В десятом часу Вовку отправили спать, а утром разбудили чуть свет, с первыми петухами — надо было спешить к поезду.
Вовка хотел было попрощаться с дружком Петькой, но мать сказала, что тот ещё спит, да к тому же лучше ему и не знать, куда уехал Вовка.
— Пусть считает, что ты к дедушке уехал, на Волгу.
На станцию поехали всей семьёй. Отец сам правил школьной лошадью, запряжённой в лёгкую таратайку, а мать всю дорогу наставляла Вовку, как ему лучше отдыхать в лагере.
Побольше, конечно, спать, в дальние походы ходить не обязательно, в столовой без стеснения просить добавки, купаться в меру, от берега далеко не заплывать, загорать постепенно и, чтоб не обжечься на солнце, смазывать тело ореховым маслом.
— Главное, не забывай, что ты теперь Горелов… Владимир Александрович. А если забудешься, назовёшь себя Ерошиным, скажи, что это у тебя кличка такая: Ерошин-Взъерошин.
— Ага! Так и скажу, — заулыбался Вовка. Ему даже нравилась новая фамилия и отчество. Владимир Горелов. Это не какой-нибудь Ерошин. Да ещё и Александрович…
На станции отец купил Вовке плацкартный билет, а когда подошёл поезд, мать сразу же завела знакомство с проводницей вагона. Вовка был представлен ей как знаменитый юннат, которому из области пришла именная путёвка, и он должен точно к сроку попасть в лагерь.
— А по каким он делам отличился: по огурцам или там по кроликам? — поинтересовалась проводница.
— Ну что вы… это мелочи. Наш Вовочка по особым заданиям от учёных работает…
Проводница прониклась к Вовке величайшим уважением, а когда Серафима Ивановна вложила ей в руку ещё и хрустящую бумажку, она заявила, что присмотрит за ним, как за родным сыном.
3
К концу второго дня Вовка сошёл на чистенькой станции маленького южного городка. Человек он был опытный, наторевший в поездках в пионерлагеря и знал, что всё пойдёт своим чередом: его встретят, усадят в автобус и привезут куда надо. Так оно и получилось.
На перроне Вовка сразу же заметил пионервожатую. Она стояла на каком-то ящике и звонко выкрикивала:
— Кто в пионерлагерь «Чайка» — ко мне!
Человек двадцать пионеров, сошедших с поезда, собрались около вожатой. С деловым видом пристроился к ним и Вовка.
Вожатая была плотненькая, курносая и такая загорелая, что казалась вылепленной из шоколада.
«Вот это напляжилась! — с завистью подумал Вовка. — Наверное, ореховым маслом натиралась».
Поезд вскоре ушёл, шоколадная вожатая несколько раз пригласила едущих в «Чайку» собраться около неё и потом повёл, а ребят к автобусу.
Вовка поспешил занять переднее место.
Вырвавшись из города, автобус вскоре запетлял между зелёными холмами, поросшими какими-то неизвестными Вовке деревьями и кустарниками, пополз вверх, потом, минут через сорок, опять побежал вниз, и перед ребятами открылось что-то необозримо слепящее, многоцветное, сливающееся с небом.
— Море! — с нескрываемым изумлением произнёс Вовкин сосед, большеголовый, стриженый мальчишка с облупленным носом.
— Ну и что, — хмыкнул Вовка. — Затем и едем… Сегодня же купаться будем… Заплывчик сделаем.
— Нет… с первого дня не пускают, — вздохнул сосед.
Наконец холмы сошли на нет, открылась плоская равнина, и накатанная до блеска асфальтовая дорога побежала мимо садов, бахчей, виноградников. Замелькали алые помидоры, полосатые шары арбузов, сизые грозди винограда.
«Вот это лафа, раздолье… Не чета нашему гороху», — подумал Вовка, по достоинству оценив дары южной земли.
Пионерский лагерь возник неожиданно за поворотом дороги, развернувшись зеленью молодых посадок, весёлыми, нарядными, как картинки из детской книжки, коттеджами и дачами и рядами выбеленных солнцем брезентовых палаток. Над лагерем нависли лесистые горы.
Автобус проскочил арку с надписью «Добро пожаловать!» и остановился у конторы.
Начался обычный приём вновь прибывших.
Шоколадная вожатая по очереди брала путёвки у ребят и записывала в толстую тетрадь их фамилии, возраст, откуда они прибыли, говорила, в каком отряде они теперь будут числиться и где будут жить — в палатке или в коттедже.
Вовка на всякий случай влез в очередь одним из первых — главное, не прозевать и получить жильё поближе к морю.
Взяв у Вовки путёвку, вожатая внимательно прочла её, а потом очень пристально посмотрела на самого Вовку.
— Так ты Вова Горелов… из перегудовской школы?
— Горелов… Из перегудовской, — не очень уверенно подтвердил Вовка, слегка настораживаясь, и тут же поспешил добавить: — А ещё у меня кличка есть — Ерошин-Взъерошин.
— Кличка здесь ни при чём, — сказала вожатая и, подозвав худощавого белобрысого парня в больших роговых очках и белой панаме, тоже, видно, вожатого, показала ему Вовкину путёвку.
— Очень хорошо, — обрадовался парень и протянул Вовке руку. — Будем знакомы. Я ваш вожатый, меня зовут Миша… Это ж просто здорово, что ты приехал. — И он кивнул девушке: — Пиши его ко мне… В пятый отряд.
— А пятый это где? — спросил Вовка. — От моря близко?
— Не совсем. У моря у нас морской отряд — там живут яхтсмены, пловцы, юные моряки. А наш юннатский отряд подальше, около опытного участка.
— Нет, мне бы морской, — настаивал Вовка, с недоверием поглядывая на очкастого тощего вожатого — с таким, пожалуй, не поплаваешь и не порыбачишь.
— Но ты же юннат, мичуринец, — убеждал Миша. — Мы недавно с ребятами о твоих опытах в журнале читали…
Вовка прикусил язык. То, что об опытах Вовки Горелова писали в журнале, было для него полной неожиданностью. Хотя, кажется, он что-то вспоминает. Весной к ним в школу приезжала какая-то бойкая девушка из города, ходила за Гореловым по пятам, о чём-то подолгу с ним беседовала… Но про статью Вовка ничего не знал.
— Ребятам твои опыты очень понравились. И они будут рады с тобой познакомиться, — продолжал Миша.
— Ладно, — нехотя согласился Вовка. — В пятый так в пятый. Только я плавать хочу… И рыбу ловить.
— Всё будет, — пообещал Миша. — Мы ещё морской на соревнование вызовем.
После регистрации Вовка побывал на осмотре у врача, потом помылся под душем, облачился в полотняные трусики, голубую рубашку, белую панаму и стал похож на сотни других пионеров, приехавших в «Чайку».
На другое утро на отрядной линейке вожатый Миша объявил ребятам, кто из юннатов приехал к ним в лагерь отдыхать.
Он назвал несколько имён юных животноводов, чабанов, птицеводов, растениеводов, трактористов, ирригаторов и сообщил, чем каждый из них прославил себя в родном колхозе, поселке или городе.
— К нам также прибыл Вова Горелов из перегудовской школы, — под конец сказал Миша.
— Это какой Горелов? — оживились ребята.
— Тот самый, что плодовые деревья хорошо прививает?
— Хозяин «школьного лесничества»?
— Он самый, — подтвердил Миша. — Ведь так, Вова? Покажись ребятам, пожалуйста…
Вова вдруг почувствовал, что ноги его стали какими-то ватными, непослушными. Вот уж не думал он, что его тёзка Горелов такая известная фигура.
Он с трудом вышел из строя и опустил голову. А Миша между тем говорил, что у юннатов ещё будет время познакомиться, расспросить друг друга о работе, завязать хорошую дружбу.
После линейки к Вовке подошли двое пионеров, мальчик и девочка, оба крепкие, смуглые, темноволосые, с чёрными, как спелая смородина, глазами. Перебивая друг Друга, они о чём-то быстро и горячо заговорили.
Вовка растерянно замотал головой — по-иностранному, мол, не понимаю.
На выручку подоспела девочка-переводчица. Она сказала, что их друзья, болгарские пионеры Василь и Марийка, уже слышали о Вове Горелове и сейчас очень рады лично познакомиться с замечательным советским юннатом. У них в Болгарии тоже много лесов, и пионеры по примеру советских ребят начинают заводить свои «школьные лесничества».
Мальчик и девочка согласно закивали головами и, радушно улыбаясь, стали пожимать «другарю» Вовке вспотевшую руку.
— Не понимаю по-иностранному, — упрямо бубнил Вовка, озираясь по сторонам, где уже столпилось десятка два пионеров.
— Так я ж тебе ясно перевожу… Чего ж тут не понять? — удивилась переводчица и ещё раз повторила слова Василя и Марийки.
Вовка спохватился и тоже стал радушно улыбаться и пожимать болгарским пионерам руки.
— Гут, гут! Очень хорошо! Ол райт! Спасибо! — невпопад забормотал он.
Кругом захохотали.
Потом появился лагерный фотограф и пожелал снять всех пионеров вместе. Он заставил Вовку взять под руки болгарских мальчика и девочку и встать с ними в центре группы. Но Вовка заявил, что он очень плохо получается на карточке, и пристроился во втором ряду. А когда фотограф скомандовал: «Внимание! Снимаю!» — он отклонился в сторону и спрятал голову за плечо какого-то рослого мальчишки.
Фотограф переснял ещё раз, но Вовка повторил тот же маневр и остался в полной уверенности, что лицо его на фотографии не получится.
— Скромность — вещь, конечно, похвальная, — сказал ему Миша, — но зачем же чураться товарищей? А потом, тебе и самому приятно получить карточку — увезёшь домой память о лагере, о друзьях.
— Я потом снимусь… на прощанье, — пообещал Вовка.
А ещё вожатый сказал, что через два дня в лагере зажжется пионерский костёр и на нём выступят юннаты с рассказами о своих делах.
— Надо, Вова, и тебе рассказать о «школьном лесничестве». Ребятам будет очень интересно.
Вовка смешался и метнул на вожатого растерянный взгляд. Выступать на костре? Но он же толком ничего не знает, что там в лесу делали Горелов и его приятели. Да к тому же он приехал в лагерь не за тем, чтобы произносить речи, — он хочет отдыхать, купаться, загорать на солнце.
— Ты что, робеешь? — спросил Миша.
— Не умею я этого самого… выступать там, докладывать, — признался Вовка. — Волнуюсь очень… И заикаться начинаю.
— Ничего, ничего, — успокоил Миша. — Ребята все свои, с полуслова поймут. Так что ты подготовься, обдумай всё по порядку.
И он повёл пионеров на опытный юннатский участок, расположенный на узком участке земли у самого подножия гор.
Проходя мимо делянок и грядок с различными посадками и посевами, Миша пояснял, где какие заложены опыты, и спрашивал ребят, кто из них на какой делянке хочет поработать. Такой уж у них заведён порядок в лагере — весной первая смена отдыхающих заложила опыты, а остальные смены их продолжают.
Вовка выбрал делянку с арбузами и дынями. Как-никак, а он всё же что-то делал у себя в школе в «Сладком» звене. Правда, арбузы здесь были не чета перегудовским — крупные, тяжёлые, звонкие, а от солнечно-жёлтых дынь, казалось, уже сейчас исходил соблазнительный аромат.
Вожатый рассказал ребятам, какие сорта арбузов и дынь выращиваются на делянке, чем их удобряли, подкармливали, как обрабатывали землю.
— К концу месяца будем снимать урожай и определять вкусовые качества наших дынь и арбузов, — сообщил Миша. — А сейчас не мешало бы провести ещё одну прополку. А ну, по коням! В атаку…
Ребята разобрали тяпки и разбрелись по делянке. Вовка отошёл на дальний конец участка. Ох уж эти сорняки, нужны они ему как прошлогодний снег! Из головы у него не выходили слова вожатого: «Так что подготовься, обдумай всё по порядку…»
А как готовиться? Если бы Вовка знал, что в лагере так заинтересуются опытами Горелова, он бы хоть расспросил о них перегудовских ребят, захватил бы какие-нибудь записи, дневники.
— Почему ты одни верхушки срубаешь? Разве так можно? — услышал Вовка голос вожатого. — Сорняки надо с корнем уничтожать, насмерть. Такое уж первое правило у юннатов.
Миша встал рядом с Вовкой, глубоко вонзил в землю тяпку, потом нагнулся и, нащупав рукой подрубленный корень сорняка, вырвал его из грядки.
— Вот так, в таком духе…
Вовка с мрачным видом принялся корчевать сорняки «насмерть».
Вскоре к нему подошёл стриженый большеголовый мальчишка с облупленным носом, тот самый, с которым Вовка ехал вчера рядом в автобусе.
— Слышь, а я и не знал, что ты Вова Горелов, — заговорил он, с любопытством оглядывая его. — Давай тогда знакомиться. Я Шурка Нефёдов. Мы ведь с тобой соседи…
— По палате, что ли?
— Не только… Ты ведь из перегудовской школы, а я из киреевской. Это хоть и в другом районе, но близко. Слыхал про нашу, школу?
— Ага, — наугад ответил Вовка.
— А ты письмо получил?
— Письмо? — удивился Вовка.
— Да понимаешь… Прочитали мы статью о тебе в журнале.
Вовка насторожился. Опять эта статья!.. И о чём в ней только говорится?
— Какая статья? Где? — вырвалось у него.
— А ты что, не знаешь?.. В «Юном натуралисте» напечатана… Как ты с ребятами дикие яблони культивируешь.
— А-а, — спохватился Вовка. — Была такая… помню.
— Ну вот, — продолжал Шурка. — Мы тоже попробовали прививки делать, а у нас ничего не получилось.
— А вы бы читали лучше, — буркнул Вовка. — Там всё расписано.
— Пять раз читали, — признался Шурка. — Только очень мало там написано, как эти самые прививки проводить. В журнале ещё и фотография была напечатана — ты с ребятами чего-то около дикой яблони делаешь. Но тоже ничего не поймёшь. Вот мы письмо тебе и послали. Ты что, не получил его?
— Не было никакого письма, — сухо ответил Вовка, чувствуя, как внутри у него всё замирает. Значит, в журнале напечатана не только статья, но и фотография Вовки Горелова. Этого ещё недоставало!
Ведь достаточно Шурке всмотреться сейчас в Вовкино лицо, и он сразу догадается, что перед ним совсем не Горелов…
Вовка низко склонился над грядкой и вновь принялся за прополку. Он делал это с таким усердием, как будто полоть сорняки было самым излюбленным его занятием, — засовывал пальцы в землю, нащупывал корневища, с треском вырывал их из грядки. Потом Вовка даже присел на корточки и повернулся к Шурке спиной, чтобы только тот не видел его лица.
Что же теперь всё-таки делать? В первую очередь надо отвязаться от этого Шурки, убежать с участка и наедине всё обдумать.
Но как убежать?
— Ты бы рассказал мне поподробнее об этих прививках, — попросил Шурка.
— Ладно, потом. — Вовка дёрнул плечом и вдруг выругался: — А-а, чёрт!..
— Ты что? — спросил Шурка.
— Гвоздь тут в земле… палец поранил. — Вовка замахал рукой, потом быстро замотал носовым платком большой палец левой руки.
— Ты смотри, гвоздь-то ржавый, наверно, — посочувствовал Шурка. — Сходи-ка в медпункт.
— И то схожу, — согласился Вовка и, не оглядываясь, направился в лагерную санчасть.
Но за первыми кустами он остановился и, размотав платок, осмотрел палец. Царапина была пустяковая.
Вымыв у водопроводной колонки руки, Вовка приложил к пальцу лист подорожника и побежал, но не в санчасть, а в летнюю читальню.
Там он попросил журнал «Юный натуралист».
— Какой номер? — спросила библиотекарша.
— Давайте все…
Библиотекарша подала ему подшивку журналов за этот год. Вовка присел за дальний столик и зашелестел страницами. Статью о Вовке Горелове он нашёл в майском номере. Она называлась «Школьное лесничество». Здесь же была помещена и фотография — группа ребят стояла около какого-то дерева. Под ней подпись: «Вова Горелов обучает своих товарищей прививать дикорастущую яблоню».
Но фигуры ребят на фотографии оказались крошечными, расплывчатыми, сам Горелов снят сбоку, и разглядеть его лицо было просто невозможно.
Вовка облегчённо вздохнул — нет, фотографии ему опасаться нечего. Ни Шурка, ни кто другой, кто увидит эту фотографию, ни в чём не может заподозрить Вовку.
А вот статья в журнале ему, пожалуй, попалась кстати. Вовка принялся читать её. Статья была длинная, на двух страницах.
Журналистка подробно описывала, как зародилось в Перегудове «школьное лесничество», как пионеры охраняют лес, берегут его от вредителей, как весной по почину Вовки Горелова они провели прививки дикорастущих яблонь и груш.
В статье сообщалось, сколько уже лесных дикарей окультивировали школьники, назывались имена особенно отличившихся ребят, приводились всякие примеры и случаи.