— Ты что, в гости к Галине Павловне или по делу? — спросил он, подсаживаясь к Андрюше. — Ах, по делу! Может быть, могу помочь? Ах, секретно! Так, так… Ученик ее, наверно? А я ее брат, Григорий Павлович. Будем знакомы.
Моряк говорил с Андрюшей серьезно, но по глазам видно было, что готов в любую минуту от души рассмеяться.
Андрюша вспомнил, что Григорий Павлович учился в той же школе, где он, и ему стало весело.
— Ну, расскажи, как учишься? — спрашивал моряк. — Что Галина Павловна — строгая, небось?.. Эх, Галя, Галя! — вздохнул он вдруг. — Не виделись мы долго. Была такая девочка с косичками, пионерочка, а теперь учительница и сама пионеров обучает. — Он засмеялся: — Трудно мне представить, как она к доске вызывает, отметки ставит. Боитесь вы ее? Чего там — знаю, что боитесь! Сам в школе учился… Эх, хоть бы разок услышать, как она вас распекает!
Андрюша слушал Григория Павловича, и ему странно было, что Галину Павловну называют «Галей», и он, наоборот, никак не мог представить себе ее пионеркой с косичками.
Он уже подумывал, не уйти ли ему, не дождавшись Галины Павловны: десятый час, наверно и мама уже беспокоится, — когда раздались три коротких звонка, и Григорий Павлович весело подмигнул Андрюше:
— Она!
Вошла Галина Павловна, и Андрей только теперь заметил, как похожи они с Григорием Павловичем: те же большие темные глаза, та же улыбка.
Увидев Андрюшу, Галина Павловна удивленно вскинула брови:
— Андрюша Барудкин! Что так поздно? Ты ко мне?
— Он по делу пришел, — ответил за Андрюшу Григорий Павлович, — по важному и секретному. А потому я удаляюсь…
И он вышел из комнаты на цыпочках, смешно балансируя руками, а Галина Павловна выжидающе взглянула на Андрюшу.
Андрюша глотнул воздух и сразу выпалил:
— У меня в контрольной ошибка была! А вы мне пять поставили. А мне четыре надо поставить. А ошибку исправили. Я не знаю кто. Там надо было «а», а было «о», а стало «а»…
Галина Павловна смотрела на него с любопытством:
— Погоди, Барудкин. «О-а», «о-а» — и ничего непонятно. Успокойся и начни сначала.
Андрюша вспотел от смущения и замолчал. Вспомнив, что тетрадь с изложением у него с собой, он решил прибегнуть к ее помощи.
Галина Павловна с минуту молча смотрела в тетрадь, потом подняла глаза на Андрюшу. Лицо ее стало строгим, темные брови сошлись у переносья:
— Ты точно помнишь, что не сам исправил это слово?
Андрюша кивнул головой. Галина Павловна пожала плечами:
— Ничего не понимаю…
«Я так и знал, что это не Галина Павловна исправила, — думал Андрюша, глядя на нее. — Так и знал…»
И вдруг Галина Павловна покраснела.
Андрюша растерялся. Он ни разу не видел, чтобы Галина Павловна краснела. Она склонилась над изложением. Румянец заливал ее лицо и становился все ярче. Андрюше показалось — вот-вот Галина Павловна заплачет. Но это только показалось. Галина Павловна снова подняла глаза на Андрюшу. Лицо ее было уже спокойно:
— Я, кажется, все поняла, Андрюша. Ты молодец, что пришел…
Она хотела сказать еще что-то, но в это время в дверях появился Григорий Павлович:
— Разрешите войти?
— Пожалуйста.
Галина Павловна пристально смотрела на брата и говорила медленно и раздельно, как будто диктовала:
— Андрюша Барудкин принес мне свою тетрадь и просит, чтобы я поставила ему вместо пятерки четверку. Андрюша Барудкин — настоящий пионер. Он не хочет получить пятерку нечестным путем. Он пришел ко мне, чтобы узнать, кто исправил ошибку в его тетрадке…
По мере того как Галина Павловна говорила все это, лицо моряка становилось все растерянней. Теперь он походил на провинившегося школьника. Потупясь и часто моргая, он стоял перед Галиной Павловной и, наверно, в эту минуту уже хорошо мог представить себе, как Галина Павловна распекает своих учеников.
Но вот Григорий Павлович покачал сокрушенно головой, вздохнул и, подтянувшись по-военному, обратился к сестре:
— Разрешите объяснить?
— Мы слушаем.
— Лежала, значит, тут на столе стопка тетрадей. Вспомнились мне школьные годы, стал я изложения читать. И как раз мне эта тетрадка попалась. Читаю — хорошо написано, гладко! И ошибки — ни одной. Потом гляжу — есть одна. И досадно мне стало: очень уж работа хорошая, и Новый год, опять же… Неужели, думаю, парню из-за одной ошибки Новый год портить? Взял, значит, я ручку с чернилами…
Григорий Павлович замолчал, виновато, из-под бровей, взглянул на Галину Павловну, потом на Андрюшу и вздохнул:
— Я думал, никто не заметит, даже парнишка сам…
Галина Павловна покачала головой и протянула Андрюше руку:
— Спасибо тебе, Андрюша! Ты поступил честно, по-пионерски…
Она с укоризной посмотрела на брата:
— А еще собирался на утренник в школу идти, о службе морской рассказывать!
— И пойду! Обязательно пойду! И рассказ свой начну с этого. О своей ошибке расскажу.
— О моей ошибке, — улыбаясь, сказал Андрюша.
— О твоей и моей…
Андрей Иванов
Первое сочинение
Были последние летние дни. Деревья стояли в полном наряде. Ни один лист еще не упал с их пышных вершин, только чуть тронутых первой желтизной. Все ждали долгого тепла, яркого солнца, а разыгралась настоящая осенняя непогода.
Терентий Шапковин и Настя Чупаева с тревогой смотрели на хмурую гряду гор, замкнувших в круг широкую долину. С гор, клубясь, спускались плотные мутные облака. Они тяжело пописали над долиной и сеяли мелкий частый дождь.
— Не прилетит совсем. Опоздаем мы, — сокрушенно вздохнув, сказала Настя и старательно вытерла концом клетчатого платка мокрые пухлые щеки.
— Ладно, пойдем домой, — неопределенно отозвался Терентий и круто повернул к поселку.
Веселый чистенький поселок из новеньких домиков с тесовыми крышами под дождем тоже как-то поскучнел, выглядел маленьким, серым.
Мальчик и девочка ждали самолета. Им предстояло лететь в город, в школу. Терентий провел в этой школе уже один год. Настя собиралась впервые.
Они возвращались молча, осторожно обходя частые лужи.
Терентий был рослый смуглолицый мальчик, с пристальными карими глазами. Из-под кепки выбивались пряди мокрых черных волос. Он по-мужски широко ставил обутые в ичиги крепкие ноги охотника, чуть поводя при этом в такт шагам уже округлившимися крутыми плечами.
Настя не уступала товарищу ни ростом, ни широтой плеч, хотя была на год моложе Терентия.
Она тоже любила ходить широким охотничьим шагом и метко стреляла из ружья. Ее плотно подобранные под платок волосы открывали очень высокий чистый лоб.
…После обеда Настя раскрыла собранный в дорогу чемодан и не спеша стала пересматривать свой незатейливый багаж. Сверху лежали гладко отутюженная белая блузка и темносиняя юбка — парадная пионерская форма.
Бережно отложив галстук, Настя достала из чемодана толстую папку с гербарием таежных растений. Между широкими листами толстой бумаги лежали красные, синие, желтые, голубые цветы; тут же рядом — засохшие зеленые травы с широкими и узкими листочками, кудрявый мох ягель — олений корм. Много долин и горных склонов пришлось обследовать Насте.
Теперь она покажет этот гербарий в школе своим новым товарищам.
Пусть знают, что ее край совсем не бедный. В нем весело бегут звенящие реки, приветно шумят деревья, а долины покрыты пестрым ковром цветов.
Она перевернула еще один лист гербария и улыбнулась.
В левом углу широкого листа пришиты три пшеничных колоса с крупными золотистыми зернами; рядом — кусочек узловатой желтой соломинки, ниже — еще кусочек твердой соломинки, с густым кустиком белых корешков. Сверху на листе красивым прямым почерком написано: «Пшеница колхоза «Новая жизнь».
Настя осторожно подула на золотистые колоски, сдувая пыль. Ей вдруг захотелось, чтобы они зашумели, как в поле.
В душе она надеялась, что первая внесла в гербарий растений своего края пшеницу. Несколько лет назад этого никто не мог сделать. Пшеницу тогда эвенки не сеяли. Вот разве только Терентий в прошлом году…
Терентий оказался легким на помине.
Он шумно ворвался в дом и, не успев закрыть дверь, прямо с порога крикнул:
— Настя, знаешь что?!
— Поди-ка сюда, — не обратив внимания на его слова, позвала девочка.
Терентий охотно подошел ближе и заглянул в гербарий:
— Что у тебя тут нового?
— Видишь, пшеница.
— Вижу. Пшеница, — согласился Терентий.
Он помнил, что раньше ее в гербарии Насти не было.
— Недавно вложила?
— А как же! Без нее никак нельзя, — заметила Настя. — Ее бы на первый лист надо.
Терентий промолчал.
— Ты в прошлом году возил ее в город?
— Нет.
— А почему?
— У меня не было гербария.
— Ой, тихоня! Зачем молчал? Мы бы тебе из своих собрали.
Сообщение Терентия обрадовало девочку. Значит, она первая привезет в город колоски пшеницы, выращенной эвенками.
Настя поглядела в окно.
Изошедшие дождем тучи на виду таяли: сначала становились тонкими, прозрачными, потом исчезали совсем. Далекие горы теперь виднелись отчетливее, ярче, словно их кто-то подрисовал.
— Теперь прилетит? — с волнением спросила Настя.
— Должен прилететь, — уверенно сказал Терентий. — Теперь он все видит.
— А не забудет?
— Нас нельзя забыть. В школе сразу заметят: «Насти нет, Терентия нет. Где они?» Директор позвонит главному начальнику. Тот сразу прикажет: «Послать самолет. Привезти немедленно». Как же можно, чтобы кто-то не учился! Не полагается это.
* * *
Самолет прилетел рано утром. Он весело прошумел над домами, над вершинами растущих по улицам и огородам молодых берез, повернул за огородами, сел на специальную площадку и затих.
Несмотря на ранний час, к самолету собралось много провожающих.
Передав почту и получив новую, пилот забрал и уложил чемоданы ребят.
Настя стояла, прижавшись к матери. Ей жаль было расставаться с родными, домом, веселой улицей, друзьями.
Терентий подошел к самолету и укоризненно посмотрел на робкую девочку.
Настя увидела осуждающий взгляд товарища, торопливо поцеловала широкие теплые руки матери и храбро шагнула за Терентием.
— А ну, друзья, садитесь в карету! — шутя сказал пилот и открыл перед ними дверь.
Терентий вошел первым и подал руку Насте.
Летчик закрыл дверь и прошел на свое место.
Шумно, все ускоряя обороты винта, заработал мотор. Люди отошли дальше от самолета.
Вздрагивая, самолет побежал по площадке. При каждом толчке Настя опасливо хваталась за плечо Терентия.
«Мы считали, что площадка такая ровная, а самолет на ней вон как трясется, — подумала Настя. — Будущим летом соберу ребят, и обязательно заровняем все выбоины. Как стекло, ровную сделаем».
Подпрыгнув еще раз, самолет пошел плавно, не вздрагивая.
«Вот здесь совсем хорошо. Ни одной выбоинки», — подумала девочка.
Она решила отметить, с какого места начинается такая ровная площадка. Глянула в окно и удивилась: они были уже высоко в воздухе. Не было видно ни поселка, ни собравшихся у края площадки людей.
Ей захотелось глянуть еще раз на поселок, на колхозников, которые пришли провожать их с Терентием в далекий путь.
Будто поняв ее желание, летчик круто повернул самолет. Настя увидела далеко внизу домики, похожие на спичечные коробки.
Девочка потянула за руку Терентия.
Вместе они смотрели на поселок. Улица казалась строгой, прямой. Дома на ней выстроились ровно, словно пионеры на линейке.
Самолет снова развернулся, и вместо поселка ребята увидели лесистые горы, которые как будто оседали, становились ниже.
Настя вспомнила, с каким трудом приходилось им летом подниматься на эти горы. А теперь она летит высоко над ними, и они отсюда кажутся совсем маленькими.
* * *
На школьном дворе с раннего утра было весело и шумно. Отдохнувшие за лето ребята громко приветствовали друг друга, делились новостями.
До начала уроков Терентий хотел познакомить Настю со школой, с товарищами. Но у нее уже нашлись подруги, которые сделали это раньше. Они тоже прилетели на самолете из других аймаков, быстро подружились между собою и теперь охотно взяли шефство над робкой Настей.
Радостно, заливисто прозвучал молчавший целое лето звонок.
Терентий входил в класс последним. В самой двери он вдруг почувствовал на плече чью-то большую мягкую руку.
Он повернул голову. На него глянули добрые глаза Анны Петровны.
Терентий обрадовался, увидев свою учительницу, и даже забыл поздороваться.
— Я думала, что ты опоздаешь, Терентий, — сказала она негромко. — Ходила в общежитие. Все съехались, а тебя нет.
— Погода задержала, Анна Петровна, — остановившись, также тихо ответил Терентий. — Туман да дожди стояли. А самолет все не летит да не летит…
— Вот какой ты стал важный! Самолеты за тобой летают. Не забывай этого, учись хорошо!
Терентию еще хотелось поговорить с учительницей, но она, легонько подтолкнув его в плечо, направила к парте.
Учительница выкликала каждого ученика по списку. Вызванные вставали за партой, бойко отвечая на ее вопросы. Анна Петровна всех знает, она занимается с ними второй год. Но ей хочется узнать, какими они стали за лето, как изменились, повзрослели.
— У нас сегодня подряд два моих урока, — говорит она, улыбаясь и живо обводя ребят своими большими глазами. — Будем писать сочинение. Тема сочинения вольная, — продолжает Анна Петровна. — Пишите о том, как вы провели лето. Лучше, если каждый из вас опишет самое интересное для него событие. Ведь были у вас такие?
— Были! — вразнобой ответили ребята. — Как не быть!
— Ну, вот и пишите. Кто охотился, кто ловил рыбу, кто пас оленей…
На лицах ребят появились мечтательные улыбки. О, об их крае можно написать так много, что не хватит всех тетрадей в классе!
— Надеюсь, что вы не сидели сложа руки все лето?
— Нет. Мы не сидели сложа руки, — за всех ответил Терентий и ближе пододвинул к себе развернутую тетрадь.
Однако на деле все оказалось много труднее, чем думалось вначале.
Ребята уже писали. В классе стало так тихо, что слышно было, как скрипят перья. Только Терентий в задумчивости смотрел на белые листы тетради и не знал, с чего начать. Об охоте? Какая же охота летом! На доброго зверя охотятся только зимой. Правда, Терентию пришлось помочь ремонтировать ловушки на горностая. Но разве это самое интересное? Нет, конечно. Не пришлось ему побывать и у рыбаков. Остались только олени. Но он пас их всего пять дней, пока болел постоянный пастух. Ну и пусть только пять дней! А разве это было неинтересно? Сколько пройдено с оленями по белым ягельникам, через густую тайгу, по горным рекам, по крутым каменистым склонам! Вот об этом он и напишет.
— Терентий Шапковин, почему ты не пишешь? — спросила учительница.
— Сейчас, сейчас! Я много думаю.
— Это хорошо! — успокоилась Анна Петровна. — Много думаешь — лучше напишешь.
Он торопливо обмакнул перо в чернила, но не донес его до белого листа бумаги и снова задумался.
«Самое ли интересное было на оленьем пастбище? А где ты был все лето, Терентий? — спросил он сам себя. — Чем ты занимался остальное время?»
На память пришел гербарий Насти: три золотистых колоска и желтая соломинка с коричневым узлом посередине. Мальчику представилось, что колоски, полные тяжеловесных зерен, ушли с белого листа бумаги.
И вот Терентий уже видит широкое поле. И тысячи колосков волнуются под тихим ветром. Чуть слышно шумят о солнце, о теплом лете и еще о чем-то, что трудно расслышать, понять. А там…
Мальчик решительно взмахнул пером. Надо было спешить: ребята уже написали по целой странице.