Папа долго молчал.
— Как вы туда попали?
— Папа, разве это имеет значение?
— Стойте на месте! Я сейчас приеду.
— Папа обещал приехать! — повернулась Соня к Кабачку, но никого не увидела. Зато невдалеке слышались истошные крики:
— Помогите! Мои цветы! Уберите лошадь! Что ж это делается?! Кыш!
Соня пошла на крики и увидела Кабачка. Кабачок ел цветочки, а продавщица бегала вокруг и в отчаянии махала руками.
Вокруг собиралась толпа любопытных.
— Кабачок, что ты делаешь? — строго спросила Соня, но тут же пожалела.
— Это ваша лошадь?! Немедленно заплатите! Тюльпаны из Голландии! Совсем обнаглели!
— Из Голландии? — отозвался Кабачок. — Ух ты!
— Кабачок! Их нельзя есть! — закричала Соня и потянула Кабачка прочь.
Раздался свисток. Истошно загудели машины. Кабачок испугался и дёрнулся бежать, но Соня повисла на поводе.
— Да не гудите вы! — крикнула она. — И не свистите! Неужели непонятно, что лошадь боится! Или вы хотите, чтобы лошадь здесь всё разнесла?
Мгновенно стало тихо.
— Я могу вам помочь? — шёпотом спросил милиционер.
— Вы можете утешить эту женщину? — сказала Соня, указывая на продавщицу цветов.
— Хм, — кашлянул милиционер, — видите ли, мадам, лошадь — животное травоядное. — Продавщица всхлипнула. — Не стоит так расстраиваться из-за этого чисто научного факта.
Тут издалека послышалось урчание мотора. Машина приближалась.
— Тише! — зашикали на машину.
— Это папа! Я узнаю звук мотора, — сказала Соня. — Он сейчас разберётся!
Папа быстро оценил ситуацию.
— Вы уж простите лошадку, — начал папа. — Она кушать хотела. Я заплачу.
— Конечно, конечно, — поспешно согласилась продавщица цветов, утирая слёзы. — Что мне, Жалко, что ли? Некоторые цветами любуются, некоторые — едят. Может, лошадка и гвоздики попробует?
— Нет, — возразил папа. — Она уже наелась.
— Да что вам, для лошадки цветов жалко?! — возмутилась женщина в толпе. — Кушай, лапушка! Я заплачу!
Толпа одобрительно загудела. Все стали скупать цветы и предлагать их Кабачку.
— Кажется, ему понравились тюльпаны…
— А хризантемы ты любишь?
— Извините, нам пора, — решительно объявила Соня. — Папа, нам пора в конюшню.
— В машину он не влезет… — Папа растерянно почесал затылок. — Вот если приделать к машине фургончик…
— Придётся тебе, Кабачок, идти за машиной, — сказала Соня.
— Отлично! — обрадовался папа. — Я и забыл, что лошадь самоходная. Соня, быстро в машину!
— Я лучше верхом!
Толпа почтительно расступалась, некоторые поспешно протягивали последние цветы.
— Спасибо, — кланялся Кабачок. — Я не могу всё сразу. Отдайте Соне. Доем по дороге!
Уже смеркалось, когда машина подъехала к конюшне. За машиной шагал Кабачок и распевал:
Если вы вдруг захотите
Порадовать вашу лошадку,
Вы ей цветы подарите,
Желательно свежие, с грядки.
Тюльпаны, нарциссы, пионы —
Любым будет рада она.
От нежных цветочных бутонов
В душе у лошадки весна!
— Где ты пропадал?! — накинулись на Кабачка конюхи.
— В городе, — Кабачок смерил их взглядом, — в музей ходил…
— Город — это сказка, — рассказывал вечером Кабачок. — Там приветливые люди и полные цветов лошадиные рестораны. Хотите — тюльпаны из Голландии, хотите — нарциссы… Ещё там ездит поливальная машина, которая делает из асфальта зеркало. Машины? Нет, что вы, они такие почтительные. Если их попросить, они тут же замолкают…
Кабачок полюбил стоять на холме и слушать ветер из города: шум машин, свистки милиционера, обрывки разговоров. Иногда ему кажется, будто он слышит голоса Юрия Долгорукого и его коня. И тогда Кабачок думает, что они опять помирились.
— Руслан, а ведь лошади не умеют рычать… — сказал Кабачок, топая ногами.
— Это я чтобы кикимору запутать! — ответил Руслан и вдруг засмеялся: — Ты что топаешь? Нет никого! Фр-фр-и-хэ-хэ!
— Ничего смешного! — сердито сказала Халва, обиженно удаляясь в стойло. Ривьеру поймали только через час…
Вечером Кабачок долго не мог уснуть. «Потопать-то я потопаю, а вдруг не поможет?! — эта мысль долго не давала ему покоя. — А вдруг кикимора не испугается?!»
«Главное — быть готовым ко всему!» — решил наконец Кабачок и даже приподнял одну ногу, чтобы в случае чего топнуть без промедления…
Так он и уснул с поднятым копытом. И тут ему приснился жуткий сон, будто его со всех сторон окружают кикиморы. У кикимор светились глаза и шерсть стояла дыбом…
Кабачок в ужасе проснулся… но сон не кончился: в темноте на него смотрели по крайней мере шесть глаз.
— Кикимора! — хотел крикнуть Кабачок, но у него не получилось. Глаза приближались. Кабачок вскочил и стал пятиться в угол, но очень быстро оказалось, что пятиться некуда. Кабачок встал на дыбы и громко заржал.
— Что случилось? — раздался сонный голос конюха, и у входа в конюшню зажглась тусклая лампочка. В полутьме Кабачок разглядел трёх кошек. Одна из них была похожа на Машку.
— Дети, познакомьтесь, это Кабачок, — сказала кошка. — Во всей конюшне он единственный спит спокойно и во сне не дрыгает ногами. Поэтому будем жить здесь.
— Машка, ты мне не снишься? — тревожно спросил Кабачок.
— Снюсь, — усмехнулась Машка. — А это тебе снятся мои дети: Поперечный и Полосатый. — Два котёнка вышли вперёд — у одного полоски были вдоль спины, у другого — поперёк.
— Ах, как я рад! — взволнованно заговорил Кабачок.
— Мы жили на чердаке, — посетовала Машка. — Но приходится переезжать: близится зима и дует изо всех щелей. А дети у меня и так продувные.
— Моё стойло в вашем распоряжении. Но должен предупредить, — и Кабачок понизил голос, — в конюшне завелась кикимора.
— Вот здорово! Ты её видел? — обрадовался Поперечный.
— Н-нет… — замялся Кабачок.
— А как ты понял, что это кикимора? — удивился Полосатый.
— Да это ясно как день: у Руслана отвалились две подковы и… я не помню что ещё, а главное — вся моя грива была в косичках…
— Это не косички! Мы отрабатывали тройной морской узел, — обиделся Полосатый.
— Вот безобразники! — воскликнула Машка, а потом добавила, смягчившись: — Кабачок, я надеюсь, ты не сердишься? Это же дети.
Тут на душе у Кабачка стало легко-легко.
— Да у меня в жизни не было… лучшей причёски!
— Ты говорил о кикиморе, — напомнил Поперечный.
— Лошади говорят: «кикимора, кикимора». Но, честно говоря, я никогда не верил в эти сказки… — ответил Кабачок.
И они стали жить вместе. А котята очень полюбили всем загадывать такую загадку: в стойле четыре угла, в трёх из них по кошке, сколько животных в этом стойле? И когда совсем запутанный собеседник восклицал наконец:
— Ну и какой ответ?
Они хором отвечали: четыре! Там же ещё есть лошадь!
Кабачок работает нянькой
Ох, и прибавилось у Кабачка хлопот.
С утра пораньше, пока Поперечный с Полосатым ещё спали, Машка уходила по своим кошачьим делам. А Кабачок оставался за няньку.
«Не спускай с них глаз!» — напоследок давала указание Машка.
И Кабачок стоял и смотрел на спящих котят.
Вскоре котята просыпались и начинали возиться.
— Шутка ли, отвечать за такое количество кошек, — проворчал Кабачок. — Эй, кошки! На первый-второй рассчитайся!
— Первый! — радостно крикнул Поперечный.
— Первый! — отозвался Полосатый.
— Это я первый!
— Нет, я!
— Кабачок, скажи ему, что я!
— Давайте завтракать! Не чавкать и не хлюпать!
— А сам! Когда ты пьёшь, ты так хлюпаешь! — с укором сказал Полосатый.
— Когда будешь взрослой лошадью, тогда и будешь хлюпать!
— Но ведь я никогда не буду взрослой лошадью!
— Учение и труд всё перетрут! — назидательно ответил Кабачок.
— Кабачок, это не про то! — хихикнул Поперечный.
— Всё равно это не повод, чтобы хихикать за столом! И заедай сеном!
— Кошки не едят сено!
— Ешь! Кому я сказал! — рявкнул Кабачок.
— Мне не нравится сено! — капризничал Полосатый.
— Мало ли что кому нравится! Мне, например, свежая трава тоже больше нравится, а что делать? Не будешь есть — не вырастешь! Ты ведь хочешь вырасти?! Тогда слушайся! Вот я, например, всегда слушался и вот какой вырос… А если бы ещё лучше слушался, то ещё бы вырос. Понятно? — Кабачок огляделся.