— Тимка, гляди, в какой машине я сижу!
Тимка остановился, обернулся в нашу сторону, но тут дядя Серёжа как подпрыгнет, как зашипит на меня:
— Тш-ш-ш! — одной рукой что-то выключил, а другой- рот мне зажал.- Эх, и подвёл ты меня! — говорит.
А вокруг нашей машины моментально начал народ собираться. Вдруг дверца отворяется, и заглядывает майор милиции.
Дядя смутился и говорит:
— Да вот, товарищ майор…- и кивнул в мою сторону.
— Безобразие! — сказал майор и начал отчитывать дядю.
Тут я вижу, мой Тимка к машине продирается. Смотрю на него, смотрю, а это, оказывается, никакой не Тимка, а просто похожий на него мальчишка. Тогда я майору и говорю:
— Товарищ майор, подождите минуточку, не ругайте дядю. Тут ошибка произошла: это вовсе не Тимка! Это я незнакомого парня за Тимку принял… Посмотрите сами!
Дядя Серёжа тут ни при чём. И я не виноват… Зачем он на Тимку похож?!
Посмотрел на меня майор, улыбнулся, глаза у него сразу подобрели:
— Да, теперь я вижу, кто виноват… Однако чтобы больше этого не повторялось… Меняйте точку, товарищ лейтенант. Здесь вам дежурство продолжать неудобно.
— Ясно,- ответил дядя Серёжа.
И мы уехали.
Очень понравился мне этот майор милиции: строгий, но справедливый и добрый. В тот день я твёрдо решил: вырасту — пойду работать в милицию. Только сейчас главное — выдержку в себе выработать, железную выдержку. И если дядя Серёжа меня ещё когда-нибудь с собой в говорящий автомобиль возьмёт, я ни звука не пророню. Даю слово.
СВЯТЫЕ СЛЕЗЫ
У нас в классе есть такая Оля Чубасова. Девочка как девочка, вот только болтунья страшная. Всюду она бывала, всё она читала, всё она знает. Соберёт на переменке подружек и давай руками всплескивать: «Ой, девоньки, что я знаю!… Ой, девоньки, что я видела!»
Так вот эта самая Оля однажды заявила, что ей ночью ангел приснился. Такой красивый, с белыми крыльями и большим пропеллером на спине. Девочки очень удивились, замолчали, а потом тревогу забили: «Почему ангел?», «Откуда ангел?» И правильно сделали, что тревогу забили, потому что там, где ангелы,- там и до бога недалеко. А бога, ангелов и чертей на свете нет, это все знают.
Собрали мы звено и начали выяснять, откуда к ней в сон ангел забрался?
Оля охала, пожимала плечами, а потом вдруг сказала:
— Знаете, ребята, это мне, наверное, просто вертолёт приснился.
Все засмеялись, а я подумал: «Нет, тут что-то не так!
Тут Оля чего-то не договорила. Оля, конечно, в бога не верит! Но почему же ей такие сны снятся?»
Дома я спросил у бабушки:
— Бабушка, ты в бога веришь?
— Господь с тобой! — сказала бабушка.- Как ты можешь задавать мне такие вопросы, если знаешь, что я член партии с 1922 года?!
Я потом пожалел, что спросил её об этом, потому что моя бабушка действительно в бога не верит, наоборот, она очень активная бабушка. Она на каждых выборах в агитпункте дежурит, а я поддежуриваю ей: газеты раскладываю, объявления развешиваю, в общем, бегаю по её поручениям.
А вот во дворе у нас живёт другая бабушка, Василиса Пахомовна, так та в бога верит. Это точно. Я это ещё тогда понял, когда она меня и Павку весной крашеными яйцами угощала. Дома у неё в углу фотография бога висит, а под ней коптилка горит. Сама Пахомовна, говорят, в каком-то соборе служит. К ней даже настоящие попы ходят, бородатые, в длинных юбках.
У Пахомовны-то я и решил всё узнать. Прихожу в воскресенье утром, а у неё в гостях поп сидит, она его чаем поит.
— Ну, с чем пожаловал? — спрашивает Василиса Пахомовна.
— Я насчёт бога к вам,- говорю.- Вы-то, наверное, знаете, есть он или нет его…
Посмотрела старушка на попа, а он блюдечко с чаем отодвинул и ко мне обращается:
— Похвально, отрок, что господом нашим интересуешься.- А потом говорит Пахомовне: -Обязательно своди его, сестра Василиса, в наш собор, приобщи к вере господней, а для убеждения покажи ему животворную плачущую икону богоматери нашей!
«Этого ещё не хватает! — подумал я.- Мне, пионеру, в церковь ходить?!»
А Василиса Пахомовна говорит:
— Обязательно приобщим, обязательно… Ты, малец, во дворе меня подожди. Я сейчас соберусь и выйду, в собор пойдём.
Выскочил я от неё й тут же хотел сбежать. Но потом подумал: «Нет, отступать не годится. Я — пионер и обязан разоблачить религию. А в бога никто меня верить не заставит. Пойду и всё, чего мне бояться?»
Не прошло и минуты, выходит Пахомовна с попом.
— Идём,- говорят,- на такси сядем -скорее в соборе будем.
— Хорошо,- отвечаю.- Только я позади идти буду, чтобы вам не мешать. (Очень мне нужно, чтобы все видели, как я со святыми по городу расхаживаю).
Тут поп говорит:
— Лучше впереди шагай: у тебя ноги молодые, быстрее ходят.
А я удирать и не собирался, и пошёл вперёд, и в такси первым вскочил…
Долго мы ехали, пока на окраине не очутились. Заехали во двор, что за собором, и вышли из машины. Василиса Пахомовна посмотрела на батюшку, а-потом спрашивает у меня:
— Может, ты для начала благословение примешь?
— А оно не горькое? — спрашиваю.- В пилюлях или порошках?
— Бог с тобой, что ты говоришь?! — всплеснула руками Пахомовна.- До чего дитя тёмное!… Тебя батюшка крестным знамением осенит, перекрестит, понял?
— Э-э, нет! — замахал я руками.-¦ Я не за этим сюда приехал. Вы мне сперва докажите, есть ли бог или нет, а там видно будет.
— Ладно,- говорит батюшка.- Веди его, сестра Василиса, к слезоточащей иконе, а потом ужо ко мне приведёшь.
Вошли мы в собор с какого-то чёрного хода. Прошагали через пустынный зал и попали в небольшую тёмную комнату. Пока глаза к мраку не привыкли, я думал, что пусто В ней, а потом разглядел у стены кучку людей. Ещё через минуту начал я различать на потолке и на стенах разные фигуры. Все они были с крыльями и летали или сидели на облаках, как на перинах. Это, конечно, святые были нарисованы. Тут я и подумал: «Вот насмотришься такого, и ночью тебе не только ангелы, но и черти приснятся». А Пахомовна держит меня за руку, крестится и говорит шёпотом:
— Здесь она, богоматерь наша. Слёзы проливает.
— Где? — спрашиваю я и чувствую, как у меня мурашки по спине забегали.
Бабушки стоят, бормочут, а воздух вокруг нафталином пахнет. Отстранила Пахомовна старушку, что передо мной стояла, и увидел я эту самую плачущую богоматерь. Оказывается, она не живая, а нарисованная, в раме. Глаза у неё большие, печальные, и из них через каждую минутку по слезинке выкатывается. Мне даже немножко жалко её стало. Потом я тихонько спросил у одной старушки:
— Бабушка, а бабушка! Как это делают, что у неё из глаз вода капает?
— Цыц, безбожник! — прошептала старушка.- Это чудо! Это — святые слёзы, а не вода!
«Но ведь откуда-то они берутся, не с потолка же текут»,- подумал я про себя. Однако вокруг иконы ничего такого не было. Стоял я, стоял, слушал, как старушки бормочут, и скучно мне стало. Вдруг вижу — справа в стене дверь, каким-то ковриком завешена. «Дай,- думаю,- загляну туда. Может быть, там чудеса поинтересней?»
Пахомовна стоит на коленях, молится, обо мне забыла. Я тихонько к двери. Приподнял коврик — и туда.
Захожу, а там ещё темнее, чем в комнате, где икона плачет. С трудом разглядел маленькую лампадку. Пока до неё дошёл, два раза падал, шишку на лбу набил. Начал я присматриваться и вижу, что у самой стены какая-то стеклянная банка висит, а в ней вода. «Может быть, здесь лаборатория какая-нибудь?» — думаю. И тут я увидел, что у банки внизу кран, а от него две резиновые трубки прямо в стенку уходят. Потрогал я кран рукой и чувствую, что он еле-еле откручен. Я страшно не люблю, когда что-нибудь не до конца сделано,- взял да и открутил кран полностью. Трубки вздрогнули, выпрямились, и вода в банке стала быстро-быстро убавляться. Вот так лучше. Это — работа!…
Вдруг слышу — за стенкой шум поднялся. Что бы это могло значить? Может, новое чудо? Может, икона заговорила?
Выбежал я снова в комнату, где икона стоит, и вижу картину: у богоматери из глаз слёзы фонтаном бьют, на метра два каждый, совсем как у клоуна в цирке; и лицо её от этого даже веселей стало, как будто улыбается. А старушки — кто крестится, кто ругается, и все воду с платьев отряхивают.
Хотел я обратно побежать, воду закрутить, но тут почувствовал, что меня кто-то крепко за ухо взял. Обернулся, вижу — Пахомовна. Глаза злые, горят, а сама сквозь зубы цедит:
— Ах ты, безбожник! Что натворил?! Всё твоим родителям расскажу, достанется тебе!…
Я уже не помню, как домой пришёл. Сначала бежал и волновался, даже оглядывался — не бегут ли за мной, а потом смех меня начал разбирать: «Так вот,- думаю,- как попы чудеса делают!»
Дома я, конечно, бабушке всё рассказал. Она мне на это:
— Ну, раз уж ты узнал, как святые слёзы делают, так ты и ребятам об этом расскажи.
И недавно на сборе звена я делал доклад «Религия — опиум для народа» и разоблачал поповские чудеса. Когда о плачущей иконе говорил, так даже на доске схему нарисовал: банку с водой и резиновые трубки, по которым «святые слёзы» в нарисованные глаза текут. Между прочим, Оля Чубасова с места мне чудеса разоблачать помогала.
Вот я и думаю: наверное, сама там побывала…,
ОЛЯ-МОДА
Недавно из пятого «Б» к нам Олю Фост перевели. Для исправления. Не понимаю я учителей. Наш классный руководитель говорит, что худшего класса, чем наш, не придумаешь. Родители считают, что я в этом классе совсем испортился, а её перевели для исправления!
Таня Задиранова перед уроком географии ходила в учительскую за журналом и случайно подслушала, что Оля Фост в пятом «Б» всех девчонок испортила. Ну, наши девчонки сразу решили не поддаваться, даже внимания на неё не обращать. И вот, представьте себе, на следующий день все они вокруг Олиной парты прямо хороводы затеяли. На каждой переменке толкутся, будто там мёдом помазано. Оказывается, Оля в школу принесла заграничный журнал «Кино», где всякие артисты сфотографированы и моды есть: платья, кофточки, туфли. В общем, чепуха всякая.
— Ой, Оленька! Ой, куколка! — пищали девчонки.- Дай хоть одним глазом поглядеть!
Оля дала им журнал и сказала:
— Только не порвите!
Девчонки начали разглядывать фотографии киноартистов. Но они им не понравились:
— Ну и артисты! Какие-то прилизанные, старые.
И все сошлись на одном: что наш киноартист Рыбников, тот самый Рыбников, что в кинокартине «Высота» играет и поёт: «Не кочегары мы, не плотники…», в тысячу раз лучше.
. Оля ехидно улыбнулась и говорит девчонкам:
— Так и знала, что вы не туда смотрите. В журнале главное — моды! — И открыла журнал на последней странице.
Девчонки смотрят и молчат. Конечно, что они в модах понимают? Ничего! Оля — другое дело. Во-первых, она второй год в пятом классе учится, а во-вторых (мы все это заметили), всегда какие-то фасоны выдумывает, разные косыночки, брошки, финтифлюшки носит.
На большой переменке девчонки целую пресс-конференцию устроили по вопросам мод. И тут Оля им призналась, что собирается стать манекенщицей, то есть живым манекеном, который в Доме моделей по длинному столу ходит.и разные платья показывает. Она говорила;
— Музыка играет, а ты ходишь, крутишься, и все тебе
Аплодируют, как артистке. Надо быть очень культурной, чтобы стать манекенщицей, потому что нужно уметь делать вежливые движения, улыбаться и поворачиваться на каблуках. Никакая география, и арифметика, и даже устная речь — не нужны, потому что манекенщицы всегда молчат. Нужно иметь только одно общее образование.
— Как интересно! — запищала Нина Лопухова. Она всегда кричит «интересно», даже когда совсем не интересно.
Девочки на неё зашикали, а Оля продолжала:
— И теперь совсем не модно причёсываться. Нужно ходить растрёпанной…
— Знаю, знаю,- снова запищала Нинка.- Эта причёска называется «я у мамы дурочка»!
Девчонки прыснули, а Оля сказала:
— Вовсе нет, ничего вы не знаете. Такая причёска называется «стиль».
В общем, девчонки ничего не поняли, а Оля не успела им объяснить, потому что начался урок.
Павел Афанасьевич вызвал Олю к доске и спросил:
— Ну, как ты себя чувствуешь в новом классе?
— Я себя везде хорошо чувствую,- ответила Оля.
— Вот и отлично,- сказал Павел Афанасьевич.- Рассказывай, что ты на сегодня приготовила?
— Ничего,- спокойно ответила Оля.
— Почему?
Оля взялась рукой за голову, закатила глаза и сказала:
— Потому что у меня травма.
Это слово мы уже тоже знали, потому что когда Олину маму вызывали в школу и просили обратить внимание на поведение дочки, она всегда говорила: «У Оленьки травма: нервное потрясение и головные боли. И всё это из-за того, что учителя от неё требуют больше, чем от других».
— Я понимаю,- сказал учитель.- Здесь обстановка для тебя новая. Но ведь у тебя и в пятом «Б» тоже всегда была какая-то травма… Садись, пожалуйста.
Оля ни капельки не смутилась и села на место, а мы все удивились её нахальству. После урока она сообщила девочкам, что в субботу придёт в школу в платье нового фасона, который она сама придумала, и что «все так и ахнут».
В субботу всё и случилось. Оля действительно пришла в школу в новом наряде: в розовой прозрачной кофточке и в зелёной юбке. Кофточка была широка в плечах, а юбка почему-то в поясе делала её очень толстой. Лакированные босоножки тоже были велики. Когда девочки её окружили, она торжественно вынула из портфеля серую дамскую сумочку и сказала:
— Заграничная! — Сумочку она тут же спрятала в портфель.
Девочки ничего не сказали, только пожали плечами. Одна Нинка Лопухова, которая даже и не разглядела сумочки, воскликнула:
— Какая прелесть!
Когда прозвенел звонок, в класс, вместо Павла Афанасьевича, пришла учительница физкультуры Ольга Васильевна.
— Павел Афанасьевич заболел,- сказала она.- У вас будет урок физкультуры. Стройтесь, пойдём в спортзал!
Оля немного заволновалась, но в строй стала и всю дорогу почему-то держалась руками за поясок.
Когда пришли в спортзал, Ольга Васильевна сказала:
— Будем заниматься на шведской стенке. Первое упражнение — преднос.
И показала, как надо делать.
Все страшно обрадовались и по очереди стали делать упражнение. Становились спиной к шведской стенке, брались руками за перекладину и поднимали ноги под прямым углом.
Когда дошла очередь до Оли, она заупрямилась и не захотела лезть на стенку. Тут Таня Задиранова подняла руку и сказала:
— У неё травма!
— Помолчи! Знаю про эту травму.
Тогда кто-то из мальчишек ехидно сказал;
— Ей нельзя портить фигуру! Ей можно делать только вежливые движения — она будет манекенщицей!
Все засмеялись, а Ольга Васильевна, наверное, не расслышала. — -
— Не срывай урок, Оля! — строго сказала она.
И Оля, как приговорённая, пошла к стенке. Только она поднялась на носки и взялась за перекладину, как босоножки свалились с ног. Они ведь были номера на три больше, чем надо! Но это полбеды! Вдруг юбка её начала удлиняться и опустилась до полу. Оля покраснела, как красный перец, и в зале все притихли. Притихли для того, чтобы набрать побольше воздуха и захохотать. Но засмеяться никто не успел, потому что в зал вошла Олина мама. Она подбежала прямо к Оле:
— Где моя сумочка? — дрожащим голосом спросила она.- Там все документы! Там пропуск в министерство! Я из-за тебя на работу не пошла!… Боже мой, зачем ты надела мою юбку? И кофта моя! И туфли!…
Дальше рассказывать нечего. В пятый «В» переводить Олю не стали… Потому что пятого «В» в нашей школе нет. К тому же она потеряла весь свой авторитет и все её стали называть Оля-мода. Вот и вся история. А дружить с ней девочки начали только тогда, когда учительница по домоводству объявила, что Оля хорошо шьёт и что у неё хозяйственные способности.
ЯЗЫК «ФИНТИ»
Иностранный язык учить трудно. Немецкий ли, английский, французский,- всё равно трудно. В русском языке и то всего не запомнишь, а как же в иностранном? И всё-таки мы учим, и отличники у нас есть. Один только Васька Барсуков баклуши бьёт; ждёт, пока язык без грамматики придумают.