— Надо вам бежать, — прошептала тётушка Корова.
— Но как?! Мы же привязаны!
— Я попробую вас развязать, — и она своим рогом начала ковырять узел верёвки, которой были привязаны козлята к железному кольцу в стене.
— Эй, мукало! — неожиданно отозвался дядюшка Конь. — Что ты делаешь? Я всё расскажу!
— Конь! — укоризненно сказала тётушка Кобыла, но дядюшка Конь лягнул её ногой, и она умолкла.
— Я знаю, игогокало, что ты продажная душа и предатель, — спокойно сказала тётушка Корова. — Тебя запугал Бош Бермак, и за пучок сена ты готов сделать любую подлость. Но мне жаль близнецов-козлят, и я должна им помочь.
И тётушка Корова развязала рогом узел и освободила Витю и Вову от верёвки.
— Бегите! — склонившись к ним, прошептала она тихо-тихо, так, чтобы не слышал дядюшка Конь. — В лесу разыщите Кожана Кожановича, он вам поможет.
— Спасибо, тётушка Корова! — поблагодарили близнецы и бросились наутёк.
Они выбежали на двор, перескочили через плетень и оказались на дороге. Дорога вела в сторону леса. Козлята во весь дух побежали по ней.
Был уже вечер. И в лесу было темно и жутко. Будь Витя и Вова дома, то, наверное, в такой тёмный лес ни за что бы на свете не побежали. Ведь, честно говоря, они и в тёмную комнату боялись иногда заходить. Но это дома. А когда вы попали в такую передрягу, что стали козлятами, и когда вам угрожает смертельная опасность, разве можно бояться тьмы! И Витя с Вовой так улепётывали в тёмный страшный лес, словно там их ждали мамины объятия. Они забежали в самые густые кусты и долго лежали там, отдыхиваясь.
— А где же нам искать этого Кожана Кожановича? — вздохнул Витя. — Лес такой тёмный и густой.
— Наверное, придётся карабкаться на деревья, — вздохнул Вова. — Ведь летучие мыши не по земле бегают, а вверху летают и где-то на верхушки деревьев садятся.
— Наверное, да, — согласился Витя. — Что ж, давай попробуем.
И близнецы-козлята полезли на деревья. Ох, как это было тяжело! Ведь у них на руках и ногах были не пальцы, а копыта, нечем было схватиться за ветку. Витя и Вова всё время срывались и падали.
И вдруг они услышали голос:
— Куда это вы лезете? Впервые вижу, чтобы козлята карабкались на деревья.
Это говорила рыжая белка Полетуха, которая легко перелетала с ветки на ветку над Витей и Вовой.
— Ох, не говори, — грустно вздохнули близнецы. — Нам очень надо найти Кожана Кожановича, потому и карабкаемся.
— Зря карабкаетесь. Кожан Кожанович лежит больной на поляне под дубом. Идёмте, проведу, — и белка Полетуха спустилась на землю и повела близнецов-козлят сквозь чащу к поляне.
На поляне под дубом, окружённый жучками-светлячками, и лежал Кожан Кожанович.
Витя и Вова бросились к нему и начали рассказывать о своей беде и просить спасения. Выслушал их Кожан Кожанович и тяжело покачал головой:
— Эх-хе-хе. С радостью бы помог, дорогие козлятушки, но сам, видите, в беду попал. Лежу — крылышками взмахнуть не могу. Хотел вчера спасти двух ягнят, которых на шашлык для королевы Пуршамы назначили, — переправить их за границу Пуршамии, да попался. И ягнят не спас, и сам пострадал. Сцапал меня Видивис-Пампас. И уже было превратил в горстку пепла, как он это любит делать, но выручило моё имя. Не знал он, как говорить заклинание, то ли «Кожан-видикожан-видивис-пампан», то ли «Кожан-Кожанович-видивис-пампанович». И пока путался, я от него убежал. Но всё-таки заклинание его сказалось на моём здоровье, и отнялись у меня сегодня крылья, не могу летать. Так что… извините! Но здесь, в лесу, оставаться вам тоже нельзя. Будет искать меня Видивис-Пампас и вас схватит. Думаю, что нужно вам побыть до утра где-то в другом месте. На опушке стоит пекарня. Поскольку хлеба в Пуршамии почти не едят, больше мясо, пекарня работает только дважды в неделю — в понедельник и четверг. Сегодня пятница, там никого нет и до понедельника не будет. Жучки-светлячки проведут вас туда, и вы там переночуете. А утром видно будет. Недаром говорят — утро вечера мудреней.
Попрощались Витя и Вова с Кожаном Кожановичем и отправились в путь. Жучки-светлячки летели впереди и показывали близнецам дорогу. И так вывели на опушку. Затем помигали-померцали им своими огоньками на прощание и полетели обратно к Кожану Кожановичу.
На опушке под горой стояла пекарня. Рядом с ней — сарай. Пекарня и сарай были огорожены забором, а ворота замкнуты на огромный крюк. Однако Витя и Вова были козлятами, а для козлят перепрыгнуть какой-нибудь забор — это всё равно, что для рыбы переплыть лужу. Витя и Вова разбежались — р-раз! — и уже были во дворе.
Тихонько приотворили двери и зашли в пекарню.
Месяц светил в окна и помогал им осмотреться вокруг. Пекарня была закопчённая и грязная. По углам — паутина.
Видно, те, которые здесь пекли, не были особенными чистюлями. По полу гулял ветер. И — ни лавки тебе, ни скамейки, не говоря уже про какую-то там кровать. Только у печи стояли какие-то кадушки, прикрытые и завязанные дерюгой.
— Бр-р! Как здесь некрасиво и неуютно! — прошептал Витя.
— Как нам здесь ночевать! — прошептал Вова.
— Хоть в печь лезь, — прошептал Витя.
— А что — давай! — прошептал Вова.
И они полезли в печь. В печи и на самом деле было уютнее. Под[1] был ещё теплый со вчера. В золе кое-где даже тлели угольки.
Близнецы-козлята забрались в печь и улеглись там.
Было тихо, темно и жутко.
— Эх, — вздохнул Витя, — как бы я сейчас хоть… хоть манную кашу съел…
— И я, — вздохнул Вова. — Я там в стойле отщипнул сено, пожевал, — гадость страшная! Как его бедные настоящие козлята едят!
— А на именинах у тёти Нади, помнишь, какой пирог с яблоками всегда…
— А пончики…
— А коржи с маком…
— А мороженое с вареньем…
— А… а… — И Витя заплакал. И Вова заплакал тоже.
— Неужели мы никогда больше в зоопарк с папой не пойдём, — сквозь слёзы прошептал Вова.
— И в детсад к Галине Михайловне, — сквозь слёзы прошептал Витя.
— И на качелях не покачаемся…
— И на карусели не покружимся…
И они заплакали ещё сильнее.
— Даже умываться никогда не сможем, — всхлипнул Вова.
— И зубы чистить, — всхлипнул Витя.
— Ведь как же копытами умываться и чистить зубы!..
Долго они плакали, ропща на свою судьбу. И так в слезах и заснули где-то под утро тяжёлым тревожным сном.
А пока они спят, давайте заглянем в стойло, откуда убежали наши козлята, и посмотрим, что там делается.
После ужина тётушка Корова и дядюшка Конь с тётушкой Кобылой разошлись по своим комнатам. Да-да, обитатели стойла только ели вместе, а жили в отдельных комнатах и спали там на кроватях, укрывшись одеялами. И ничего странного, ведь они жили в сказочной да ещё и колдовской стране. Тётушка Корова пошла к себе, сразу легла и заснула. А дядюшка Конь с тётушкой Кобылой ещё долго беседовали. Тётушка Кобыла умоляла дядюшку Коня ничего не рассказывать Бош Бермаку. Мол, козлята сами отвязались и убежали. У тётушки Кобылы было мягкое сердце, и она никому не желала зла, тем более соседке по стойлу.
— Нашёл перед кем выслуживаться! — говорила она. — Забыл, как Бош Бермак хлещет нас кнутом, как тяжело заставляет работать, чуть не заездил уже.
Но дядюшка Конь был неумолим:
— Молчи, кобылья твоя башка! — сердито сказал он. — Всё равно расскажу их бошбермаковскому благородию. Не хочу, чтобы благодаря вам из меня конскую колбасу сделали.
И когда на рассвете Бош Бермак, проснувшись, заглянул в стойло и в первую очередь взял пучок сена и подошёл к дядюшке Коню (он всегда в первую очередь подходил к нему, ведь тот же был подлизой), дядюшка Конь сразу ему всё и выложил и про близнецов-козлят, и про тётушку Корову.
Эх, как вскипел тут Бош Бермак, как схватил свой ножище, и как бросился к тётушке Корове. А тётушка Корова ещё спала и во сне видела зелёный луг, солнышко и себя маленьким телёнком, который бегает вокруг мамы-коровы.
— Убью! Зарежу! — заревел Бош Бермак и уже взмахнул ножом, но тут тётушка Корова открыла один глаз и спокойно сказала:
— Убивай… если ты сам сможешь давать молоко для королевы.
И Бош Бермак осознал, что он никак не может убить тётушку Корову, ведь на самом деле в Пуршамии только она даёт молоко, которое каждый вечер с таким удовольствием пьёт королева Пуршама. И если бы он убил тётушку Корову, королева съела б его живьём. Бош Бермак в сердцах тольки плюнул, спрятал ножище и вышел.
Он запряг дядюшку Коня и тётушку Кобылу в свою тележку, схватил в руки здоровенную жердь (когда он очень спешил, то подгонял коней не кнутом, а этой жердью) и помчался на поиски беглецов.
Когда он проезжал мимо дворца королевы, оттуда неожиданно как ошпаренный выскочил какой-то человек и с криком: «Стой! Стой!» — бросился к нему. Человек был такой всклокоченный и так быстро выскочил, что Бош Бермак не сразу узнал в нём придворного повара Бом Штекса, даже не успел остановить коней. Бом Штекс на ходу вскочил в тележку, больно пихнув при этом Бош Бермака коленом в бок, и закричал:
— К пекарне! Гони к пекарне! Быстрее!
— Что значит «к пекарне»? И что значит «гони»? Ты кто такой? Ну-ка, кыш отсюда! А то как дам! — и Бош Бермак больно пихнув Бом Штекса локтём. Бош Бермак не любил, чтоб на него кричал кто-либо, кто не был его начальником.
— Бошик, милый, не будем ссориться, — умоляюще сказал Бом Штекс. — Гони, дорогой, к пекарне быстрее! Вот так надо! — он провёл себе ладонью по шее. — Я ж едва-едва уговорил только что королеву переменить сегодняшнее меню, не делать сегодня жаркого из козлят. Ведь я же его никогда не делал, боюсь испортить и не угодить королеве. А кабанище-стражник сжёг, свинья, все мои поваренные книжки. Негде даже рецепт прочитать. Так я вот уговорил королеву, что вместо козьего жаркого приготовлю ей лучше медовый торт. Гони, Бошик, дорогой! Гони, а то не успею. Надо же хорошо вымесить. Да чтобы поднялось. Гони!
— Но-о! — не своим голосом закричал Бош Бермак и так стегнул жердью дядюшку Коня, что тот даже подпрыгнул на бегу.
Эх, и обрадовался же Бош Бермак!
— Да ты знаешь, Бом дорогой, как ты меня выручил! — радостно завопил он. — Эти чёртовы козлята, из которых ты должен был делать жаркое, как раз убежали сегодня ночью из хлева. И я вот мчался их искать. Поскольку боялся, что королева изобьёт меня до полусмерти, как узнает, что не из чего делать это жаркое. А Видивас-Пампас грозился превратить меня в горстку пепла. Но раз сегодня жаркого не будет, то у меня есть время, и я этих козлят преспокойно изловлю. Никуда ж они из Пуршамии не убегут.
— Да, да, конечно! — успокоил его Бом Штекс. — У тебя есть много времени. Я уговорил королеву сделать себе «разгрузочный» день, а то и два. Тогда, говорю, Ваше Высочество, вы с ещё большим вкусом и наслаждением съедите, говорю, жаркое из козлят. А сам, думаю, подъеду как-нибудь сегодня к Видивис-Пампасу. Он колдун, может, куда-нибудь махнёт и достанет рецепт, как готовить это жаркое. Ну, вот мы и приехали. Спасибо тебе, Бош.
— Ну, раз так, — сказал Бош Бермак, останавливая коней возле пекарни. — Я тебе помогу. Тесто замесить, печь растопить или ещё что. А ты мне потом этих козлят поможешь найти.
— Давай, — согласился Бом Штекс. — Всё равно же придётся из них жаркое делать. Следовательно, это наше общее дело.
А в это время близнецы-козлята, и не думая вовсе об опасности, спали в печи сладким сном. И снились им именины у тёти Нади. И пирог с яблоками. И пончики. И коржи с маком. И мороженое с вареньем… И они сладко причмокивали во сне губами. Хоть именины у тёти Нади были «взрослые», детей там не было, и папа с мамой брали Витю и Вову лишь потому, что не с кем их было оставить дома, близнецы очень любили эти именины. Во-первых, потому, что тётя Надя очень вкусно готовила, всё у неё было аппетитное, начиная от салата оливье, от холодца, от заливной рыбы и заканчивая вышеупомянутыми пончиками и собственноручно закрученным в электромороженице «Киевлянка» мороженым. А во-вторых, не знаю, как вы, а Витя и Вова ужасно любили сидеть и слушать, как беседуют, шутят и хохочут взрослые. И хоть они много чего не понимали, но даже рты разевали, слушая. Им это было ужасно интересно.
Нет, что ни говори, а именины у тёти Нади — это самый-пресамый настоящий праздник, преисполненный радости, счастья и аппетита. И пусть бы вся эта история произошла уже после именин тёти Нади, не так было бы досадно и больно. Но что поделаешь. Не всегда в жизни всё происходит так, как хочется. И вот Витя и Вова спят и видят во сне именины, и сидят во сне за прекрасным праздничным столом, и уплетают очень вкусные пончики и коржи с маком, и слушают безумно интересные беседы и шутки взрослых… А в это время в пекарню уже зашли Бош Бермак и Бом Штекс и так хлопнули дверями, что даже оконные стёкла зазвенели.
Ой, как это страшно после такого прекрасного радостного сна проснуться вдруг в тёмной грязной печи и ощутить, что вы не мальчики, а козлята, и что над вами нависла опасность быть зажаренными на обед какой-то жестокой глупой королеве.
Ой-ёй-ёй, как это неприятно!
Витя и Вова проснулись и заморгали глазами, ещё не соображая, где они и что с ними, ещё чувствуя на губах вкус пончиков, которые им только что снились.
Но внезапно они услышали:
— Ну, так я прежде всего затоплю печь!
Близнецы-козлята узнали голос Бош Бермака и вмиг всё вспомнили и вмиг поняли, какая опасность нависла над ними. Они прижались друг к другу и замерли.
Бош Бермак подошёл к печи и перед тем, как положить дрова, сунул в её тёмное чрево руку, проверяя, не стоит ли там какой-нибудь котёл или кастрюля.
Близнецы-козлята закрыли глаза. Вот сейчас…
Рука Бош Бермака дотронулась сперва к Вовиной голове, потом — Витиной. И сразу отдёрнулась.
— Вва-ай! — заверещал с перепугу Бош Бермак, ведь ему было не видно в тёмной печи, кто там и что. Да как бросится от печи, да как зацепится за кадку, да как опрокинется вверх тормашками, да как заедет Бом Штексу ногой прямо в носище. А Бом Штекс — шмыг! — в окно, да кувырком наружу, да сверху прямёхонько на спину тётушке Кобыле. А тётушка Кобыла ка-ак лягнёт — Бом Штекс чуть ли не до облаков и — ляп! — на землю. А Бош Бермак и сам кубарем через окно наружу, — чтоб одному не оставаться в пекарне. Жестокие всегда трусы.
Опомнились на дворе Бом Штекс и Бош Бермак, стали на карачках друг против друга, смотрят, как бараны.
— Бо… Бо… Бо… Бо… Бо-ш! — проблеял Бом Штекс. — Что… что такое?
— Да… Да… да… — залепетал Бош Бермак. — Да… там… в печи… что-то здоровенное и рогатое. Каких-то два бешеных быка, что ли! Чуть руку мне не съели.
— Тьфу! Да ты что! А даже если и быки. Ты же мясник. Что тебе быки! Ты же всякий скот режешь.
— Ага! Ведь там темно…
— Да ну тебя! Ох-х! Чуть шею не сломал из-за тебя! Ох-х! Всё болит! Ох-х! — простонал Бом Штекс. — Идём посмотрим, что там такое, и выгоним их из печи. Некогда мне. Не успею испечь торт — королева меня съест. Идём.
— Только ты первый, — быстро произнёс Бош Бермак. — Ведь… ведь у меня… нога болит.
Бом Штекс и Бош Бермак поднялись и, кряхтя, заковыляли в пекарню.
А в это время в печи близнецы-козлята лихорадочно думали, как им найти выход из, казалось, безвыходного положения.
— Витька, — прошептал Вова, — а ты помнишь то заклинания, с помощью которого колдун сделал из нас козлят?
— Помню, — прошептал Витя.
— Так, может, с его помощью можно превратиться обратно в мальчиков?.. Всё-таки из мальчиков, может, жаркого не будут делать.