Случай, о котором я хочу рассказать, как раз с ним и произошёл.
Прибегает как-то раз Васька в школу и кричит:
— Братцы, нашёл!
— Что нашёл? — спрашиваем.
— Язык без грамматики нашёл! «Финти» называется! Во,- говорит,- сила! За один день выучить можно!
И давай что-то финтикать.
— Если бы,- говорит,- у нас этот язык изучали, я бы сразу пятёрку отхватил. Ну вот, скажем, я говорю: «Яфин-ти идуфинти играфинти в футбофйнти!» Вы не знаете, что это означает. А в переводе на русский язык получается: я иду играть в футбол!… Это древнейший язык,- говорит Васька,- он ещё до русского на земле существовал…
В общем-то язык всем понравился. А насчёт того, что он на земле ещё до русского существовал,- никто не поверил. Тут Васька заврался. Потому что перед каждым «финти» русское слово стоит.
Все ребята за переменку язык «финти» выучили, а девчонок учить не стали. Пусть завидуют.
Домой мы с Васькой вместе пошли и всю дорогу на языке «финти» разговаривали. Когда в трамвае ехали, все вокруг думали, что мы иностранные туристы, и смотрели на нас. Я в трамвае Ваське говорю:
— Вафинти, нафинти взяфинти билефинти!
— Не нафинти, — говорит Васька. — Турифинти ефин-ти без билефинти!
Одна кондукторша разобралась.
— Хватит,- говорит,- вам болтать! Берите билеты!
Пришлось взять.
А на другой день на первом уроке был немецкий язык. Нужно было дома слова наизусть выучить. Васька, конечно, ничего не делал. Прибежал в школу пораньше, разыскал Таню Щеглову, нашу круглую отличницу, и давай срочно языку «финти» обучать.
— Ты зачем это делаешь? — спрашиваю.- Язык-то секретный!
— Чудак ты,- отвечает Васька.- Сейчас урок немецкого языка. Меня Ольга Павловна обязательно вызовет. Танька мне на языке «финти» подсказывать будет, учительница не поймёт, а я -отвечу. Понял?
«Эй ты,- думаю,- до чего хитёр! Может, у них действительно что-нибудь выйдет?»
Тут как раз звонок прозвонил. Ольга Павловна сразу вошла в класс. Она молодая — первый год учительницей работает. В прошлом году сама ещё в институте студенткой была, а в нашей школе старшей пионервожатой.
Проверила Ольга Павловна ребят по списку и говорит:
— Ну, Барсуков, иди отвечать!
Идёт Васька к доске, а с Тани глаз не сводит, моргает ей.
— Ты домашнее задание выучил? — спрашивает Ольга Павловна.,.
— Да-а,- тянет Васька, а у самого голова «нет» говорит, так и ходит справа налево.
— Тогда скажи мне, что значит «дэр тыш»?
— Дэр тыш… дэр тыш…- бормочет Васька и пялит глаза на Таньку.
А та, как назло, в парте роется и не видит Васькиных знаков. Тогда Васька давай шипеть на языке «финти».
— Тафинти, чтофинти знафинти дер тышфинти?
У Ольги Павловны глаза большие, круглые стали, как у наших девчонок, а потом она платок ко рту приложила, вроде закашлялась. А Танька вертится, как стрекоза на булавке, и не смотрит на Ваську.
— Ну, так что же значит «дэр тыш»? — снова спрашивает Ольга Павловна.
А Васька:
— Дэр тыш… дэр тыш… в переводе значит, ну, это…- И снова давай шипеть: — Тафинти, чтофинти?… Ну финти!
Тут у Таньки все тетради из парты на пол вывалились, и она полезла доставать их. Вылезла и тычет пальцем в крышку парты. Всем ясно, что она ему «стол» говорит. А Васька понял так, что она ему намекает, мол, ты тупой, как доска, и сам давай стучать пальцем в лоб: дескать, у самой голова пустая. Потом махнул рукой и говорит:
— Вы меня, Ольга Павловна, что-нибудь полегче спросите.
Ольга Павловна захлопнула журнал, улыбнулась, встала и отвечает ему на чистейшем языке «финти»:
— Яфинти тебефинти стафинти двофинти и садифинти на мефинти!
Класс так и грохнул от смеха. Васька пошёл на место и Таньке кулак показывает. А Танька оборачивается и говорит:
— Ты, Васька, тупой, как дэр тыш, вот тебе и пару зафинтили.
С тех пор Ваську в классе «дэр тышем» зовут, а к языку «финти» у всех интерес пропал, даже сам Васька перестал на нём разговаривать.
ДЕНЬ САМОУПРАВЛЕНИЯ
В нашем лагере на каждой смене бывает день самоуправления. Кто пионер, тот знает, что это значит. В такой день все ребята заменяют взрослых: становятся вожатыми, педагогами, врачами, поварами и даже начальниками лагеря. А все взрослые становятся пионерами — нулевым отрядом. Это очень важное и полезное мероприятие. В такой день видно, кто на что способен, а кроме того, очень весело.
Я хочу рассказать о нашем дне самоуправления и о том, какая должность была мне поручена.
Произошло всё так. По специальному приказу были распределены должности. Коля Шибуков из первого отряда назначен начальником лагеря, Валя Сомова, наш председатель совета дружины — старшей пионервожатой, Женя Куц — дворником, Майя Сахарова — биологом, а все председатели советов отрядов стали вожатыми. В нулевом отряде, у взрослых, председателем стал Иван Филиппович, начальник лагеря, а Рая, старшая вожатая, просто звеньевой. Вчера на вечерней линейке был зачитан приказ, а сегодня чуть свет началось самоуправление.
Но самое смешное то, что нашего музвоспитателя Абрама Соломоновича назначили Ваней Уховым. А Ваня
Ухов — это никто, просто пионер, причём самый отъявленный бузотёр в лагере.
Абрам Соломонович маленький, толстый и лысый. Он с самого утра начал бегать в трусиках по лагерю и мешать дворнику Жене Куцу подметать дорожки. Точно как Ваня…
И всё-таки это тоже не самое смешное. Самое смешное произошло тогда, когда пришёл я на распределение должностей. Я опоздал на вечернюю линейку, потому что мне в санчасти перевязывали ногу, которую я ещё утром разбил. Навстречу мне выбежала Нинка Глаз и ехидно объявила: «Вовка, поздравляю, тебя назначили шефом!» Я сначала обрадовался, думал — начальником лагеря; оказывается, меня назначили шеф-поваром. Я никогда не мечтал о такой работе. Девчонки начали хихикать, шушукаться и пальцами на меня указывать. Я бы уже лучше согласился стать главврачом. Тогда бы я назначил в этот день уколы и Нинке Глаз велел бы сделать сразу три: в руку, в ешь ну и ещё в одно место, чтобы не ехидничала…
Ну, назначили, так назначили. Я от поручений никогда не отказывался, поэтому решил делать всё добросовестно.
Прямо с линейки пришлось идти в бухгалтерию составлять на завтрак меню. Прихожу, а там уже Толька Брикин и Зина Гладышева. Кроме них, никого нет. Оказывается, Толька назначен главным бухгалтером, а Зина кладовщицей. Толик сидит с важным видом за бухгалтерским столом и на счётах костяшки перебирает; щёлкнет и кричит: «дебет», «кредит», «сальдо, але оп». Орёт сам не знает что, потому что «сальдо» это вовсе не «сальто» и нечего «але оп» кричать. Вообще у Брикина с арифметикой никогда не ладилось, всегда на троечках выезжал, а тут вам пожалуйста — главный бухгалтер!… Зина подходит ко мне, заламывает, как артистка, руки и говорит:
— Ой, Вовочка, что я буду делать, в складе замки не исправны, а я материально ответственное лицо за все продукты!
«Ну и артистка! Знает же, что это игра и ни за что она не отвечает, а строит из себя какое-то чучело»
Я хотел ей это сказать, но тут как раз Настоящий кладовщик, Захар Петрович, явился. Толька Брикин вскочил из-за стола и кричит:
— Захар Петрович, вы уже больше не кладовщик!…
Захар Петрович сперва побледнел, а когда Зина сказала, что кладовщицей назначили её,- успокоился.
Потом пришли главный бухгалтер и повар.
Нас попросили подождать, пока они всё обсудят, а потом нам доложат.
Ничего особенного на день самоуправления готовить не собирались, только к обеду на третье решили впервые дать клубнику, потому что Захар Петрович сказал, что она у него больше лежать не может. Если клубнику не впишут в меню, то он должен будет составить акт и выбросить её. Вписали. Потом предупредили, чтобы мы к шести утра были на местах, иначе завтрак и обед запоздают.
Я пошёл проводить немного шеф-повара, Павла Васильевича. По дороге он мне сказал, что за завтрашний день очень волнуется.
— Питание — это не шутка! А когда под руками лишние люди вертятся, то можно такое наварить, что сам есть не будешь. Меня же каждые полчаса будут таскать на всякие лекции и массовки, которые вы там будете проводить… Ах, как будто не понимают, что всё держится на питании… Родители чего требуют? — спросил он и сам ответил; — Килограммы!…
Я хотел ему сказать, что питание не самое главное, а важней всего воспитание и закалка, но промолчал, чтобы не обидеть его. Потом вежливо попрощался и сказал:
— Вы, Павел Васильевич, не волнуйтесь, я не опоздаю и буду вам очень помогать.
Когда я прибежал к своей палатке, то меня там ожидало человек пять лагерных обжор.
— Вовка,- требовали они.-Ты гляди, чтобы у нас полные порции были. И чтобы на добавки не скупились… по два раза давали!
— Ладно,- сказал я.- По три порции Каждому дам. Что мне, жалко, что ли.
Потом я долго не мог заснуть, вертелся и думал о том, какая тяжёлая работа у шеф-повара Павла Васильевича и вообще у всех, кто на кухне трудится. Каждый день в шесть утра поднимаются и целый день у горячей плиты стоят… И мама тоже. Она, прежде чем на работу пойти, завтрак мне готовит, после работы обеды варит, сразу на два дня. А в выходной день на рынок идет и полные авоськи оттуда тащит… Как я раньше этого не понимал?! Очень тяжело маме. Вот завтра посмотрю, как всё варится, научусь, а приеду домой, буду матери помогать…
Больше, кажется, я ни о чём не думал, потому что, когда Зина меня утром разбудила, я снова о маме вспомнил.
— Как тебе не стыдно?! — кричала Зина.- Из-за тебя вся работа на пищеблоке стоит! Ты что, забыл, что ты шеф?… Я уже два часа продукты выдаю, а принимать некому…
Сначала я не понял, чего она от меня хочет, про какой-то пищеблок орёт. Я ведь ещё не знал, что это кухню в лагере так называют. Потом, когда увидал, что вокруг меня ребят нет, а из столовой шум доносится — сразу понял, что проспал. Оказывается, уже все с линейки на завтрак пошли, а про меня забыли, думали, что я давно на кухне работаю. Побежал я за палатками на хозяйственный двор, чтоб меня никто не видел, а оттуда уже на кухню пробрался. Прихожу, а Павел Васильевич смотрит на меня с удивлением и спрашивает:
— Ты кто такой? Тебе что здесь нужно?
Ну, я ему, конечно, напомнил, кто я и зачем пришёл.
— А-а-а! — припомнил Павел Васильевич и забеспокоился.- Ох ты, беда моя, тебя-то здесь не хватало! И что за день такой?! — А потом махнул рукой и говорит.- Ладно, иди получай халат, колпак и приходи сюда — к делу пристрою.
Получил я халат, колпак и пришёл на кухню. Пришёл, а Павел Васильевич снова меня не узнал. Потом вспомнил и говорит:
— Ты всё равно опоздал, так пойди погуляй, пока обед закладывать не начнём.
Вышел я в столовую. Ребята завтракают. Увидели меня и давай кричать:.
— Молодец, Вовка! Ух и макароны вкусные у тебя получились! И творог сегодня не кислый…
Я хотел им сказать, что завтрак без меня варился, да не успел — меня позвали к столу, где нулевой отряд сидел, то есть все взрослые.
— Товарищ шеф-повар, надо бы нашему отряду добавки дать: видите, какие у нас пионеры большие,- сказал физрук и протянул свою пустую тарелку. Вожатые тоже стали требовать добавки. А Абрам Соломонович, тот, который теперь Ваней Уховым стал, начал по столу ложкой колотить и согнул её. Подошла к нему Валя Сомова и, как старшая вожатая, потребовала, чтобы он вышел из-за стола. Все за него заступились, говорят: «Ваня» не виноват, ложки такие, что сами от ветра гнутся». Это они как раз правду сказали: ложки у нас в лагере никудышные, тонкие, как бумага, а вилок вообще не дают, боятся, чтобы мы не покололись…
В общем, пошёл я на кухню и говорю Павлу Васильевичу:
— Нулевой отряд добавки просит.
Павел Васильевич сердито на меня посмотрел, а его помощница, тётя Феня, говорит:
— Пусть понесёт им добавку, ему для авторитета это нужно.- И навалила мне целую миску макарон с сыром.
Увидели ребята, что я вожатым добавку несу, и давай орать:
— А нам чего не несёшь?!
— Ты же обещал.
— Даёшь добавку!…
Что же вы думаете, я им макарон не раздобыл? Четыре миски добавочных слопали! Сам не знаю, что на ребят нашло. В другой день так от одной порции остаётся, а сегодня — всё подчистую подъели.
Не помню, кто первый крикнул: «Качать нашего Шефа!» Ну, и начали меня ребята швырять под самый потолок. Бросают и выкрикивают:
— Благодарность ему вынести!
— На линейке отметить.
— Вызвать к спуску флага!…
Еле живого отпустили. Один рукав у халата наполовину оторвали, на колпак ногой кто-то наступил. Наконец, разбежались. Тут я почувствовал, что сам есть хочу. Я ведь еще ничего не ел, только другим носил. Пришёл на кухню и спрашиваю у тёти Фени:
— Мне завтракать полагается?
— А разве ты не завтракал? — спрашивает.
— Нет ещё,- говорю,- не успел.
— Господи, дитя-то голодное! — засуетилась тётя Феня.- А ведь в кастрюлях-то ничего варёного не осталось, всё на добавки роздали. Ты хоть хлебушка перекуси. Вот ведь работа у нас с тобой какая! Других кормишь, а самому перехватить некогда…
Поел я хлеба с чаем и жду, что мне делать прикажут. Вдруг вижу — Зинка тащит корзину с клубникой.
— Скорей,- кричит.- Надо её чистить, а то она вся раскисла!
Помог я ей корзину к зеленщикам дотащить. Заходим в зеленную, а там — много корзин с клубникой. Ребята сидят и чистят её. Хвостиков целую гору нащипали, а клубники почти не видно. Догадаться не трудно, куда она девалась,- всё у них на лице написано.
— Бессовестные! Бессовестные! — закричала Зинка.- У меня на складе больше ни одной корзины не осталось! Вы всю поели!
А краснолицые ей отвечают:
— Мы только гнилую едим. Её же к столу подавать нельзя. Можешь сама попробовать…
В это время раздался голос Павла Васильевича:
— Всем по местам закладываем обед!
Я, конечно, немедленно побежал в кухню. Павел Васильевич посмотрел на меня и спрашивает:
— Чего тебе надо?
Я снова напомнил ему, что я шеф-повар.
— Ох, извини, забыл, видишь, сколько тут мороки? -
сказал раскрасневшийся от жары Павел Васильевич.- Ты стой в сторонке и смотри, учись. Если бы раньше пришёл* я бы тебе всё подробно рассказал, а теперь сам наблюдай… Вот это — борщ…
Повар начал бросать в большой котёл нарезанную капусту, свёклу и картошку.
— Борщ — главное блюдо в обеде! Гляди, сколько витаминов! — Он поднял черпаком целую гору нарезанных, овощей.
Но на этом лекция неожиданно закончилась. В кухонное окно заглянула Валя Сомова и обратилась к Павлу Васильевичу:
— Пионер Бирюков, почему вы не на беседе? Весь нулевой отряд в сборе, только вас нет. Сегодня Владимир Говорков шеф-повар, а не вы.
— Что ещё там за беседа? — спросил Павел Васильевич, вытирая передником руки,
— Как раз по вашей части. Пионерка Света Гусакова будет рассказывать о болгарской кулинарии; Она с отцом целый год в Болгарии прожила,, её отец тоже повар.
Павел Васильевич широко раскрыл глаза, потом посмотрел на будильник, который стоял на полочке, и сказал:
— Как же, как же, обязательно надо послушать!… Ну, раз ты шеф-повар,- обратился он ко мне,- то вот тебе соль и через полчасика бросишь её в борщ.- При этом он всыпал в белую кастрюльку почти целую пачку соли.- Гляди же не забудь! — бросил он на ходу и уже с улицы снова крикнул: — Феня, поглядите за борщом!
Возле плиты стоять было жарко. Плита на пищеблоке большая, напоминает машинное отделение на пароходе, а шипение шкварок похоже на шум поршней. Я поставил кастрюльку с солью возле будильника, а сам отошёл в сторонку, подальше от плиты.
Вдруг подошла повариха тётя Феня. В руках она держала тарелку, а на ней лежали большие кости, и от них шёл очень вкусный пар.
— Вот это тебе за усердие*- сказала она.- Гляди, какие мослы! Здесь одних мозгов на нас двоих хватит. Идя в столовую погрызи, а я уж сама за всем присмотрю.
Я глянул на часы и спокойно пошёл в столовую. Целых двадцать пять минут надо было ждать, чтобы сыпать соль в борщ.