Внезапная мысль озарила Борю.
— Ага! — сказал он.
Таисия Петровна любила иногда выпить кофе на балконе, среди цветов. Там он казался ей вкуснее.
Выпив чашечку, она вспомнила, что из-за сегодняшних переживаний и ловли мух не успела прочесть газету.
И Таисия Петровна спустилась вниз, к ящику. Она любила читать газеты. Прежде всего она искала что-нибудь в защиту лесов и рек. Таисия Петровна очень сердилась, когда ломали деревья и лили в реки всякую гадость. И если находила хорошую статью, всегда писала письмо в редакцию, что согласна с автором, обличающим эти безобразия.
Вернувшись с газетой в комнату, она застыла на пороге: на её балкон откуда-то сверху, медленно вращаясь, опускалась авоська на верёвке. А в авоське вращалась маленькая чёрная собачка. Сверху высовывалась её голова, а хвостик и лапки торчали сквозь петли.
Таисия Петровна безмолвно смотрела, как авоська с собакой опустилась на столик, опрокинула чашку и взвилась вверх. Потом снова опустилась — прямо на горячий кофейник. Собачка взвизгнула, авоська взлетела и снова начала опускаться…
— Гм… Чего бы ей летать в авоське? — задумчиво сказала Таисия Петровна.
На этот раз авоська опустилась прямо на тарелку. Щенок, урча, вцепился в сосиску.
— Ах, окаянные! — воскликнула Таисия Петровна. Она давно знала своих милых соседей сверху. — Несчастная мученица! Ну, погодите у меня!
Она сбегала в прихожую и принесла единственную галошу Сергея Васильевича. Потом быстро вытащила Шарика из авоськи и сунула туда галошу.
— Вот вам сюрприз! — ехидно сказала она.
А Лёва и Боря сидели на корточках под окном, хихикая и радуясь своей новой выдумке. Боря держал конец верёвки. Когда они точно попали Шариком на сосиску, они на всякий случай спрятались. У них были старые счёты с Таисией Петровной.
Они спорили о том, сколько времени нужно Шарику, чтобы съесть сосиску, и когда его можно тащить обратно.
— Я говорю: пора! — сказал Лёва.
— А я говорю: не пора! — сказал Боря. Они посидели ещё немного.
— Теперь пора! — сказал Боря и начал тянуть верёвку…
Они оцепенели… Вместо Шарика в авоське лежала галоша! Та самая галоша, которая осталась в саду вместо собаки!
…Как и все события в их жизни, и это кончилось дракой. В результате у Бори появился под глазом такой же синяк, как у Лёвы, и братьев опять нельзя было различить.
16
Всё больше и больше хотелось Шершилиной провалиться сквозь землю или превратиться в Шарика.
Даже о балконе и террариуме она теперь вспоминала, как о чём-то приятном. Тогда, по крайней мере, она ещё не обманула свою бригаду, не утащила чужое ведро, не обидела маленькую девочку, не потеряла чужую собачку…
Так мучилась Лида, таща за руку безутешную Алису. Голова её гудела: что делать с девочкой? Оставить дома одну без Шарика — невозможно! А её мама вернётся только в пять. А в шесть начнётся школьный вечер — без писателя…
А в четыре надо быть у подворотни, хотя она охотнее встретилась бы с тигром, чем с Коробкиным.
Тут Алиса села на асфальт.
— Не пойду! Отдавай мне Шарика!
И тогда Шершилина в отчаянии, сама не понимая, что говорит, протянула ей галошу:
— Вот твой Шарик!
Алиса открыла рот и перестала плакать. А Шершилина вдохновенно сочиняла:
— Злой колдун Черномор заколдовал нашего Шарика и превратил его в эту галошу. Понимаешь?
— Почему? — пролепетала Алиса.
— А потому что… вот потому что… Шарик загнал на дерево его волшебную кошку.
— Он не загонял, — сказала Алиса.
— Загонял, загонял, только ты не видела. Алиса схватила галошу и прижала её к груди.
— Насовсем? — спросила она, готовясь зареветь.
— Нет, что ты! — сказала Лида. — Вот мы сейчас придём к Черномору, и я ему скажу такое слово, что он перевернётся!
— И я ему скажу такое, что он перевернётся!
— Правильно! — сказала Лида, и они, взявшись за руки, пошли.
Остался ещё один поворот. Вот уже зоомагазин. Ещё несколько шагов…
"Наверно, он меня сейчас убьёт, — подумала Шершилина. — Ну и пускай, так мне и надо".
У подворотни стоял Коробкин.
— Это Черномор? — спросила Алиса.
Ничего странного не было в её вопросе. Посмотрели бы вы на Коробкина сами! Перед девочками стоял мокрый, измятый, грязный мальчишка, и за ухом у него почему-то висела водоросль.
Куда девался чинный председатель отряда? И почему, вместо того чтобы метать громы и молнии в Шершилину, он уныло смотрел вниз, где у ног его натекли две лужицы?
Лида всплеснула руками.
Миша поднял глаза и сказал:
— Чтоб ты пропала, Шершилина.
И тут в подворотню ворвался тритонщик.
— Как из пушки! — весело крикнул он. Посмотрел на мокрого Мишу, на растерянную Лиду, на девочку с галошей на руках и добавил: — Полный порядок!
Наконец Алиса увидела настоящего Черномора! На его чёрном лице сверкали глаза и зубы…
— Черномор дурацкий! — завизжала она и вцепилась в тритонщика. — Тебе было бы хорошо, если бы тебя превратили в галошу? — Она колотила обалдевшего Черномора галошей и тыкала её ему в нос: — Сейчас же преврати обратно, а то перевернёшься!
Миша вяло смотрел на всё это. Лида хохотала как сумасшедшая.
— Уберите от меня эту психованную! — отбивался тритонщик.
Лида схватила Алису на руки.
— Это не тот Черномор, это другой Черномор, — сказала она.
Алиса вздохнула и прижала к себе галошу.
— Где тритон? — угрюмо спросил Миша. Тритонщик будто ждал этого вопроса.
— Полный порядок! Был в Малиновке. Восемь штук!
— Тритонов? — обрадовалась Лида.
— Ага. Полканов.
— Собак?!
— Пеликанов. Берёте?
Лида закрыла лицо руками. Она умирала от смеха. А Миша Коробкин сел на ведро и заплакал. За ним заревела Алиса.
Тритонщик снял кепку и мял её в руках. Он смущённо сказал:
— Брось ты, не расстраивайся. Я же честно говорю: я этих тритонов в жизни не видал, и какие они бывают — не знаю. Бегал как собака… Не евши… Показали бы хоть одного, а?
Миша зарыдал.
— Знаешь что, мальчик, ты иди, — сказала Лида тритонщику.
— Уходи! — сказала Алиса.
Тритонщик на прощанье сказал:
— Если кому надо… кролика или что — я тут всегда около магазина. Ты меня знаешь — я как из пушки! И продавец тритонов покинул покупателей. Миша ещё всхлипывал. Лида тронула его за плечо.
— Иди домой, Мишенька. Я сама пойду в школу, и к Алексею Ивановичу, и на совете скажу: ты не виноват. Я во всём виновата, пусть меня одну исключают!
Миша встал.
— Шляпа ещё тут… — начал он, но махнул рукой и ушёл.
Лида вытащила из ведра соломенную шляпу, озадаченно повертела её и бросила обратно. Потом подняла ведро и взяла Алису за руку.
— Ну, пойдём, — грустно сказала она.
— К Черномору? — спросила Алиса.
— А куда ж ещё!
17
Как вы помните, потеряв на улице след Сергея Васильевича, Женька с горя поехал домой подкрепиться.
Сейчас он возвращался на свой пост. В его кармане по-прежнему гремели монеты. Это ему вчера дала соседка Ольга Павловна — за то, что он целый день не играл на барабане.
По дороге Женька раздумывал: чего бы себе купить, чтоб веселей было дежурить у парадной? Эскимо или пистоны? Пожалуй, пистоны: их можно щёлкать камнями. Лида! На той стороне, понурив голову, шла с ведром его сестра Лида! И с ней маленькая девочка! А в руках у той девочки галоша! Что это значит?
— Стоп, — сказал себе Женька. — Это всё неспроста. С этой девчонкой Лида была в саду. Раз! И мой старик был в саду. Два! Старик шёл домой в одной галоше. Три! И они идут с одной галошей. Четыре! Значит — что? Значит, они нашли галошу старика и идут к нему отдавать. Всё!
Ну, Женька не дурак, чтобы упустить такой случай!
И он покатил за девочками. Конечно, он не ошибся: они повернули на Садовую, прямо к дому старика…
Сейчас Лида войдёт — и Женька за ней. "Здравствуйте, я её брат. Покажите, что у вас в банке?"
Ой, что это? Куда же это они? Почему в тот дом, где тогда с балкона…
— Лидка! — заорал Женька. — Ты же не туда! Лида обернулась.
— Старик же не тут живёт! Я знаю, где!
— Какой старик? — устало спросила Лида.
— Ну, чья галоша, к кому с балкона прыгнуло это, с лапками…
— Что?! — крикнула Лида.
И Женька рассказал всё, что знал и видел.
18
Таисия Петровна сидела на бульварчике против своего дома. Чёрный Шарик, вымытый, расчёсанный, на шёлковой ленточке, сидел перед ней и, склонив голову набок, слушал, что она ему говорила.
— Ты ещё лучше того, с лапками. Для тебя не надо ловить мух и держать тебя в супнице. Шарик смотрел ей прямо в рот.
— И ты не беспокойся. Я тебя не отдам этим жуликам, мучителям с четвёртого этажа!
Таисия Петровна неодобрительно посмотрела на окно над своим балконом. Ей показалось, что щенок кивнул головой. Она восхитилась:
— До чего же ты умница! И я тебе ещё скажу вот что: я тебя не буду учить ходить на задних лапках. Потому что я считаю: умная собака не та, что ходит на задних лапках, а та, которая не желает этого делать. Верно?
Шарик тявкнул. Таисия Петровна кивнула:
— Вот я же и говорю.
А за окном, на четвёртом этаже, Лёва держался за один конец насоса, а Боря за другой, и они тянули его в разные стороны. Лёва кричал, что он выиграл насос, потому что Боря ведь не выучил Шарика говорить «ку-ку», не выучил, верно?
А Боря кричал, что это нечестно, что он брался учить собаку, а не галошу.
Тут они услышали с улицы знакомый лай и бросились к окну.
Внизу на бульваре сидели Шарик и бабушка Тася.
— Вот вредная! — завопил Боря. — Утащила нашу собственную собаку и нахально с ней гуляет!
И тут же был готов злодейский план — тот же план похищения, который так блестяще удался им в саду. Тем более, что и галоша имелась под рукой.
Они схватили её и понеслись по перилам, подбадривая себя воинственными криками.
По бульвару шагала Лида, весело размахивая галошей. Позади неё Женька учил Алису ездить на самокате. Алиса старалась отталкиваться ногой так же лихо, как Женька. И это ей удавалось, только она каждый раз сваливалась набок вместе с самокатом. Впрочем, Женька её вовремя подхватывал и ставил обратно.
Они были уже близко от дома Сергея Васильевича. Сейчас тритон будет у Лиды в руках!
— Смотри, Лида, вон его парадная, — показал Женька. Лида побежала.
Что она увидела!
Во-первых, Шарика. Во-вторых, жёлтых мальчишек.
Тех самых, что преследовали её сегодня весь день. И что они делали, эти мальчишки! Подкравшись из-за кустов к Шарику, которого держала на ленточке какая-то старушка, они воровато отвязывали щенка, держа наготове галошу!
— Разбойники! — завопила Шершилина не своим голосом и со всей силы запустила в них галошей.
Галоша заехала Боре между лопаток. Он подпрыгнул и выпустил щенка из рук. Близнецы увидели мчащуюся на них разъярённую Шершилину и бабушку Тасю, которая вскочила со скамейки.
И, оставив на месте боя свою галошу, они бежали так быстро, как никогда ещё не бегали!
А бабушка Тася с изумлением вертела в руках обе галоши Сергея Васильевича. Эти галоши она узнала бы среди тысячи!
Откуда они здесь? И почему их две?
Но вокруг стоял такой крик и лай, что она решила заняться этой загадкой позже. А галоши, пока они опять не исчезли, сунула в кошёлку.
А лай и шум стоял потому, что Алиса тискала Шарика и кричала:
— Черноморы дурацкие! Что, убежали? А потом пристально поглядела на Шарика и похвалила;
— Молодец, Шарик. Хорошо превратился обратно.
Когда всё успокоилось и объяснилось, Таисия Петровна с удовольствием узнала, что щенка зовут Шариком, а неизвестное существо из бидона — тритоном полосатым. Но когда выяснилось, что его надо немедленно отнести к писателю Алексею Ивановичу, которому он вместо кошки и собаки, — она ахнула:
— Вот беда какая! А я его сама отослала к Александру Владимировичу! У него столько мух…
Лида помертвела. Теперь уже всё… Кончено!
Но в жизни бывает так: не везёт, не везёт, а потом ка-ак повезёт!
— Да вот он! — крикнул Женька и понёсся на самокате навстречу Сергею Васильевичу. Он только что показался в конце бульвара — без шляпы и с банкой.
Подойдя ближе, Сергей Васильевич с сокрушением сказал:
— Понимаешь, Тасенька, такая незадача! Александр Владимирович отказался. Ему некогда ловить мух. У него сейчас три кошки, ёжик и семеро котят…
Наконец-то Шершилина держала в руках тритона! И не какого-нибудь, а того, того самого!
И наконец-то Женька добился своего: раскрыл-таки тайну до конца! Теперь он мог рассмотреть тритона от носа до хвоста!
— Ну, пошли! — сказала Лида. — Скорее пошли! Скорее, скорее!
Впереди было самое главное: вернуть тритона Алексею Ивановичу. И самое трудное: умолить его прийти всё-таки в школу…
Лида вынула из ведра соломенную шляпу, положила на скамейку и бережно опустила в ведро банку с тритоном.
— Такое большое вам спасибо! — сказала она старикам.
Таисия Петровна, прощаясь, сказала:
— Приходите к нам чай пить!
— С Шариком? — деловито спросила Алиса.
— А как же! — сказала бабушка Тася.
На скамейке осталась лежать соломенная шляпа. Таисия Петровна искоса взглянула на неё, потом нахмурилась и строго спросила:
— А где же это ваша шляпа, позвольте спросить?
— Тася! На этот раз я не виноват! — воскликнул Сергей Васильевич. Со мной случилась совершенно невероятная история!
И он сел на свою шляпу, чтобы рассказать, как он её потерял.
— Я ехал на речном трамвае. Я стоял около борта и думал… впрочем, неважно, о чём я думал.
— Я знаю, о чём, — сказала Таисия Петровна.
— Не было ни дуновения ветерка. И вдруг моя шляпа — заметь, без малейшей причины! — дёрнулась… сама, представляешь? И вспорхнула!
Таисия Петровна всплеснула руками.
— И, нарушая все законы природы, направилась… куда бы ты думала?
— Ты меня пугаешь!
— Поперёк реки к берегу!
— Боже мой! И где же эта шляпа?
— Боюсь даже думать, — сказал Сергей Васильевич и встал.
— А это что? — кротко спросила Таисия Петровна и протянула мужу сплющенную соломенную шляпу.
Сергей Васильевич недоверчиво взял её — и увидал внутри свою метку!
— Это чудо! — воскликнул он.
— В таком случае, что же это? — и она подала ему обе его галоши.
19
Нет! Не успеть! Всё равно не успеть. Будь у Лиды сто рук и сто ног — и то она не смогла бы переделать всех дел. А всё надо было разом, сейчас же, немедленно!
Через час начинается школьный вечер. И никто не подозревает, что вечер провалится. Писателя не будет. А бесчестная Шершилина до сих пор не может пойти в школу и сказать всю правду.
А через полчаса на стройке загудит рельса, кончится работа. А бесчестная Шершилина, которая всех обманула и скрылась с чужим ведром и квасом, до сих пор не может вернуть ведро и деньги и попросить прощения!
А через несколько минут вернётся домой Алисина мама и будет рыдать и проклинать того бесчестного человека — а это она, Шершилина! — который украл её ребёнка и её собачку!
А Алексей Иванович… ну, об этом лучше даже не думать.
Так, мучаясь, Лида бежала по улице, таща за руку Алису, прижавшую к себе Шарика, а сзади гремел самокатом Женька.
Вдруг Лида остановилась.
— Женя! — сказала она. — Женя! Ты можешь меня спасти?
— Могу! — сказал Женя, и глаза его засверкали.
— Есть у тебя деньги?
— Масса! — сказал Женька и вытащил из кармана кулак, полный медяков.
Лида вынула из ведра тритона, а ведро отдала Женьке. И рассказала брату, как он может спасти свою сестру Лиду от позора.