На дне оврага стояли двое парней, а третий — на краю оврага наблюдал, не придут ли фашисты.
Парень в кепке, надвинутой на глаза, копал могилу, а его напарник неотрывно смотрел на расстрелянного. И вдруг он сказал:
— Подожди… Он, кажется… дышит.
Стриженый опустился на колени и прильнул ухом к груди Зимородка. Потом поднялся и сказал:
— Бьется! Где-то далеко-далеко бьется!
Парень в кепке отбросил лопату, подошел к нему и опустился на колени.
— Бьется! — согласился он. — Здесь земля сырая… от крови.
— Что же будем делать?
Парни молча стояли на коленях и смотрели на незнакомца. Сверху, с края оврага, спросили:
— Закопали?
Ему не ответили.
— Надо отнести его подальше. Он ведь мою мать спас, — сказал парень в кепке.
— И двух моих сестренок расстреляли бы…
Он был жив. Изо рта текла тонкая, высыхающая на ветру струйка крови. Это была живая кровь.
— Его надо переправить к доктору Стройло, — сказал стриженый. — Надо раздобыть подводу.
Два парня осторожно подняли на руки полуживого Зимородка.
— Закопали? — спросил сверху стоящий на посту.
— Да он жив! — наконец ответили ему снизу.
Потом по дороге ехала подвода, груженная прошлогодней соломой. Воз был большой, похожий на желтое облако. На возу сидел парень в кепке. Лошадь шла резво, и телега, подпрыгивая на камнях, громыхала коваными ободами.
На переезде через ручей, когда лошадь пила воду, парень в кепке спросил:
— Как ты там? Пить хочешь? Ну, подавай же голос, дружище.
Со стороны казалось, что он говорит сам с собой, потому что вокруг никого не было.
— Может быть, он… кончился? — сам себя спросил парень и погнал лошадь.
Потом им повстречался немецкий патруль. Немец крикнул:
— Хальт! Абвейс!
Парень полез в карман и протянул немцу «абвейс» — пропуск. Немец надел очки. Посмотрел. Вернул пропуск. И вдруг прошил воз дробной автоматной очередью. Возница вскрикнул. Лошадь рванула вправо, воз скатился на обочину и чуть не перевернулся.
Немец стоял на дороге и вытирал очки носовым платком. Очень аккуратный немец: и службу знает, и чистоту любит.
Воз выбрался на дорогу. И снова колеса запрыгали по камням.
Уже в лесу, в чащобе, парень в кепке соскользнул с воза и долго прислушивался, что происходит под соломой: попали немецкие пули в раненого или прошли мимо?
— Эй, парень! Ты жив? А? Ну, отзовись! Отзовись!
Возница забыл о всякой предосторожности. Он кричал на весь лес. Он требовал, чтобы тот, кого он вез под ворохом соломы, был жив. Он кричал и прислушивался. Он обходил воз со всех сторон и прислушивался. Пока до его слуха не донесся слабый стон.
— Жив! — обрадовался парень в кепке. — Жив! Держись… Но, но, пошла! — прикрикнул он на лошадь и побежал рядом с возом.
Дорога в лесу была мягкой, без камней, и телега не громыхала, а как бы плыла по ней бесшумно. И все вокруг было заполнено разноголосым щебетом птиц.
Наконец воз остановился. На небольшом пятачке, среди лопастых елок. Из-за деревьев вышли люди и молча принялись сбрасывать на землю солому. Воз таял. Становился все ниже. А возница и распряженная лошадь стояли рядом и ждали. Наконец последние охапки соломы были сброшены — на дне телеги лежал Зимородок. В его лице не было ни кровинки. И только полоска засохшей крови, как шрам, тянулась от уголка рта до подбородка.
Парень в кепке склонился над Зимородком. И лошадь тоже потянулась к нему и коснулась его щеки мягкой губой.
И тут появился доктор Стройло. Он был таким же, как и в наши дни: те же глаза навыкате, те же сизые волосы. Только спина его не так заметно сутулилась. Доктор осмотрел раненого и спросил:
— Когда?
— Вчера на исходе дня.
— В бою?
— Его немцы расстреляли, — ответил парень в кепке, и вдруг в его голосе появилась твердость: — Доктор, он должен жить!
— Это что ж, приказ начальства? — насмешливо спросил доктор Стройло.
— Это по справедливости.
— Ба! Если бы смерть действовала по справедливости, сколько бы хороших людей ходило по земле.
— Может быть, нужна кровь? — спросил возница.
— Кровь понадобится, — сказал доктор и пошел прочь.
Люди осторожно подхватили Зимородка и бережно понесли его по тропинке, ведущей в чащу, а парень и лошадь пошли за ними.
— Значит, он жив! — сказал Марат.
— Кто тебе сказал, что он жив? — отозвался доктор Стройло. — Разве я тебе говорил, что он жив? Три тяжелых ранения. И еще нога вывихнута. Я его оперировал, а потом отправил на Большую землю в очень тяжелом состоянии… Я не говорил, что он жив, я говорил только то, что знаю.
Доктор поднялся и подошел к большому аквариуму, стоящему на окне, и стал медленно подсыпать корм. И рыбки со всех углов приплыли к плавающему кругу, в который падали крупицы корма.
Ребята все сидели на диване. И молчали. Зимородок приблизился к ним и снова исчез. Он был неуловим. Он уходил из-под пуль. Он поднимался из земли. Он не давался смерти. Но он не был бессмертным.
А доктор Стройло кормил рыбок. И вдруг он сказал:
— Все, что люди сделали на войне, может быльем порасти. Все зависит от вас. Забвение — это ржавчина памяти. Она разъедает самое дорогое. Нужны новые силы, чтобы бороться с забвением. И еще я хотел вам сказать, товарищи следопыты: ищите в себе человека; если найдете в себе хорошего, справедливого человека — жить будете интересно, с пользой.
— Доктор Стройло, — вдруг спросила Зоя Загородько, опустив глаза. — Доктор Стройло, кто вас обидел?
— Меня? Обидел? Ба! — Доктор выкатил глаза на смуглую девочку. — Меня никто не обидел. Жизнью я не обижен. Друзья от меня не отвернулись. Людям я еще нужен. А если встречаются на дороге камни или колдобины, так на то она и дорога. Знаете что, давайте-ка я вас угощу яичницей. Я здорово умею ее жарить.
— Спасибо, — отозвались все трое. — Мы не хотим.
— Не рассуждать! — весело прикрикнул доктор, и сразу у него в руках появилась огромная сковородка, и в глазах зажглись теплые точки. Не каждого молодого можно представить себе стариком, еще труднее увидеть в старике молодого. Но когда доктор Стройло взялся за дело, нежданные гости увидели его таким, каким он был двадцать лет назад и тридцать лет назад. Каким остался навсегда…
14
Каникулы подходили к концу. В зеленом разливе листвы уже появились первые вестники осени — желтые листья. Дни стали короче. Звезды — крупнее. Вода в реке потемнела.
А трое следопытов все искали Зимородка. Они появлялись в домах у людей, давно сменивших оружие на молотки, кисти, бухгалтерские счеты или на постукивающую палочку пенсионера. Они заставляли бывших воинов вернуться в прошлое и в этом прошлом, на заросших бурьяном тропах, искать следы Зимородка.
Но эти следы не привели красных следопытов ни к живому, ни к мертвому: живой неожиданно оказывался мертвым, мертвый становился живым. И нельзя было поставить точку. Марат и его друзья спешили к Зимородку, как спешат в бою на помощь другу. Он был нужен им, а они были нужны ему. Они отвоевали его у забвения, собирали по крупицам развеянную по свету жизнь, и гордый образ бойца в штатском пиджаке с оторванной пуговицей все отчетливей и ярче возникал перед ними. Но он был недоступен.
В резерве у ребят оставался единственный день, когда на братской могиле в деревне Жуковке соберутся бывшие партизаны.
Ребята ждали этого дня и боялись его.
Услышат ли они свист иволги?
Тетка Алевтина встретила их как старых знакомых:
— Здравствуйте, странники! Может быть, молочка попьете с дороги?
Не хотелось им молока.
— Спасибо. Мы сыты, — за всех ответил Марат. — Не приезжали партизаны?
— Приехали. С вечера человек пять. И с первым поездом трое.
— А Зимородок?
— Какой он из себя, ваш Зимородок?
Марат посмотрел на товарищей, но откуда им было знать, как выглядел молоденький партизан спустя двадцать пять лет… Они знали, как он выглядел тогда:
— В помятом пиджачке, застегнутом на две пуговицы. Нос торчит бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв… На лице шрам. Умеет свистеть иволгой.
— Где им свистеть, — вздохнула тетка Алевтина. — Они все старые, седые.
— Может быть, и он стал старым, — сказала Зоя Загородько.
— Все стареют. Никто не остается молодым. Сколько лет-то прошло. — Тетка Алевтина снова вздохнула и покачала головой. — Вы идите к могиле. Может быть, повезет вам с вашим Зимородком… Мне с моим Ваняткой никогда уже не повезет…
Они шли по раннему лесу, и ноги их до колен были в росе. Пронзительный радостный холодок утра покалывал плечи и разливался по телу зарядом бодрости. Трое следопытов пересекали вырубки, перескакивали через ручей, ступали по мягкому мху. Они шли по земле, в глубине которой лежали осколки снарядов, пули, каски, стволы пулеметов — ржавые, увядшие плоды войны. Родная земля все видела, все знала, она хранила тяжелую правду о каждом, кто был на войне. И как у матери нет безымянных сыновей, так и земля знала имя каждого бойца, упавшего к ней на грудь.
Ребята незаметно прибавляли шагу: им не терпелось встретить человека, заполнившего до краев их жизнь. Разве не ради него они опускались в глубины прошлого, как водолазы опускаются в пучину моря?..
В лесу было тихо и безлюдно. От земли шел пар, и лес был не зеленым, а синим. Листья, трава, мох — все было синим. И фигуры бегущих ребят тоже казались синими в дымке рождающегося утра.
У партизанской могилы стояли бывшие бойцы отряда. Ребятам, выходящим из леса, они были видны со спины. Непокрытые головы — седые, стриженые и бритые и с чудом сохранившимися вихрами. Брезентовые куртки с капюшонами, откинутыми за плечи, городские пиджаки. Брюки, промокшие от росы до самых икр. Их было немного — восемь человек. Словно большой сильный отряд понес в бою новые потери и уцелело только восемь.
Ребята медленно приближались к могиле. И когда наконец поравнялись с застывшими в молчании людьми, то стали жадно разглядывать их лица — есть ли у кого-нибудь на щеке шрам.
— Вам что тут надо, молодцы? — спросил плечистый в брезентовой куртке.
Глаза у него были красные от недавно просохших слез.
— Мы ищем Зимородка, — за всех ответил Марат.
Он произнес это далекое военное имя, как произносят пароль, требуя условного ответа.
— Улетел Зимородок, — вздохнул старый боец.
— Не пришел? — спросил Марат.
— С того света не приходят, — сказал стоявший рядом худой старик с палкой.
Остальные бойцы отряда молча прислушивались к разговору.
— Он жив! — твердо сказал Марат.
— Грамотный? Читать умеешь? Тогда читай. — Плечистый в брезентовой куртке кивнул на обелиск.
— Его нет в этой могиле, — стоял на своем мальчик.
— Знаю. В этой могиле нет. Но не одна же могила на свете.
— И в другой могиле его нет, — убежденно сказала Зоя Загородько.
— Ишь, как вы легко возвращаете из мертвых, — отозвался кто-то из стоявших поодаль.
— Мы трудно возвращаем, — вставил слово Василь.
— Может быть, вы помните его имя и фамилию? — Марат пристально посмотрел в глаза старого бойца в брезентовой куртке. Тот потер лоб и сказал:
— То ли его звали Серегой, то ли фамилия его была Серегин.
И тут стоявший в стороне, с усами, которые топорщились сердитой светлой щетиной, сказал:
— Его звали Сергей Иванович Серегин.
Старые бойцы закивали головами, а ребята удивленно переглянулись.
— Так это наш учитель зоологии, — вырвалось у Зои Загородько. — Сергей Иванович Серегин.
— Может быть, однофамилец? — сказал плечистый в брезентовой куртке.
Даже боевые друзья не верили в живого Зимородка, хотя никто из них не видел его мертвым. Но Марат не сдавался. Его глаза наполнились тревожной радостью. И образ бесстрашного Зимородка стал в его сознании упрямо сливаться с чудаковатым, заросшим бородой учителем зоологии. Его искали по свету, а он был рядом. Он шел на верную смерть ради жизни людей, а ребята играли с ним в «кукушку». Может быть, Зимородок прикинулся учителем, чтобы быть неуловимым, а борода нужна ему, чтобы скрыть шрам?
— Это правда, что его звали Сергей Иванович Серегин? — переспросил Марат.
— Наш начальник штаба никогда не ошибается, — сказал старик с палкой.
Сам же начальник штаба молчал, словно уточнял в памяти события далеких лет. И все вдруг притихли, чтобы не мешать работать его памяти. И он вспомнил:
— За взрыв моста Зимородок был представлен к ордену. — Начальник штаба говорил сухо и отрывисто, словно по бумаге читал реляцию. — И был награжден… посмертно.
— А он, выходит, жив, — сказал кто-то из старых бойцов. И все маленькое оставшееся в живых войско повеселело.
15
Где же учитель зоологии? Бродит по лесам? Спит в шалаше? Плывет в плоскодонке по мелким извилистым протокам? Варит на костре ушицу? И зарос бородой, как медведь? Разве его найдешь в эту пору?
Но дайте срок. Он сам придет через несколько дней. Надо только дотянуть до первого сентября. Дверь в класс распахнется.
— Здравствуйте, люди-человеки! Начнем, пожалуй!
И тогда Марат встанет и скажет:
— Здравствуйте, Зимородок. Можете просвистеть иволгой.
Он очень удивится. Уставится на Марата сквозь задымленные стекла очков. И просвистит. Не побоится ни директора, ни инспектора. Ответит на старый военный пароль. Бесстрашный Зимородок, награжденный посмертно. Но оставшийся в живых.
Но ждать до первого сентября ребятам было не под силу. Слишком долго и упорно искали они Зимородка, чтобы ждать, зная, что он рядом. Сергей Иванович жил при школе. Ребята отправились к нему.
Постучались. Дверь открыл комендант.
— Здравствуйте. Мы к Сергею Ивановичу.
— К бородатому? Его нет.
Ребята тревожно переглянулись.
— Он уехал с месяц назад.
— Как уехал? — вырвалось у Зои Загородько.
— Собрал вещи и уехал, — комендант пожал плечами. — Меня тогда не было. Приезжаю — комната пустая.
Комендант толкнул крайнюю дверь. В комнате стояли кровать, стол, две табуретки, шкаф. Никаких вещей в ней не было. Только на полке стояли книги.
— Он вернется? — спросил Марат.
— Не знаю… Он с директором что-то не ладил. Поговаривал, что на Крайнем Севере не хватает учителей. В случае чего, книги мы ему вышлем. Да вы не расстраивайтесь. Не вернется — пришлют другого. Без учителя не останетесь.
— Нам не надо другого! — крикнул Василь, и его верхняя губа недовольно поднялась домиком.
— Не кричи, — строго сказал комендант. — Я отвечаю только за порядок.
— Так нет порядка, — сказал Марат. — Какой же порядок — человек уезжает и никто не знает, вернется он или нет.
— Грамотный? А не знаешь, что такое порядок, — комендант нахмурился, и на его лбу образовались три волнистые складки. — Порядок — когда чисто, не течет крыша, работает канализация, весь инвентарь в наличии.
— А если человека нет в наличии? — не выдержала Зоя Загородько.
— Идите к директору, — сказал комендант, выпроваживая непрошеных гостей.
— Улетел Зимородок, — сказала Зоя Загородько.
Марат молчал. Он смотрел куда-то вдаль. Он был занят своими мыслями.
Утром первого сентября Марат и Зоя Загородько стояли на мосту и, упершись локтями в перила, смотрели, как от ветра морщится гладь реки. По небу плыли барашки облаков, похожие на белые купола парашютов. Их несло куда-то вдаль, и было неизвестно, в каком месте они окончат полет и бесшумно лягут на траву.
Друзья ждали Василя.
— Ты мог бы прыгнуть с парашютом? — спросила девочка Марата.
— Не знаю, — ответил он.
— Смог бы, я знаю. И с тобой вместе я тоже бы смогла.
— Выдумываешь, — усмехнулся Марат.