Конечно же, он начал орать на меня, а не на Хасса.
— Папа! — возбужденно воскликнул я. — Посмотри на это!
Я взял другую пару свитков.
— Не прикасайся к свиткам без перчаток! — в ужасе закричал он. — Ты что, вообще ничему не научился?! Пот и грязь с рук! Они же испортят кожи! Сколько можно повторять…
Но я уже соединил два куска кожи. Как и предыдущие, они тут же как бы срослись друг с другом. Это больше всего напоминало волшебство. Секунду назад это были отдельные куски, а в следующую стали одним большим свитком. Этого было достаточно, чтобы папа отступил на шаг назад, а его лицо от потрясения побледнело. Все это поразило его даже сильнее, чем меня.
Папино лицо было таким же, как тогда в Сирии, когда он заразился тифом. Оно стало мучнисто-бледным, а кожа вокруг потемнела. В его широко раскрытых глазах стали видны красные прожилки. Он выглядел так, будто снова собирается заорать. Хассан повесил голову и пробормотал себе под нос нечто вроде: «Очень прошу меня простить».
— Нет-нет! — воскликнул папа. Я заметил, что он весь дрожал. — Это я должен извиниться, Хассан! Я вовсе не хотел тебя так пугать. Просто я был потрясен.
Он взял Хассана за плечи:
— Тем не менее я хотел бы, что бы вы мне кое-что рассказали. Что вы двое видели? Вы видели, как кожи начали двигаться? Я имею в виду свитки. Расскажите, что вы видели!
Голос папы дрожал от нетерпения.
Тогда я ответил:
— Они двигались сами. Они придвигались друг к другу, а потом соединялись.
Он недоверчиво посмотрел на стол:
— Да, так все и было…
Он отпустил Хассана и попытался соединить оставшиеся свитки сам. Иногда они сразу слипались, иногда вовсе не двигались. Очень скоро он понял, что они как части головоломки. Там, где два края подходили друг к другу, они становились единым целым. Очень скоро на столе лежали только два больших свитка, которые получились из примерно дюжины кусков кожи.
— Простите, что я кричал на вас обоих. Это было просто непростительно с моей стороны. Вы простите меня, Хассан, Макс? — Он запустил руку в грязные, немытые волосы. — Я… Я не очень хорошо себя чувствую.
— Простите меня, что я побеспокоил вас, сэр, — сказал Хассан.
— Послушайте, мальчики, — говоря это, он подталкивал нас к двери трейлера, — я бы хотел, чтобы вы забыли все, что видели сегодня вечером. — Выбросьте это все из головы. И не входите больше, не спросив разрешения. — Папа посмотрел на меня. — Особенно это относится к тебе, Макс. Я-то знаю, какой ты болтун. А об этом не надо никому говорить. Даже профессору Ахмеду. Пусть это будет наш секрет. Хорошо?
— Даже ему не говорить? — переспросил я, пораженный этой фразой больше, чем всем остальным.
Лицо папы стало жестким.
— Макс, я очень прошу тебя уважать мои правила. Ты понял, что я имею в виду? Я должен, то есть мне нужно сконцентрироваться на расшифровке. Поэтому держитесь подальше от трейлера. И вообще, держитесь подальше от всего этого. Вам двоим совсем ни к чему заходить сюда снова. Если вам что-нибудь понадобится, например поговорить со мной, то позовите. Я понятно говорю?
Мы оба кивнули.
— Прекрасно. Я очень рад, что мы поняли друг друга.
На пороге он развернулся и бросился обратно в трейлер.
— Мне нужно идти, — сказал Хасс и ушел как раз тогда, когда я хотел хоть с кем-нибудь обсудить все произошедшее.
Стало темно. Я слонялся взад-вперед по лагерю. Я специально бродил около трейлера. Папа все еще что-то делал внутри. Там горел свет от генератора, и я видел его силуэт, склоненный над столом. Несколько раз он выпрямлялся и, кажется, поглядывал в сторону входа в трейлер, как будто он боялся, что кто-нибудь снова вторгнется на его территорию. Его тень, качающаяся вниз и вверх, выглядела зловещей.
Что он там делал? Теперь, когда шкуры соединились вместе. Думаю, этому должно было быть какое-то научное объяснение, которое он пытался найти. Секреты? Он обычно никогда ничего не говорил о секретах. Как раз наоборот. Он всегда хотел всем рассказать о своих открытиях и продемонстрировать находки. И что бы это ни было, от этого он выглядел просто больным. Это было жутко. Я даже сомневался, хочу ли я в действительности знать, с чем все это связано. А вдруг это окажется настолько ужасным, что перепутает меня до смерти?
Я повернулся и стал смотреть в пустыню. Там тоже виднелись темные тени: бродячие собаки шастали по камням. Становилось холоднее, как это всегда бывает в пустыне даже после жаркого дня. Иногда по утрам в питьевой воде даже был лед, но в тот момент я думал совсем не об этом. Я думал о том, что случилось в папином трейлере, и все больше этому поражался…
Позже, как раз перед отплытием на остров Кранту, Хассан сказал мне, что папа совершил кругосветное путешествие, скупая разные вещи, сделанные из звериных шкур: древний барабан индейцев пауни в Америке, тибетский флаг, который предположительно принадлежал самому далай-ламе, гобелен, украшавший калмыцкую юрту, пуштунскую накидку, зулусский щит и еще какие-то вещи. Хасс сказал, что это как-то связано со свитками, но я даже предположить не могу как.
5 июля, остров Кранту
Я проснулся посреди ночи весь в поту.
Меня тошнило, поэтому я выбрался из палатки, и меня вырвало прямо на землю. После того как я поднялся, стало лучше. Но у меня по-прежнему был жар, я чувствовал это. Все плыло перед глазами. Мир вокруг выглядел каким-то нереальным.
Над деревьями висела огромная оранжевая луна.
В загоне для животных возились цыплята. Я слышал сопение коз. Из тропического леса доносилось фырканье диких свиней. У нас были проблемы из-за того, что свиньи повадились воровать корм у коз. Они крутились у края лагеря всю ночь напролет. Рамбута охотился на них днем. Позавчера отец застрелил одну свинью из ружья, и у нас на столе была свинина, хотя ел ее только я.
— Что-то я неважно себя чувствую, — сказал я сам себе. — Какая-то дурнота…
Я взял большой фонарь и пошел к бочкам с водой, чтобы напиться.
Все остальные спали. Думаю, даже папа спал. Он же должен хоть иногда спать, верно?
Огромное насекомое размером с колибри пролетело прямо возле носа, когда я хлебал из кружки холодную воду. Я инстинктивно присел. У него были длинные болтающиеся лапы, и оно жужжало. Я испугался, что это шершень, но для шершня оно летело слишком медленно.
— Какой-то парк юрского периода, — пробормотал я себе под нос. — Доисторические насекомые вокруг!
Теперь я услышал звук, раздающийся из сарая для вяления рыбы. Какое-то шарканье.
Что-то — я даже полностью не смог понять что — потянуло меня к сараю.
Я слышал, как внутри что-то двигается. Мне и Хассу было запрещено без разрешения входить в сарай.
Послышался другой звук, на этот раз более слабый.
Может быть, они уже поймали носорога? Это была типично отцовская манера — не дать нам, детям, принять участие в таком развлечении.
Я пересек двор, подошел к сараю и открыл двери. Я вошел. Внутри было темно. Я все еще чувствовал головокружение, но в этот момент тошнота отступила. Воздух внутри был ужасным. Запах рыбы так до конца и не выветрился, а теперь к нему еще примешивался запах крупного млекопитающего, запертого в тесном помещении. Вонь экскрементов и застарелого пота.
Меня затошнило, и я сделал шаг назад, налетев на кучу каких-то старых инструментов, которые оставили прежние обитатели острова: тяпки, мотыги, тесла, куски веревок, лопата, грабли. Там еще валялись грязные женские кроссовки без шнурков и небольшая кучка тряпок. Яркие лунные лучи, проникающие сквозь щели в стенах сарая, освещали весь этот хлам.
На крыше было окошко, через которое проникал лунный свет. В глубине сарая виднелся какой-то темный силуэт, хотя света было маловато, чтобы понять, что это за существо. Оно находилось на платформе, частично занавешенной старыми рыболовными сетями. Платформа была обнесена металлическим барьером в виде обруча. Разглядев эту преграду, я заметил, что она соединена проводами с автомобильным аккумулятором, стоящим в углу сарая. Это приспособление напоминало те, которые фермеры используют, чтобы оградить загоны для скота. Возможно, здесь оно служило для того, чтобы непрошеный гость не мог подобраться к животному, находящемуся в сарае. Непрошеный гость вроде меня?
Я поднял большой фонарь, который держал в руке, и включил его.
Я не могу точно сказать, что произошло потом. Яркий луч света вырвал из темноты два огромных глаза. Свет моего фонарика отразился от них так ярко, будто я посветил фонариком в зеркало. Меня ослепило, и я вконец растерялся. Почти в ту же секунду я услышал шум, который издало существо за оградой: нечто вроде тревожного рева, что мог бы испустить перепуганный слон. Я выключил фонарь, решив, что животное испугалось света. В темноте послышалось какое-то топанье, а потом сильный треск. В следующую секунду я увидел, что лунный свет пробился через огромную дыру с рваными краями, образовавшуюся в задней стене сарая. Кто-то, на кого я посветил фонарем, проломил непрочную стенку и убежал в тропический лес, начинавшийся сразу за сараем. Все произошло слишком быстро, чтобы в этом разобраться.
Я был охвачен жутким ужасом и страхом.
Папа меня прибьет.
Внезапно я опять почувствовал приступ тошноты, выбежал из сарая, нетвердой походкой доковылял до тропического леса, где меня снова сильно вырвало на папоротники. Меня выворачивало наизнанку несколько минут, и тут вдруг появился папа.
— Что произошло? — резко спросил он. — Это ты так шумел?
— Нет, я только что встал — буквально минуту назад. Меня тошнит.
Послышался громкий голос Рамбуты:
— Оно ушло! Сломало стенку сарая! Тут огромная дыра!
В лунном свете лицо папы было как будто высечено из камня.
— И кто во всем этом виноват? — пророкотал он. — Ты, Макс?
Теперь появился еще и Хасс. Заспанными глазами он уставился на меня и папу.
Мне всегда было трудно понять, какое же у папы сейчас настроение по-настоящему, но, когда его голос становился резким и холодным, тут уж все ясно — жди беды. Он был не просто зол. Гораздо хуже, у него произошло настоящее крушение всех надежд. Я видел его таким только один раз — когда мама умерла. Я решил, что мне не стоит ни в чем признаваться. Никто не смог бы вытянуть у меня это признание даже каленым железом. Иногда я могу быть таким же упертым, как мой отец. Ни за что. Никогда. Я решил, что ни за что не признаюсь.
— Я? — удивленно переспросил я. — Я ничего не делал! Хасс, это не ты выпустил носорога?
Папа внимательно посмотрел на Рамбуту.
— Что?! — Хасс был так же перепуган папиным поведением, как и я. — Да я спал всю ночь!
— Я тоже! — выкрикнул я. — Я только что проснулся! Я почувствовал, что меня тошнит, и проснулся.
— Кто-то из вас заходил в сарай для вяления рыбы, — сказал папа. — Это был ты, Макс? Лучше признайся сейчас.
Рамбута из-за спины отца тихо произнес:
— Джеймс, уже ничего не исправишь. Оно ушло.
— Но кто-то должен ответить за это! — отрезал папа сухим голосом. — Если я узнаю, что это был кто-то из Портеров…
— Обвинения нисколько не помогут, — настаивал Рамбута. — Мы должны снова поймать его, если сможем.
— Мы поможем! — предложил Хасс. — Правда, Макс?
Меня снова стало мутить. От всей этой ссоры меня просто бросало в жар.
— Да! — Я и сам бы хотел поймать носорога.
— Носорога? — переспросил папа.
— Да, Джеймс, носорога, — быстро сказал Рамбута.
— К черту носорога! — пробормотал папа и быстрым шагом удалился, видимо, для того, чтобы остыть.
Я испустил вздох облегчения. Господи, спасибо Раму! Он спас меня от неминуемой смерти. Я знал, что папа сейчас вне себя от злости и отчаяния. Думаю, он сровнял бы с землей любого, кто выпустил носорога. Какая суета из-за такой ерунды! Да и зачем они вообще держали носорога? Это вовсе не наше дело — вывозить его с острова. Это работа малазийских властей, правильно? Я совершенно не понимал, что случилось. Возможно, Хасс прав. Может, Рамбута не сказал нам всей правды? Должно было случиться что-то очень серьезное, если папа так взбесился.
— Меня снова тошнит, — сказал я. Я упал на колени, и меня вырвало на землю. — Мой желудок…
Рамбута взял меня на руки, отнес в палатку и положил на постель.
— Я принесу тебе попить, — сказал он.
Потом он ушел, и появился папа.
— Тебе и правда плохо? Или это очередная твоя штучка? Ты ничего не добьешься, притворяясь больным, Макс.
В ответ меня снова вырвало, прямо на его ноги.
Рамбута вернулся и сказал:
— Это, должно быть, из-за свинины. Я предупреждал его, что не стоит ее есть.
Рамбута, как и Хассан, не ел свинину. Папа свинину просто не любил. Только я один ел вечером это мясо. А в таком климате оно очень быстро портится. И хотя у нас был холодильник, он работал от генератора, и толку от него было мало.
— Ну, ему крупно повезло, что он заболел, — сказал папа. — Уверен, что это Макс заходил в сарай. Нам нужно починить стену как можно скорее.
Я слушал все это, лежа на походной кровати. Какая несправедливость! Почему он сразу предположил, что это я? Кто-нибудь из Портеров был бы куда лучшей кандидатурой.
[3]
Вдруг я понял что случайно у меня вышел довольно скверный каламбур, но, похоже, никто этого не заметил. Джорджия покачала головой:
— Мама сказала, что звук доносился из тропического леса.
— Это могла быть свинья, — предположил Хассан.
— Нет, это точно была не она, — сказала Джорджия.
— Возможно, звук все-таки шел с моря. Звуки распространяются в воздухе, и с ними происходят разные забавные вещи, особенно в непосредственной близости от острова. Позавчера я услышал чайку, и мне показалось, что она прямо в нашей палатке, хотя она сидела на крыше сарая для вяления рыбы. Понимаешь, здесь происходят такие странные искажения, особенно когда дует ветер.
— Откуда ты все это выкопал, Макс? — насмешливо спросила Джорджия.
— Я много читаю.
— Что? Комиксы?
— Нет, — сказал я, пытаясь оправдаться. — Энциклопедии.
— Должно быть, энциклопедии для мальчиков?
— Макс и правда много читает, — пришел на помощь Хассан, прервав ее.
Она решила прекратить обсуждение моего крута чтения.
— Ну а я думаю, что там, в тропическом лесу, что-то есть, — продолжала настаивать Джорджия. — И мой папа так считает.
— И что же? — спросил я.
— И ничего. Мы же не настолько глупы, чтобы пойти искать это, так ведь? Хотя, может, мы его и найдем! — рассмеялась она. — По крайней мере так всегда случается в фильмах ужасов. Глупые дети идут искать монстра и заканчивают тем, что умирают. А кто хочет поплавать? Я надела купальник под одежду. Слушайте, а вчера вечером я видела нескольких скатов. Вернее, их было три штуки. Они выплыли прямо из-под яхты! Мы просто сидели и смотрели на закат, а они проплывали под нами, у дна лагуны. Я написала об этом Брэдли сегодня утром по электронной почте. Он будет потрясен!