Бекеша положил перед собой чистый лист бумаги, взял карандаш с мягким грифелем, дающим яркую, отчетливую, убедительную линию, и застыл, готовый опустить кончик карандаша на бумагу, едва только Муза коснётся его своим лёгким дыханием...
Однако время шло, а бумага оставалась чиста.
Просидев минут двадцать и с неудовлетворением отметив, что в голову лезет только не относящаяся к делу чепуха, Бекеша начал в раздражении рисовать звёздочки, квадратики и кружочки. Они получались ёмкими, красивыми, выразительными...
Скомкав и отбросив бумагу, он поднялся и зашагал взад-вперёд по комнате. "Пожалуй, надо прогуляться. - сказал он себе. - Это, наверное, резкая перемена обстановки действует мне на нервы. Погуляю часок-другой, и всё встанет на свои места".
На берегу залива Бекеша встретил двух знакомых дачниц и разговаривал с ними до обеда. Тот факт, что он развелся со своей женой, девушек чрезвычайно заинтересовал, и они его ни за что не отпускали, расспрашивая обо всем в подробностях.
После обеда молодого художника сморил сон, и он проболтался в гамаке до вечера, не пытаясь сопротивляться этой вызванной переменой обстановки потребности организма.
Солнце уже наполовину погрузилось в воды залива, когда Бекеша, совершенно обалдевший, чувствуя в голове какую-то вату, выбрался из гамака. Теперь он испытывал сильнейшее желание себя поколотить. Вот уже сутки он находился здесь в "творческой командировке", и за это время только ел, пил и спал, а также тратил время на глупую, бесполезную болтовню.
Бекеша треснул себя кулаком по лбу, взвыл, окунул голову в бочку с дождевой водой, встряхнулся как собака и решительно направился к электроплитке. Дав себе слово не ложиться спать, пока работа не принесет ощутимых результатов, он заварил себе крепчайшего кофе, сел за стол и злобно стиснул в пальцах карандаш.
______________
Приятной наружности жук-крастотел Максимилиан Петрович Никольский, мужчина с щегольскими усиками и едва заметным шрамом на усталом лице, снял цилиндр, бросил в него две пары белоснежных перчаток и, протяжно зевнув, принялся стаскивать с себя элегантные лаковые туфли.
Максимилиан Петрович не был богатым бездельником; он служил в полиции, в отделе по расследованию убийств, и работа у него бывала порою очень даже тяжелая и рискованная. Он был хотя и молодой жук, но успел побывать на военных действиях и привык ко всему. Друзья и коллеги называли его просто Макс.
Сегодняшний покер затянулся далеко заполночь, за это время бумажник нашего героя, увы, успел заметно похудеть. Настроение было прескверное, а до звонка будильника оставалось не более четырёх часов.
Наспех приняв душ, Макс надел пижаму, хорошенько завернулся в одеяло, начиная согреваться, протянул лапку к выключателю светильника... и в это самое мгновение телефон отвратительно задребезжал. Предчувствуя, что несколько часов спасительного сна летят к чёрту, он снял трубку.
- Господин обер-лейтенант, это вы?
- Ну, что...
- Говорит дежурный по Управлению. Несколько часов назад у себя в загородном доме застрелился купец первой гильдии Пантелеймон Расторгуев.
- А я тут при чём?..
- Я понимаю, господин обер-лейтенант, что вы из отдела по расследованию убийств, но господин начальник Управления велел вам передать, чтобы вы всё-таки поехали на место и всё проверили. Фигура, он говорит, слишком заметная. Знаете, как это бывает: сегодня водолюб застрелился, а завтра в газетах пишут, что его прихлопнул родной племянник из-за выигрышного лотерейного билета...
- Ладно, хватит болтать, я всё понял. Там ничего не трогали?
- Сержант из тамошнего околотка следит, чтобы не трогали.
- Когда он умер?
- Выстрел раздался в полночь, доктор тоже подтверждает это время.
- В полночь? Почему же вы раньше...
- Я уже звонил вам несколько раз, господин обер-лейтенант, но только ваш денщик всё время говорил, что вы на особо секретном задании, а когда вернетесь, он не знает...
- Хорошо, я сейчас же еду.
Макс свесил ноги с кровати и зевнул так, что заболели челюсти.
- Кузьма! - окликнул он денщика, спавшего в прихожей на сундуке. Кузьма!..
Появился взъерошенный ординарец, сметливый жук карапузик, большой лентяй и любитель поспать. Глаза у него были полузакрыты, со сна он плохо соображал и хватался за притолоку.
- Ты почему не доложил, что мне звонили, харя бессовестная!
- Ещё не успел доложить, господин обер-лейтенант.
- Скажи лучше - спал.
- Никак нет, господин обер-лейтенант.
- Как же нет, если я мимо тебя проходил.
- Задумался, господин обер-лейтенант.
- Ладно, ещё поговорим, одевайся. Ты, кстати, вот что запомни, мыслитель: здесь не казарма и военные действия уж год как закончились. И если я одет не по форме, то я не "господин обер-лейтенант", а просто Максимилиан Петрович. Если я в штатском, но при исполнении - я для тебя "господин старший инспектор". Всё понял?
- Так точно... господин старший инспектор.
- Почему же сейчас инспектор, болван?
- Так ведь, надо полагать, что мы сейчас уже при исполнении, коли господин дежурный по Управлению до вас все-таки дозвонился.
Макс попытался посмотреть на ординарца как можно строже, но это вышло не достаточно убедительно.
- Ладно, я с тобой ещё поговорю. Оделся? Спускайся вниз, заводи мотор и жди меня в машине. Да рожу умой и причешись, в приличный дом едем!.. крикнул он уже вдогонку Кузьме.
Макс надел бежевый шерстяной костюм в клетку, мягкую кепку, тщательно выколотил трубку и сунул её в наружный карман. Прихватив кожаные шоферские перчатки с раструбами и очки-консервы, он поспешил на улицу, где перед входом уже стоял фыркающий автомобиль с открытым верхом.
3
Огни и фейерверки
Подозрительные следы
Бекеша заварил себе крепчайшего кофе, сел за стол и злобно стиснул в пальцах карандаш. Не рассчитывая больше на выдуманное поэтами вдохновение, он разлинеил лист бумаги на три части, которые озаглавил: ЛЮДИ, ЖИВОТНЫЕ, ПРЕДМЕТЫ. После этого он стал рисовать в первой колонке смешных человечков, во второй - зверей, птиц и рыб, а в третьей - всякие привычные в быту предметы - книги, чайники, столбы, автомобили, авторучки и даже дома - с ручками, ножками и потешными рожицами.
Ничего хорошего из этого не выходило. Или созданные образы были недостаточно привлекательны для возложенной на них великой миссии, или подлым образом смахивали на уже придуманных кем-то персонажей.
Молодой художник добросовестно просидел за столом до утра, испещрив бесполезными рисунками несчётное количество листов бумаги, затем повалился на кровать и заснул.
Далеко за полдень он проснулся с больной головой, наспех перекусил, напился кофе и снова засел за работу. На этот раз упор был сделан на забавных механических роботов с пружинками вместо ног и гайками вместо голов, которые все как один походили на Самоделкина. Попытка усложнить техническое устройство машин привела к столь удручающим результатам, что Бекеша отбросил карандаш и долго смотрел перед собой. "Всё вздор, - сказал он себе. - Не стоит даже пытаться, я безнадежный неудачник, и тут уж ничего не поделаешь. Завтра соберу вещи и вернусь в город, всё вздор."
В этот момент взгляд его случайно упал на подоконник, где, перебирая шестью лапками, неспеша полз по своим делам жук крастотел. Его лаковая спинка поблёскивала на солнце, а длинные усики придавали его внешности щегольскую важность.
Некоторое время Бекеша внимательно смотрел на него и вдруг у него в голове отчетливо, будто сверкнувшая во мгле фотовспышка, возникло изображение симпатичнейшего, выразительного и в то же время предельно простого в графическом изображении жука. Жука, несомненно обладающего всеми присущими человеку чертами характера, социальной принадлежностью, мимикой и платьем. Нужно было всего-навсего провести по бумаге несколько правильных округлых линий, предельно точных, не больше пяти или шести, а затем заштриховать примерно половину образовавшихся фигур...
Замирая от волнения. Бекеша взял в дрожащую руку карандаш и, собрав волю в кулак, изобразил на бумаге то, что уже несколько секунд отчетливо висело в воздухе перед его глазами и вот-вот могло растаять бесследно и навсегда...
Некоторое время он смотрел на рисунок, всё ещё не понимая хорошенько, что переворот в его жизни только что всё же произошёл, каким бы невероятным это ни казалось ему ещё вчера; что магическая формула, формула мгновенного успеха найдена, и вот она уже перед ним на бумаге, простая как всё гениальное...
- Всё, на сегодня хватит, - сказал он чужим голосом, встал, улыбнулся, одновременно зевнув, и сделал потягушечки, такие, что суставы хрустнули, а в ушах заложило.
Затем он снял с рисунка копию и спрятал её в ящик стола.
Подумал, снял ещё одну и спрятал в карман куртки.
Затем взял оригинал, отнес в дальний конец участка к забору и подсунул под кусок кровельного железа, на случай пожара в доме.
Вернулся в комнату, выпил подряд несколько ковшиков воды и лег на кровать. Долго смотрел в потолок широко раскрытыми глазами, и тысячи праздничных огней над ним рассыпали фейерверки. Потом он уснул.
_______________
Освещая дорогу фарами, Макс гнал машину по шоссе через лес. К большому удовольствию Кузьмы г-н старший инспектор всегда сам водил автомобиль, что позволяло ему, нагло развалившись, дремать на заднем сидении. За тёмными, уходящими в поднебесье громадами ёлок и сосен ещё только начинал брезжить рассвет. Время от времени приходилось притормаживать и объезжать налетевшие за ночь иголки, которые местные службы не успели убрать с дороги.
Наконец впереди за поворотом показались огни загородного поместья купца Расторгуева, и вскоре Макс притормозил у ворот вычурной металлической ограды. Двое полицейских посветили фонариками нему в лицо, сравнили с фотографией на удостоверении, отдали честь и пропустили машину на территорию.
Обогнув ухоженный пруд с плавающим посередине островком-кувшинкой, Макс остановился у колонн парадного входа, вышел из машины и поднялся по ступенькам.
- Наконец вы приехали, господин инспектор, - поспешил к нему сержант, жук дровосек, охранявший место трагедии. - Но дело-то, похоже, плёвое, зря только вас побеспокоили.
Макс замер, готовый немедленно развернуться обратно. Если факт самоубийства доказан, ему здесь нечего делать.
- Вот эту вещицу, - сержант достал из кармана кольцо с бриллиантом, мы нашли в кармане у горничной.
- Вы вообще-то полегче с этими несанкционированными личными досмотрами, сержант; прислуга нынче пошла грамотная.
- Дело в том, господин старший инспектор, что незадолго до выстрела швейцар видел это колечко на лапке покойного... то есть, впоследствии покойного Пантелеймона Ивановича Расторгуева. Хороший был жук, честное слово.
Макс протяжно зевнул и направился во внутренние покои. Мелькнувшая было надежда вернуться домой и лечь спать улетучилась как дым.
В кабинете было всё так, как там застали вызванные на место преступления полицейские. Водолюб лежал бездыханный, навалившись грудью на письменный стол, голова его буквально плавала в лужице бесцветной крови. Порывы сквозняка через открытое настежь окно шевелили разбросанные по полу бумаги.
Появился дожидавшийся в гостиной доктор богомол.
- Что думает по этому поводу медицина? - поинтересовался Макс, разглядывая через луну подоконник и защёлку окна.
- До вскрытия трудно сказать что-либо наверняка, но по первому впечатлению выстрел сделан около или сразу после полуночи, в упор, с расстояния не более одного-двух шагов. Вы видите, - богомол осторожна приподнял голову покойного, - вокруг пулевого отверстия нет следов пороха, как это обязательно бывает при самоубийстве. Если только он не выстрелил себе в голову с расстояния вытянутой лапки... Но такого в моей практике ещё не было.
- Да, вы правы, согласился Макс. - Это было бы довольно странно. Вы можете его забирать.
При помощи Кузьмы, сержанта и двух заспанных муравьев-санитаров грузное тело водолюба положили на носилки и вынесли из кабинета. Только теперь удивленным взорам сыщика и врача открылся лежащий на столе лист пропитанной кровью бумаги, на котором расплывшимися буквами было выведено: "В моей смерти прошу никого не винить" и подпись.
Доктор удивлённо вскинул брови, пенсне его повисло на шнурке.