скачками собака помчалась по ставшему уже привычным пути: наверх, в каморку за залом.
— Леди! Леди! — позвал я. Делать было нечего, пришлось подняться за нею на второй этаж…
— Леди, домой! — приказал я.
Собака послушно стала спускаться по лестнице. Но… тут у меня возникла очень хорошая идея.
12
Странно, иногда голова работает, как компьютер, который показывали по телевидению. Ноги у меня еще дрожали от страха, а в голове уже родилась гениальная мысль: для чего же изобрели телефон, если с его помощью нельзя подать сигнал тревоги? Раз-два, и я уже в учительской, и уже палец набирает знакомый помер. Только бы директор оказался дома! Пии-пии-пии…
— Халло! Здравствуй, Пилле!
— Здравствуй… те… Ах, это ты? Чего тебе надо?
Все еще злится на меня? Или она догадалась, что это я звонил ей каждое утро в девять? Но ведь я при этом не произносил в трубку ни слова, только терпеливо слушал всегда, как Пилле спрашивала: «Кто говорит? Халло! Слушаю… Слушай, прекрати свои фокусы!»
— Мне надо поговорить с твоим отцом. Честное слово, надо!
— Отец уехал в город. Школьная уборщица Реэт подала заявление об уходе, и он опять поехал искать новую.
Ага, ну этому не стоит удивляться.
— Слушай, Пилле, скажи, ты что-нибудь знаешь о ликвидации нашей школы?
— Что ты болтаешь? Что за шутки? Какая еще ликвидация?..
Я прислушался, не слышны ли шаги поблизости — этот Олав, мой тезка, умел двигаться беззвучно, как рысь.
— Пилле, поверь, я не шучу. Собираются ли переводить нас в какую-нибудь другую школу?
Пилле вздохнула:
— До чего же ты бестолковый! Ну, о какой другой школе может идти речь, если отец именно сегодня поехал в город дать объявление, что нашей школе требуется уборщица. А утром он ходил в школу посмотреть, как идут ремонтные работы. Почему ты задаешь такие странные вопросы?
— Если твой отец скоро вернется, скажи ему, что в школе воры. Всего хорошего, не могу больше разговаривать.
Я еще немного подумал и позвонил домой.
— Квартира Теэсалу! — раздался в трубке голос отца.
— Папа, это я. Будь добр, сообщи дяде Юхану, что в нашу школу забрались воры!
— Олав, ты, да? — спросил отец ужасно медлительно. Если бы улитки владели человеческим языком, они наверняка разговаривали бы так же медленно, как мой отец. — Где ты находишься? Мы уже давно ждем тебя. Уже несколько часов ждет тебя…
— Ах, ладно, сейчас мне некогда, пойми, это важно: в школу забрались воры!
— А где ты? Шутки шутками, но мама волнуется…
И тут я услышал шаги.
Бросил трубку на рычажки, словно она обжигала руку. Никакой возможности убежать уже не было.
— Ты, юноша, словно нищета: ее гони в дверь, она лезет в окно! — Март-верзила развел руками. — А ты, часом, не мелкий воришка? Знаешь небось историю о мальчишке, который, когда был маленьким, украл цыганскую иглу, а когда вырос и стал взрослым, сделался конокрадом?
Я молчал как рыба.
И тут в учительскую пришел второй Олав.
— Да это же просто невиданная наглость! — изумился он. — Другой такой школы нет на свете, в которой бы дети так расхаживали по учительской, как им вздумается. И куда только смотрят ваши педагоги!
У него-то самого глаза беспокойно сновали — явно он надеялся и тут что-то стибрить.
— А расписание тоже с собой заберете? — спросил я насколько мог смело.
— Убирайся отсюда подобру-поздорову, щенок! — угрожающе сказал муж уборщицы.
— Минуточку, тезка! — остановил меня Олав, когда я уже хотел прошмыгнуть в дверь. — Мне кажется, что современная молодежь не знает больше, что такое романтика! Иди-ка сюда, иди, иди! — Он пребольно ухватил меня за ухо, другой рукой вцепился в мой локоть и вот так повел меня в зал.
Вырываться не имело никакого смысла, это было бы безрезультатно — худощавый тезка был в семь раз сильнее меня. Теперь я здорово испугался. А что, если у него есть револьвер? Далеко ли слышен револьверный выстрел? В фильмах ведь всегда так: в последний миг герой спасается благодаря чуду… Наступил ли для меня последний миг?..
«Представитель министерства просвещения», видимо, уже основательно обследовал здание, он затолкнул меня обратно в старую милую каморку за залом, захлопнул с размаху дверь и дважды повернул ключ в замке. Эта каморка казалась мне уже рефреном в долгой и удивительной песне сегодняшнего дня. И я услышал, как мой тезка сказал верзиле Марту:
— Так будет надежнее.
«Кому как», — подумал я. Жутко сидеть в одиночестве в кладовке, призывая себя к спокойствию и прислушиваясь, что еще намерены прихватить эти «министры».
— По правде говоря, следовало бы рвать когти, — сказал Олав. — Возьмешь Реэт с собой?
— На первое время, — ответил Март, чем-то побрякивая. — Вообще-то, зря мы сюда приперлись! Тут ничего нет, кроме пустоты.
— Чертова богадельня! — сказал Олав и прибавил что-то очень тихо.
Ах наша школа для них «богадельня»! Чего же они тогда явились сюда воровать?!
— Что ты сказал? — спросил Март в зале.
— Я сказал, что нашел одну хорошенькую вещичку! С ее помощью сможем сварганить кое-какие бумаженции! Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — ого-го!
Хлопали двери и что-то, непонятно что, падало со стуком, что-то шуршало, скрипело… А я сидел в каморке как болван! Интересно, какую это хорошенькую вещичку нашел мерзкий Олав? Пишущую машинку?.. Я приложил ухо к двери. Разговор воров доносился далеким гулом голосов, вероятно, они были где-то в классах. Приблизительно можно было догадаться, что Олав торопит Марта уносить ноги, но тот все еще что-то ищет.