Болельщики, которые во что бы то ни стало хотели какой-нибудь сенсации, начали пищать:
— Ой! Испортил велосипед!..
Вило, ни слова не говоря, взял велосипед и понес его в парк. По пути он встретил Гонзу.
— Продолжай! — подал ему Гонза другой велосипед. — Это был только второй круг. У тебя в запасе еще один.
Гонза положил вышедший из строя велосипед на траву, убрал осколки стекла и снова расставил препятствия. Дорога для Вило была готова. Но какая! Бутыли окаймляли прямую дорогу.
— Я расставлял бутыли глупо. Соревнования, в которых никто не выиграет, — ничего не стоят. Это не спортивно! — объявил Гонза.
Вило выехал на дорогу, засмеялся и доехал до цели.
— Не глупи! — сказал он Гонзе, когда слез с велосипеда. — Это же променада! Айне променаде, а не дорога с препятствиями!
— Ну, хорошо, — обиделся Гонза и сообщил зрителям: — Не считается! Это была проверка велосипеда. — И он расставил бутыли так, чтобы их все же можно было обойти.
Вило вернулся на место старта, сел на велосипед и ловко проехал между бутылями. У цели его ожидал Гонза уже с металлическим жетоном.
— Поздравляю! — по-спортивному встретил он Вило и отдал ему жетон так торжественно, как будто это была олимпийская золотая медаль.
Вило был рад, что оправдал доверие своего отряда. Рад он был и тому, что Гонза был к нему доброжелателен.
— Починим? — кивнул Вило на покалеченный велосипед.
— Хорошо! — кивнул Гонза. — А сейчас пойдем в тир.
— Идем!
Милан весело насвистывал себе что-то под нос. Но как только увидел приближающегося к нему Вило, помрачнел. Он все еще не объяснился с Вило после того разговора у землянки. Это очень мешало Милану. Он даже, просыпаясь ночью, со стыдом вспоминал свою оскорбительную грубость по отношению к Вило. Было похоже на то, что Вило уйдет, а у Милана опять не хватит отваги поговорить с ним. И тут Гонза сказал, что после соревнований они втроем будут чинить прокол в шине.
Перед «головой» встала Мамитканова Келсин. Она размахнулась и бросила мячик. Милан ловко повернул «голову» так, что «рот» сожрал мячик. Хорошему результату больше всего удивлялась сама Келсин. Она прицелилась второй раз. Милан незаметно опять повернул «голову», и «рот» опять проглотил мячик, «удался» Келсин и третий выстрел.
Катка Барошова радостно аплодировала Келсин. Глаз, наблюдая за соревнующимися в тире, улыбался.
«Все-то он видит своими четырьмя глазами!» — подумал Милан, взглянув на вожатого.
Милан готов был ловить «головою» все мячи подряд, чтобы каждый соревнующийся заслужил жетон.
— О! Сердечно приветствую! — поклонился Милан на театральный манер, когда к ружьям подошел Геран с Ивонной и Бриттой. — К вашим услугам, дамы! — Он галантно подал Ивонне ружье. — Пожалуйста! Вот это — мушка, а это — курок. Достаточно положить правый указательный палец. Разрешите? Нажать им — и «бац»! Прямо в центр! И ты действуй так же, Бритта. Вот и тебе ружье, Геран, — и Милан, отвесив поклон, отошел в сторону.
Ивонна, Бритта и Геран выстрелили почти одновременно.
Милан посмотрел на мишень. У Бритты был самый хороший результат. Геран выстрелил со средним результатом. Мишень Ивонны осталась чистенькой.
— О, премного благодарен за то, что ты не продырявила мне палатку, — поклонился Милан Ивонне. — Но у тебя еще есть шанс! — и он снова роздал духовые ружья. — Пожалуйста!
— Послушай, прекрати этот цирк! — сказал Милану Глаз, когда тот отошел в сторону, уступая место стрелкам.
— А что я делаю? — спросил Милан невинно.
— Я говорю, прекрати! — но даже толстые стекла очков не скрыли смешинок в глазах вожатого.
— Не бойтесь, товарищ вожатый! — подмигнул Милан. — Ивонна думает, что я действительно ей кланяюсь. Уж такой она тип.
— Не болтай!
Стрелки выстрелили. Милан подскочил к мишеням.
— Поздравляю, Бритта! И ты, Геран, хорошо стрелял. Но Бритта лучше.
Ивонна тоже на этот раз стреляла успешнее. Ее стрела с голубым хвостом вонзилась в правом уголке дощечки, к которой была прибита мишень.
Милан клещами вытягивал стрелы из мишени, когда Ивонна стукнула о. барьер духовым ружьем.
— Я прошу поосторожней! — сказал ей Милан. — Вы испортите мне инвентарь!
Но Ивонна не слушала его и что-то говорила по-шведски Герану, зло посматривая на Бритту.
Геран предложил Ивонне свое ружье, но, видя, что она не успокаивается, попросил разрешения у Бритты и передал Ивонне ее ружье.
Ивонна здорово надоела Милану, но сегодня ему хотелось, чтобы всем было хорошо и весело, и он по-дружески сказал ей:
— Стреляй, Ивон! До сих пор везло Бритте, теперь повезет тебе. Ведь ты знаешь, что ни одно ружье само не стреляет. И пока ты не попала в меня — все хорошо.
Он раскинул руки, согнул колени и изобразил, как бы он упал, если бы Ивонна попала в него. Милан изобразил это так смешно, что зрители засмеялись.
Но Ивонна бросила Бритте под ноги ее ружье, повернулась и ушла.
Геран выругался по-шведски. Бритта расплакалась. Сначала она плакала тихонько, а потом громко и навзрыд. Ее увели девочки. Милану тоже захотелось расплакаться от жалости к Бритте. В другой раз он, наверное, обрадовался бы, что с первого же дня правильно раскусил Ивонну. Ему было обидно за Бритту, которая любила Ивонну по-настоящему, а та Бритту любила только тогда, когда ей это было выгодно. «Нет у девчонок чутья на настоящую дружбу!»
«Хотя, — вздохнул он, — и мы с Гонзой неправильно относились к Вило. Но мы знаем Вило месяц, а Бритта Ивонну всю жизнь! Как Бритте, должно быть, грустно! — мучился Милан. — Я знаю Вило только месяц, а каково мне было!» — думал Милан, продолжая обслуживать тир.
Последние два жетона он отдал Илонке Месарошовой, хотя и не совсем заслуженно. «Пусть радуется!» — успокаивал он себя.
Соревнования закончились. Участники соревнований отдали свои жетоны в общую кассу отрядов и теперь целыми отрядами осматривали товар в «магазине», выспрашивали «цены» и старались купить так, чтобы было побольше.
Ответственные по спортивным дисциплинам начали складывать свой инвентарь. Ребята посильнее помогали им переносить вещи в склад.
— Катка! — позвал Милан, проходя около девчат. — Подойди на минуточку!
А когда Катка подошла, Милан шепотом спросил:
— А где Бритта? Ты не видела ее?
Катка кивнула на «магазин». Милан оглянулся. Бритта уже не плакала.
— А Ивонна где?
— Вот этого не знаю! — пожала плечами Катка. — Надеюсь, ты не думаешь, что Бритта ходила к ней просить извинения?
— Не болтай! — Милан вскинул голову и отошел прочь. Он боялся, чтобы Катка не заметила, что он и вправду так думал. Девчата такой чудной народ!
16
Было субботнее утро. Ночью шел дождь и в листьях «гусиных лапок» еще держались большие капли. Они блестели на солнце, как драгоценные камни..
На прощальную линейку собрались все шесть отрядов. Белые рубашки и пионерские галстуки перемешивались с экзотической одеждой арабов. Головы шведов были причесаны старательнее, чем всегда, а ботинки начищены до полного блеска.
Вожатый подал знак, и отряды начали строиться. В командах не было нужды. Каждый отряд знал свое место. Даже Гроздочка теперь без раздумий встала на свое место в самый конец ряда.
Петр Маковник, подтянув живот, подошел с рапортом к Гонзе Мудрыху. Но во время рапорта Петр забыл о животе, всем стало очевидно, что брюки обтягивают Петра плотнее, чем месяц назад.
Палочка бегал около ребят. Когда ему показалось, что рапорты затянулись, он лег на спину, прямо у ног председателя совета отрядов и, чтобы привлечь его внимание, замахал в воздухе лапой.
В любой другой день ребята умерли бы от смеха.
Но сегодня они смотрели на Палочку тихо и задумчиво. Каждый, наверное, думал: «А завтра мы Палочку уже не увидим…»
После линейки под песню все колоннами отправились в общий зал.
Гонза Мудрых прочитал сообщение о работе отрядов и объявил самым лучшим отрядом лагеря третий советско-чехословацкий отряд. Мамитканова Келсин с Каткой Барошовой принесли на почетное место флаг отряда.
В соревновании за лучший порядок в отряде выиграли немцы. У них всегда были образцово застелены постели, и контролеры никогда не находили у них в шкафах животных. Немцы никогда не засовывали мокрые плавки в ботинки.
Затем слово мог взять каждый желающий и сказать все, что ему хочется, о лагере.
Переводчики переводили выступления. В лагере всем все нравилось. Вожатые улыбались. «Генерал» прямо сиял от удовольствия.
Но вот попросил слова Саша Козинцев. Он взял за руку Яшу Зайцева и сказал:
— Нам в лагере не нравилась одна вещь. Правда, Яша?
Яша не знал, что сказать, и потому всего лишь подтвердил:
— Да, нам не понравилось!
Все с интересом ждали, все хотели знать, что же ребятам в лагере не понравилось.
— Девочки нам не нравились! — выкрикнул Саша. — Ну, скажи, Яша!
— Да, девочки нам не нравились! — подтвердил опять Яша.
— Они совсем на нас не обращали внимания! Одна Ивонна Валль дала нам гребенки, — сказал под общий смех Саша.
— Да, она дала, — подтвердил Яша.
— Но и то только потому, что мы просили их у нее два дня! — добавил Саша.
— Да! — кивнул головой Яша. — Мы просили два дня.
— А еще потому, что гребенки у нее не захотел взять Генка Балыкин, — закончил Саша.
— Вот и все! — и Яша состроил печальное лицо.
Все опять залились смехом. А Геня Балыкин показал Саше и Яше кулак.
И посыпались жалобы.
Шведам в трехдневном походе не, нравилась пища.
Петру Маковнику не понравились постели. Он предложил спать только наверху, а нижние постели выкинуть.
Гроздочка попросила Румяну сказать, чтобы в международных лагерях не было собак.
Арабы предложили, чтобы пища выдавалась, когда ее требует желудок. Большущими глазами они с упреком посмотрели на «генерала», раз уж повара не было.
Речь старшего пионервожатого — «генерала» — была короткой. С какой радостью он встречал ребят в «Зеленой долине» и как неохотно прощался с ними! Если бы где-нибудь на земле была такая долина, где он мог бы только встречать ребят, он отправился бы туда работать старшим вожатым.
…Линии белых и красных буйков покачивались на глади озера. Лодки высовывали из орешника свои задранные кверху носы. Бритта с Миланом сидели на берегу и играли круглыми камешками. Милан взял у Бритты камешек, расстегнул нагрудный карман своей белой рубашки и положил его туда. Бритта завернула светлый плоский камешек Милана в носовой платок и туго завязала его.
Бывшие строители уселись на своем понтоне. Он так и прогнулся под ними.
Ивонна опустила в воду свою узкую ладонь — ту, на которой после работы в бригаде у нее появилась мозоль, с которой она три дня ходила на медпункт.
Катка Барошова принесла с собой тетрадь, сидела на берегу и рисовала. Все ребята, которые сидели на понтоне, не поместились у нее на рисунке… Но Геня Балыкин там был. А из-за его спины выглядывал Геран. Под понтоном плавали водолазы: Румяна и морской волк Атанас. Плавали они, правда, только на рисунке. На самом деле они смотрели через плечо Катке и смеялись, глядя, как она рисует.
Раздались свистки вожатых. Нужно было идти готовить маски для прощального карнавала.
— Я буду «водяным»! — решил Геня Балыкин. — Есть у тебя зеленые трусы? — спросил он Гонзу. — Одолжишь мне? А вы раскрасите меня зеленым мелом! Хорошо?
Ребята охотно согласились.
— А ты знаешь, кто будет невестой «водяного»? — спросил Геню Гонза.
— Нет! Не знаю! — соврал Геня.
Не признался бы он и в том, почему ему пришла идея быть. «водяным». Геня снова «увидел» в воде смеющуюся Катку Барошову, как она ныряла, помахивая ладошкой над водой, «услышал», как она кричала: «Иди сюда, Катюшка! Иди-и-и! Катюшка, иди-и-и!»
Саша с Яшей, сделав несколько шагов, вернулись. Они поклонились плотине и сказали:
— Будь здорова, Колошничка!
Но на этот раз никто над ними не смеялся.
17
На лужайке стояли чемоданы, расставленные в пять рядов. Самым длинным рядом был шведский. Потом советский, болгарский, немецкий. В самом коротком ряду стояли семь арабских чемоданов.
Иностранцы уезжали.
Проводить их пришли все. Только повар остался в кухне сторожить пирог со сливами, чтобы тот не превратился в уголь.
Тут еще были Келсин и Бритта, Жираф, Селим и Румяна. Были тут Атанас, Геня, Эрнест, Вило и Геран. Саша с Яшей бегали еще около девчат, Юзуф набивал карманы еловыми шишками. Халима, Ингрид и Беник тихо стояли возле чемоданов.
Все еще были тут. Но иностранцев уже не было: друзья провожали друзей.
Ленард Седерберг, прозванный Жирафом, подошел к автобусам, которые стояли у ручья, выбрал из них самый запыленный и пальцем нарисовал на нем жирафа, шея которого была грустно свешена, а из глаз падали большие слезы.
Около Жирафа столпились ребята. Он обнял тех, кто стоял ближе к нему, своими длинными руками.
— Я, — он показал на себя, а потом на нарисованные слезы. — Жираф плачешь!
И тут как будто прорвалась плотина Колошнички: по щекам девочек полились потоки слез. Они стали обниматься.
— Не плачь, Катя! — плакала Келсин. — Мы встретимся в Артеке.
— Нет! Я знаю, что мы уже никогда не увидимся, — сказал, всхлипывая, Саша.
— Никогда, никогда! — повторял за ним Яша, как печальное эхо.
Вило стоял с Миланом и Петром Маковником. У Вило на груди вместо голубого пионерского галстука алел красный. Этот галстук подарил ему Милан, когда они чинили прокол.
Эти трое спокойно разговаривали. Им даже в голову не приходило сомневаться в том, что они увидятся.
— Если раньше не увидимся, то на Международном фестивале молодежи — определенно! — сказал Вило.
Ему легко было говорить! Как-никак ему было уже семнадцать.
— А пока будем переписываться! — предложил Петр Маковник.
— Конечно! — подтвердил Милан. — Давайте договоримся, на каком языке будем писать. Мы немножко знаем немецкий, а ты — немножко чешский. А откуда ты знаешь чешский, Вило?
— У меня в Чешских Вудейовицах есть друг, Зденко, — сказал Вило. — Мы переписываемся с ним с четвертого класса. Два года назад в каникулы я приезжал к нему. А потом он гостил у нас. Вот тогда я немного и научился. Вы будете писать по-немецки, — сказал Вило, — я вам — по-словацки. Мы будем возвращать друг другу письма с исправленными ошибками. Гут? Добре?
В кругу подруг стояла Румяна Станева. Она всех приглашала в Варну, на берег Черного моря.
— Вода у нас теплая, как соленый рыбный суп, — сказала она.
Девчата сквозь слезы засмеялись.
Пионервожатые, собравшиеся около «генерала», подошли к первому автобусу. Шофер взбежал по лесенке на крышу автобуса и показал на длинный ряд шведских чемоданов.
— Подавайте!
Шведские мальчишки бросились к багажу. Жираф и Геран начали мучиться с чемоданищем Ивонны, Гонза подмигнул Милану, забрал чемодан у шведов, и они с Миланом потащили его к автобусу. Чемодан пригибал их к земле точно так же, как месяц назад, и точно так же, как месяц назад, они оба держались героически. И все же было все не так, как месяц назад. Все было наоборот.
Шведские ребята воевали за свои чемоданы. Они сами хотели их нести. В разгаре работы Геран не заметил, что начал передавать вслед за шведскими чемоданами багаж советских ребят. Он уже бросил в руки шоферу голубой рюкзак Саши Козинцева, как вдруг к нему подскочил Яша Зайцев и, подавая свой коричневый чемодан, закричал:
— Мой тоже бери! Если Саша едет в Швецию, я тоже еду! Я его секретарь! Я секретарь! Понимаешь?
Шведы засмеялись. Они схватили Яшку вместе с его чемоданом, подбросили в воздух.
Вскоре на лужайке не оставалось уже ни одного чемодана.
— На посадку! — крикнул один из шоферов.
Подружки обнялись в последний раз, ребята стиснули друг другу руки в крепком пожатии.
Бритта Ганссон встала на ступеньку, обернулась и подала обе руки Милану, с трудом пробившемуся к ней через провожающих девочек.