Но верите ли, когда я уже почти скрылся из виду, папа неожиданно появился в проеме кухонной двери и окликнул меня:
— А ты покормил и напоил скот, Макс?
Дьявол! Это была наша работа, моя и Хассана. Но брат может проснуться в любой момент. Я посмотрел на грязный загон, где содержались животные. Они уже начинали шуметь и возиться, как всегда, когда приближалось время их кормления.
— А Хассан не может сделать это? Он ведь, в конце концов, козопас.
Я содрогнулся. Ничего хорошего не выйдет. Мне не стоило говорить этого.
Поэтому поспешил добавить:
— Я кормил их вчера.
Вот это звучало лучше. Гораздо лучше. И на удивление, это была чистая правда.
— Ты и правда кормил их вчера?
— Да, папа.
— Ну хорошо, но не называй брата козопасом. Дядя заставил его выполнять эту работу. Это вовсе не было его желанием. — Последовала многозначительная тишина, потом папа добавил: — Ну и, конечно же, нет ничего постыдного в том, чтобы быть пастухом. Это не самое почтенное занятие, но могу тебя заверить, что оно подарило свету множество образцов прекрасной пасторальной поэзии и, возможно, несколько великих философских идей. Когда ты один на природе, то появляется много времени, чтобы поразмыслить. И конечно же, есть люди, которые просто родились пастухами…
Я оставил его за этими рассуждениями, а сам побежал по тропинке, ведущей через тропический лес.
Она бродила по пляжу, наклонив голову. Полоса песка перед морем уже не так широка как тогда, когда мы приехали. Вода поднималась все выше к краю леса, это было заметно каждый раз, когда мы выходили на пляж. Остров постепенно исчезал. В один прекрасный день он утонет.
— Привет!
Джорджия подскочила на месте:
— Ой!
— Извини, я вовсе не хотел тебя напугать.
— А ты и не напугал!
Люди всегда так говорят, даже когда это явно неправда.
— Да нет, напутал!
— Ну и нечего надуваться от важности по этому поводу!
Все пошло не так. Когда я прокручивал наш разговор у себя в голове вчера вечером, все складывалось гораздо лучше.
— Послушай… — начал я.
— Что? Ой, смотри! — взвизгнула она, указывая на белую ракушку с оранжевым узором. — Это епископская митра.
Я знал о раковинах больше, чем Джорджия:
— Вообще-то, это митра понтифика.
— Почему вы, английские мальчишки, все время говорите «вообще-то»?
[2]
— А почему вы, американские девчонки, всегда визжите?
— Английские девчонки тоже визжат. Большинство девчонок во всем мире визжат. Это то, что все мы делаем, а мальчишки находят это очаровательным. По крайней мере, большинство мальчишек. Ты явно не такой.
Все определенно пошло совсем не так. Солнце припекало все сильнее, я был босиком и вскоре уже не смогу стоять на песке. Хассан бы смог. Его ноги закаленные, как кирпичи. Но мне и Джорджии приходилось искать тень, когда песок на пляже раскалялся.
Позади нас темно-зеленый фонический лес становился все светлее под лучами беспощадного солнца. Зеленые морские волны грохотали о риф, накатывали и разбивались клочьями белой пены. Лагуна была сморщена от всплесков волн, так как бриз гнал по воде зыбь. Из-за сияния белого песка приходилось все время щурить глаза. Я не взял с собой солнцезащитные очки и вскоре вообще не мог открыть глаза.
— Послушай, — наконец начал я, — Джорджия, я хотел сказать тебе, что ты мне нравишься.
Она подняла голову:
— И из-за этого ты такой раздражительный?
— Нет-нет! Я имею в виду, понимаешь, что ты очень сильно мне нравишься. По-настоящему нравишься. Ну, ты поняла.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Ах, это! — произнесла она. — Я так и думала, что рано или поздно дело дойдет до этого. Вначале Хассан, теперь ты.
Меня больно уязвил этот ее тон всезнайки. Она отнеслась к моим словам слишком легко, хотя это был вопрос жизни и смерти. Затем до меня в конце концов дошло то, что она сказала.
— Что ты имела в виду насчет Хассана?
— Он предложил мне выйти за него замуж.
— Что?!
— Он не имел в виду сейчас. Позже, когда мы вырастем. По крайней мере, так мне показалось.
Ветер удачи дул совсем в противоположную от меня сторону.
— Черт побери!
— Нет совсем никакой необходимости ругаться.
— Ну а когда это он успел — сделать тебе предложение?
— Прошлым вечером, во время бури.
Ну да, он, наверное, улизнул из палатки, пока я спал.
— А что это вы вдвоем делали во время шторма?
— Мокли. — Она улыбнулась, продемонстрировав великолепные белые зубы. — Да прекрати, Макс, не надо устраивать сцен. В данный момент я не собираюсь ни за кого замуж. Да может, и вообще никогда не соберусь. Это просто Хассан. Ты же знаешь, он все воспринимает слишком серьезно. Не будь, пожалуйста, таким же.
Я в отчаянии отвернулся от нее.
— Так он тебе больше нравится?
— Вы оба мне нравитесь.
Но не как-то по-особенному. Не так, как каждому хотелось бы нравиться, когда он сходит с ума по девчонке. Я не хотел использовать слово «любовь»: оно просто застревало у меня в горле. Но я по-настоящему любил ее. Я заболел ею. Она стала королевой каждого мига. Без нее я был бесполезным болваном, которому никогда и не светило стать счастливым. Я хотел, чтобы она была моей. Только моей. И больше ничьей. Я хотел бы, чтобы она думала, что в мире не существует больше никого, кроме Макса Сандерса. Я бы хотел, чтобы она полюбила меня так же, как я любил ее. А если она меня не полюбит, мне придется плестись прочь, предаваясь страданиям.
— Макс, — сказала она. — На сегодня ты мой самый лучший друг. А Хассан тоже мой лучший друг. Ты не должен просить о большем.
— Да, мы твои единственные друзья, — заметил я. — Вокруг никого больше и нет.
— Но я знаю, и ты тоже должен это знать, что если бы здесь были другие дети, то мы бы все равно стали друзьями. Особенными друзьями. Если ты этого не знаешь, то, значит, я тебе не нравлюсь так сильно, как кажется.
В этом состояла их собственная девчачья логика. Услышав эту фразу, я почувствовал себя лучше, хотя и не мог понять почему. Я имею в виду, что, если бы на острове жили другие дети, мальчики моего возраста, у нее был бы выбор. А сейчас у нее выбора не было. То, что она говорила, никак нельзя проверить. Но она сказала, что если я не способен принять ее слова на веру, то я ее недостоин.
В общем-то, это было все, на что я мог рассчитывать. Крепкая дружба. Я бы хотел, чтобы она сказала мне, что все остальные мальчики на свете не годятся мне в подметки, но этого не случилось. Пока не случилось. Может, когда-нибудь она напишет об этом в письме, когда из-за чего-нибудь разозлится на этого дружка в Америке, но не сейчас. Сейчас мы были «лучшими друзьями», и я мог только мечтать, кем бы мы могли стать когда-нибудь.
— Хорошо, — сказал я. — Ты права.
— Я знаю, — сказала она с улыбкой и поцеловала меня в щеку. — Ты отличный парень, Макс.
Вот это как раз относилось к тем вещам, которые я хотел бы услышать.
Низкий мужской голос, голос мальчишки, оскорбленного до глубины души, прервал мои мечты:
— Ты не разбудил меня, Макс!
— Хасс! — воскликнул я. — Я… я думал, ты хочешь еще поспать. Да и в любом случае сегодня твоя очередь кормить коз и цыплят.
— Ты просто улучил время, чтобы побыть с Джорджией!
Я разозлился:
— Точно так же, как и ты вчера!
Он посмотрел на Джорджию. До него дошло, что она все рассказала мне об их вчерашней встрече. Посмотрев мне в лицо, он понял, что она рассказала мне, о чем он просил ее. В какой-то момент я подумал, что он собирается назвать ее предательницей. Но он решил вести себя мирно.
— Так ты знаешь!
— Ну да. И это немного глупо, Хасс, спрашивать Джорджию…
— Хватит, Макс! Я рассказала тебе об этом по секрету, — прервала его Джорджия. — Никакого злорадства и никаких насмешек. Друзья так себя не ведут.
— Зато братья ведут.
— Но не тогда, когда я с вами.
И она говорила вполне серьезно.
Чтобы снять напряжение, я толкнул Хасса в спину. Он скатился на влажный песок, который тут же прилип к его коричневому телу.
— Не хочешь побороться? — спросил я.
— Я хочу сломать тебе шею, Макс, но лучше займусь этим после обеда.
Позже я вспомнил, что забыл поговорить с ним о существе, запертом в сарае для вяления рыбы. Если там, конечно, было какое-то существо.
3 июня, остров Кранту
Болячки Хасса начали сочиться гноем, и сегодня он не смог пойти со мной на яхту. Поэтому я пошел один. Мы с Джорджией были вдвоем на палубе, в то время как Грант и Лоррейн оставались внизу. Джорджия читала стихи какой-то американской поэтессы по фамилии Дикинсон. Я слонялся вокруг, разглядывая латунные и стеклянные инструменты на мостике. Там еще был большой телескоп, зафиксированный в определенном положении. Я посмотрел в него и увидел папу. Поразительно! Я видел его так хорошо, как будто он стоял прямо передо мной, настолько мощен был телескоп. Потом Рам вышел из сарая для вяления рыбы. Я хотел крикнуть им, но решил, что лучше этого не делать. Да и в любом случае было слишком далеко, чтобы они могли меня услышать.
4 июня, остров Кранту
— Нужно построить клетку, — нервно сказал папа. — После того как мы это сделаем, я свяжусь с местными властями по спутниковому телефону. Нам потребуется более вместительная лодка, чем та, на которой мы приплыли.
Он увидел нас, выходящих из тропического леса, и замолчал.
Нам нужна клетка?
— Какая клетка, папа? Зачем?
— Это тебя совершенно не касается, Макс, — отрезал папа.
Рамбута посмотрел на отца так, будто он совершенно не одобрял его замечание, потом повернулся к нам, мальчишкам.
— Возможно, — сказал он, — что здесь, на острове, есть носорог — калимантанский носорог. Они достаточно редки, эти носороги. Мы не можем позволить, чтобы он утонул.
— Вы собираетесь поймать его?
Это звучало заманчиво.
— А мы не можем помочь?
— Может быть, — ответил Рам. — Когда придет время.
Позже Хассан сказал мне:
— Макс, не думаю, что Рамбута сказал нам правду насчет этого носорога.
Я был очень удивлен:
— Откуда ты это взял?
— Не могу сказать точно, но я понял это по его виду.
— Как?
— Не могу точно объяснить как, но он врал.
Врал? Это звучало куда хуже, чем «не сказал правду».
Мне не понравилось, что Хассан заговорил об этом. Я очень уважал Рамбуту. Он был человеком, с которого мне бы хотелось брать пример. Зачем бы ему врать нам, детям?
— Не думаю, что Рамбута врал. Зачем ему делать это?
Хасс покачал головой:
— Что-то странное происходит, Макс. У этих двоих есть секреты.
Я рассмеялся:
— У моего, то есть у нашего, папы всегда было полно секретов. Он параноик. Ему всегда кажется, что у него кто-то хочет что-то украсть. Да он просто ходячее хранилище секретов! Ты помнишь то время в Иордании, когда он разгадал тайну свитков?
— Помню, — кивнул Хасс. — Это было очень странно…
Всего за неделю до моего отъезда из Иордании в Англию мы с Хассом слонялись по лагерю. На пески пустыни спускались сумерки. Папа разговаривал в трейлере с профессором Ахмедом. Мы с Хассом еще раньше пробрались в трейлер, где воздух в течение дня охлаждался с помощью кондиционера, а ночью подогревался. Именно там папа держал все свои бумаги и записи. Там был стол, где свитки были аккуратно разложены в ряд. Папа пытался извлечь хоть какой-то смысл из татуировок цвета индиго на обратных сторонах свитков, а также расшифровать то, что было в них написано. Не думаю, что в своем деле он продвинулся очень далеко.
— Мне нужно помолиться, — неожиданно сказал Хассан. — Что ты собираешься делать?
Он совершенно не стеснялся молитв, зато я стеснялся. Он молился пять раз в день. Должен признать, что я слегка терялся и не знал, чем занять себя, пока он занят этим делом. Я мог, как дурак, торчать рядом и просто глазеть или заняться чем-нибудь еще. Но лучше всего было просто выйти наружу и подождать, пока Хасс не закончит.
— Мне нужно попить, — сказал я. — Увидимся позже.
— Хорошо.
Я вышел из грейдера и отправился к бочке с водой. Я не очень-то хотел пить, но в пустынном климате нужно выпивать побольше жидкости. Ночи в пустыне уже стали холоднее, но дни по-прежнему были жаркими, и мы сильно потели. Я нашел жестяную кружку и наполнил ее с помощью маленького медного краника на бочке. Затем я стал прихлебывать воду и смотреть по сторонам.
Вечер опускался на пустыню. Яркие вечерние цвета раскрасили перевернутую чашу неба. На горизонте виднелось несколько грозовых облаков, но они выглядели достаточно безобидно. Вначале стояла мягкая тишина, потом цикады начали воспевать закат солнца. Когда все они трещали вместе, шум стоял просто невыносимый. Я слышал, как папа повышает голос, чтобы перекричать их трели. Возможно, он делал это совершенно неосознанно. Папа часто не замечал ничего вокруг себя и реагировал на окружающий мир совершенно автоматически.
Некоторые из наших водителей и рабочих тоже приступили к вечерним молитвам. Их бормотание смешалось с треском насекомых.
И тут, как стрела арбалета, с верхушки палатки слетела хищная птица. Сердце забилось чуть быстрее, когда я увидел ее. Это был красивый балобан. Любой шейх заплатил бы золотом за такую птицу. Балобаны очень свирепые охотники. У профессора Ахмеда дома жила такая птица, и он показывал мне ее фотографии. Именно благодаря им я знал, какую птицу только что увидел.
В полутьме я смотрел, как балобан нырнул за кучу камней и появился из-за нее с какой-то маленькой зверюшкой в когтях.
Неожиданно прямо передо мной возник Хассан.
— Ты видел это? — взволнованно вскричал я. — Он нырнул и поймал мышь или еще кого-то!
Хассан ничего не сказал. Он выглядел испуганным.
— Пойдем. Пойдем посмотрим на это вместе! — сказал он.
Глядя на его бледное лицо и трясущиеся руки, я понял, что не хочу ни на что смотреть — по крайней мере пока не узнаю, что это. Мне хватило одного взгляда на Хасса, чтобы испугаться.
— Нет, спасибо, никуда я не пойду.
— Нет, ты должен, Макс. Пожалуйста!
— Вначале скажи мне, что это.
— Ты должен это увидеть.
Хотя я не верю в привидения и всякие такие штуки, я вовсе не хотел бы, чтобы мое неверие пошатнулось.
Я нерешительно замялся, испуганный неизвестностью.
— Это свитки, — сказал он.
Свитки? Куски кожи с письменами на них? А чего там можно было испугаться? Мои кошмары немедленно испарились.
— А, ты о них! — с облегчением сказал я. — А что с ними не так?
Он взял меня за руку и повел обратно в трейлер. В тусклом желтом свете мы приблизились к столу на козлах, где свитки были разложены в ряд. Папа явно работал с ними, когда его куда-то позвали. Хассан подошел к первому свитку и подал мне знак, чтобы я приблизился.
Я подошел и встал рядом с ним. Он взял два свитка и соединил их края. То, что случилось после этого, заставило меня подпрыгнуть на месте, сердце быстро заколотилось в груди.
— Ты видел?! — вскричал я безо всякой надобности.
— Это как раз то, о чем я тебе говорил. То же самое произошло минуту назад.
— Чтобы это случилось, ты должен был коснуться их.
— Да, наверное, так и есть, Макс. Я увидел, что это два куска одной шкуры — видишь, как у них оборваны края? — поэтому я сложил их вместе, просто чтобы проверить, действительно ли они подходят. А потом вот что произошло.
В этот момент папа вошел в трейлер. Он остановился как вкопанный, когда увидел нас, и нахмурился от гнева.
— Что это вы, мальчики, делаете в трейлере? Разве я вам не говорил, что сюда заходить запрещено? Ты хоть когда-нибудь прислушиваешься к тому, что я говорю, Макс? Ты уже должен быть ответственным мальчиком. Вспомни, сколько тебе лет!