— Глистер? — выпучил глаза Линиус. Он попытался сесть, но упал обратно. На лице его выразилось беспокойство. — Ты хочешь сказать, что ты была в каменных сотах?..
Марис виновато отвернулась.
— Это всё этот ученик. Это его работа. — Глаза Линиуса сверкнули. — Я из его шкуры гетры сделаю! — Он с усилием поднялся на локти.
— Но это была моя идея, отец. Пожалуйста, успокойся, тебе вредно.
— А я-то думал, что могу ему доверять.
— Ты не слушаешь, отец. Это была моя идея. Я была в отчаянии. Я хотела узнать, что ты делал там. От чего ты пострадал. Я заставила Квинта отвести меня туда.
Линиус упал в постель, обессиленный. Лицо его посерело.
— А где этот маленький негодяй сейчас? Боится показаться на глаза?
— Он… он ещё внутри скалы, — призналась Марис.
Лицо Линиуса мгновенно изменилось. Он подался вперёд.
— Вы оставили его в скале? — сказал он тихим от ужаса голосом. — Квинт… единственный сын моего дорогого друга Шакала Ветров… один в этих ужасных каменных сотах? Но как? Если вы вместе пошли, почему вы не вернулись вместе?
— Я… я не могла идти. Бунгус нёс меня. Квинт был рядом. А потом исчез.
— Безрассудный юнец пустился на поиски Древней Лаборатории, — вмешался Бунгус.
Линиус был ошеломлён. Он схватил Марис за запястья:
— Вы знаете о Древней Лаборатории?
— Конечно знают, Линиус, друг мой. С чего бы иначе они бродили по каменному лабиринту, как ты думаешь?
— Но Квинт подвергается большой опасности! Он не должен входить в лабораторию. Он не должен даже открывать дверь!.. — Линиус закрыл лицо руками и начал раскачиваться взад и вперёд, — Что я наделал! Что я наделал!..
Бунгус подсел к нему и мягко, но настойчиво потянул руки Линиуса, отрывая их от его лица. Он посмотрел Линиусу прямо в глаза.
— Может быть, жалкий землевед сможет помочь старому другу, — сказал он. — Рассказывай, Линиус. Расскажи мне всё, — попросил он.
Глава пятнадцатая. Рассказ Линиуса
Линиус лежал в постели, повернувшись к окну. Снаружи доносились шумы просыпающегося города: скрип колёс и звон колоколов, разговоры, пение, карканье белых воронов, расправляющих крылья в лучах восходящего солнца. Линиус вздохнул, повернулся и уставился в потолок.
— Я начал с… такими добрыми помыслами, — пробормотал он. Его глаза затуманились. — Я столько хотел сделать для Санктафракса.
Бунгус наклонился вперёд и взял профессора за левую руку:
— Рассказывай, Линиус. Я слушаю.
Линиус повернул голову к своему старому учителю и протяжно вздохнул.
— О Бунгус, как будто только вчера ты делился со мной тайнами Большой Библиотеки. — Он слабо улыбнулся. — Ты показал мне так много. Но так мало я знал, к чему это приведёт…
Он закрыл глаза, на губах его играла та же слабая улыбка. Бунгус ободряюще сжал его руку. Линиус открыл глаза.
— Счастливое время. Но я был таким наивным тогда, Бунгус. Я считал, что Санктафракс — это место, где все знания — добрые знания, что долг каждого академика — приумножение этих знаний во имя всеобщего блага. — Его лицо поморщилось. — Небоведы! — сказал он. — Тогда я ещё ничего не знал о двуличности и предательских ударах в спину, о соперничестве и борьбе за тёплые местечки. Дымка против Дождя, Облако против Ветра. Великое Небо, что их иногда утихомиривало и объединяло, так это общая ненависть к землеведам. — Он стёр пот, выступивший от напряжения у него на лбу.
Марис повернулась к Бунгусу.
— Отец слишком устал, — запротестовала она. — Ему нужно отдохнуть.
Линиус сдержал её движением руки и мягко сказал:
— Все в порядке, Марис. Я сам хочу говорить об этом. Я хочу рассказать вам обоим о мечтах и надеждах моей молодости. И какие это были мечты и надежды! Я думал, что в качестве Высочайшего Академика смогу объединить воюющие лагеря академиков. Более того, — сказал он, глядя на Бунгуса широко раскрытыми серьёзными глазами, — я намеревался вернуть землеведов в Санктафракс. Раскол между землеведением и небоведением следовало устранить, снова открыть Большую Библиотеку. Мы не можем пренебрегать такой сокровищницей знания о Крае.
Обо всём этом я говорил, выступая перед собранием академиков со своей Тронной речью. Но эти ослы не слушали меня. Вернее, они слышали то, что хотели услышать. Даже когда я въехал во Дворец Теней — чтобы показать свою независимость от всех школ и оживить традиции, созданные древними учёными столетия назад, мои мотивы были истолкованы ложно.
Каждый раз, когда я пытался внести гармонию, я получал прямо противоположный результат. Мои надежды обращались в отчаяние. — Он помолчал и покачал головой. — Но я ни минуты не жалею о своём решении переехать во Дворец Теней. — Его лицо просветлело. — Если бы я этого не сделал, я бы не встретил Твизла, моего верного старого опекуна. А если бы я его не встретил…
Раздался негромкий стук в дверь, и её ручка слегка заскрипела, осторожно поворачиваемая снаружи.
— Не обращай внимания, — сказал Бунгус. — Продолжай.
Но прежде чем Высочайший Академик смог вымолвить хотя бы словечко, дверь с мягким щелчком распахнулась. На пороге стоял Твизл с прочно сжатым в клещевидных конечностях подносом. На подносе стояла тарелка с травяными вафлями, пустой стакан и кувшин с ярко-красным настоем.
— Я, кажется, слышал своё имя, — проскрипел старый паук.
— Да, Твизл, ты не ошибся, — улыбнулся Высочайший Академик. — Входи, входи. Я как раз собирался описать нашу первую встречу. — Он повернулся к остальным.
— Как старый хранитель Дворца Теней, Твизл знает каждый его уголок. Это он показал мне Кабинет Чёрного Дерева.
— Что показал? — удивилась Марис. — Я думала, что тоже знаю каждый уголок Дворца, но о таком не слышала.
Линиус посмотрел на Бунгуса:
— Думаю, что ты-то о нём слышал.
— Слышал, — подтвердил Бунгус. — Хотя до сих пор не был уверен, что это не легенда.
— О, нет, это реальность. Правда, Твизл?
— Реальность, — подтвердил Твизл. — Хозяин любит Дворец так же, как и я. За эти годы я успел ознакомить его со всеми потайными уголками. Но Кабинет Чёрного Дерева занимал его больше всего.
— Что в нём такого занимательного? — спросила Марис.
Веки Линиуса затрепетали и закрылись.
— Скажи ей, Бунгус, — попросил он. — Я чувствую себя немножко усталым. Меня немного лихорадит.
— Я как раз принёс то, что надо, хозяин. — Твизл подошёл с подносом к кровати. — Настой из фруктов и корней по специальному рецепту из Дремучих Лесов. Поставит вас на ноги моментально. — Он налил в стакан немного красной жидкости, которая зашипела и запенилась. — И немного вафель, чтобы подкрепиться.
— Ты очень заботлив, Твизл.
— Твизл заботлив, это верно, — сказал подошедший Бунгус и взял поднос у паука. — Но у меня есть нечто поэффективнее.
— Позвольте!.. — возмущённо вскинулся Твизл.
— О Бунгус, у тебя есть средства от всего в сумке на боку! — улыбнулся Линиус. — Но, боюсь, даже ты не сможешь помочь мне сейчас.
Бунгус ни на кого больше не обращал внимания. Он отставил в сторону поднос и начал колдовать со своей сумкой, всё время что-то бормоча под нос:
— Устал, лихорадит, переутомился… — Он вытащил флакон с жидкостью янтарного цвета, отсчитал двадцать четыре капли в маленькую бутылочку с чистой водой. — Септические раны на пальцах, повреждение щёк и уха… Оттенок кожи между галькой и пеплом… Блеск глаз… на двадцать… возможно, меньше…
Марис заметила, что с каждым своим наблюдением о состоянии отца Бунгус добавлял в жидкость щепотку порошка из разных мешочков, которые он доставал из сумки. Наконец он закупорил бутылочку, сильно взболтал содержимое и поднял, чтобы посмотреть на свету. Жидкость сверкала и искрилась так, будто там плавали не порошки травы и корней, а пыль чёрных алмазов.
Он подошёл к кровати:
— Выпей, Линиус.
Высочайший Академик закапризничал.
— Настой выглядел лучше, — сказал он.
— Настой, который жители Дремучих Лесов продают доверчивым академикам, без сомнения, безвреден, но и абсолютно бесполезен. А это… — он откупорил шипящую бутылочку и подал её Линиусу, — это тебя исцелит, Линиус, как телесно, так и духовно. Оно восстановит тебя как личность.
Линиус поднял бутылочку к губам и сделал крошечный глоток, готовый выплюнуть, если будет слишком противно. Но вкус был приятный, очень приятный. Довольная улыбка расплылась по его лицу, и он одним махом осушил бутылочку.
— Прекрасно, Бунгус. Знаешь, я уже чувствую, как это действует… — Он сидел, почёсывая ухо сквозь повязку. — Чешется…
— Значит, лечит, — сказал Бунгус. — И глаза стали яснее. Можешь продолжать свой рассказ?
— Мой рассказ… — вздохнул Линиус. — Мой рассказ. Я с трудом заставляю себя говорить, но я чувствую, что должен. — Он посмотрел на Марис. — Могу только надеяться, что моя дочь не станет относиться ко мне хуже, когда я закончу.
— Ты не можешь сказать ничего, что бы заставило меня любить тебя меньше, — серьёзно сказала Марис. — Я тебе обещаю. — Она улыбнулась. — Ты говорил о Кабинете Чёрного Дерева.
Линиус кивнул:
— О Марис, моя дорогая дочь, Кабинет Чёрного Дерева — одно из древнейших сокровищ Дворца. Старейших и таинственнейших. Твизл даже не упоминал о его существовании, пока не убедился, что может мне доверять. На его стенах в резьбе по дереву запечатлена история Санктафракса. И какая резьба! Подробнейшие резные картины со сложными узорами, в резных рамах.
— И абсолютный кошмар для поддержания чистоты, — пробормотал Твизл. Он оставил поднос и ушёл из комнаты. Уж он-то не мог тратить время на болтовню, у него была важная работа.
Его ухода никто не заметил.
— Это чудо, — увлечённо продолжал Линиус. — Изображение кажется почти живым. А какие истории оно рассказывает!
— Кабинет Чёрного Дерева хранит почти полную запись истории Санктафракса, со дня, в который древние академики закрепили парящую скалу Якорной Цепью; за века гармонии и науки, далее Великий Раскол, когда академики разделились на Школы Земли и Неба, и до Первых Чисток. И тут — стоп! Возможно, резчики, принадлежавшие к землеведам, тоже были выдворены из Санктафракса. — Он потряс головой. — Это такой позор!..
Снаружи ударил колокол в Большом Зале. Марис нервно вздрогнула. Квинт уже слишком долго остаётся один в каменных сотах.
— А Древняя Лаборатория? — вернула она отца к теме его рассказа. — Там было и о ней?
— Да, — сказал Линиус, и его лицо снова засияло. — Меняющееся лицо Санктафракса запечатлено в течение веков. Строительство зданий, Центрального Виадука, Сокровищницы… я имею в виду Большую Лабораторию, — поправился он, когда Бунгус еле слышно буркнул. — И сооружение Большого Западного Туннеля. Он вёл к Древней Лаборатории, вход в него был возможен лишь из небесной клетки.
Вообразите моё возбуждение, когда я наткнулся на утерянный научный центр, учреждённый когда-то утонченнейшими умами Санктафракса. Я едва мог дождаться момента, когда я сам увижу его. — Он нахмурился, — Но существовали проблемы. Из более поздних резных панелей следовало, что лабораторию покинули, а туннель, ведущий к ней, заблокирован. В более поздних резных картинах ни о Древней Лаборатории, ни о Большом Западном Туннеле не упоминалось. — Он виновато опустил глаза. — Мне надо было остановиться именно тогда. Но я не мог!
— Нет? — сказала Марис с упрёком в голосе.
Линиус с нежностью во взгляде посмотрел на неё:
— Да, я знаю, я забросил тебя. Прости. Я забросил все мои обязанности. Но я не мог иначе! Это было слишком увлекательно. Чем больше я узнавал, тем больше я должен был узнать. Я исследователь, — наверное, это за все мои грехи, понимаешь, Марис?
— Я. думаю, что да, — с колебанием в голосе ответила Марис.
— Я был великий открыватель, разгадывающий забытые секреты целого затерянного мира. Сначала прогресс был ничтожным. Древний шрифт был труден для понимания, и ещё труднее для перевода был архаический диалект. Приходилось много раз посещать Большую Библиотеку. — Он снова остановился. Марис заметила его благодарный взгляд, направленный на Бунгуса. — Я тебе столь многим обязан, Бунгус. Это ты показал мне старинные словари. Ты обучал меня основам Древнего Языка. И ты научил меня ориентироваться в фондах библиотеки, в её деревьях и ветвях. — Он потряс головой. — Если бы я только знал, что ты был там.
— Да. Пожалуй, стоило мне обнаружиться, — отозвался Бунгус. — Я бы смог вбить немножко здравого смысла в твою мудрую голову и подавил бы эту безрассудную затею в самом зародыше.
— Ничто уже не могло меня остановить. Я был одержим, я был заражён, Бунгус. Я был убеждён, что в Древней Лаборатории происходило нечто невероятное, и я должен был идти дальше, до тех пор пока не уясню для себя, что же именно там происходило. Наконец, в течение долгих недель, я выяснил всё, что можно было выяснить из найденных документов. Очередь была за практическими шагами.
— Но я думала, что лаборатория заблокирована, — сказала Марис.
— Она и была заблокирована. Но моё любопытство было безудержно. Я должен был увидеть сам. Так я впервые использовал клетку Нижнего Неба. — Он наклонился вперёд и понизил голос. — Я был предельно осторожен. Кроме трудностей маневрирования клеткой я должен был держать в тайне цель моих упражнений. В глазах моих коллег-академиков уже сам интерес Высочайшего Академика к Нижнему Небу был предосудителен. Но если бы они заподозрили, что я заинтересовался вопросами землеведения. — Он драматически замолчал и пристально посмотрел на Марис. — Моя жизнь не многого бы стоила.
Широко раскрыв глаза, Марис прислушивалась к каждому слову отца, описывавшего свой спуск в небесной клетке. В её памяти всплыли все ужасы, которые пришлось им пережить: обрыв цепи и стремительное падение сквозь холодный ночной воздух.
— Из-за того, что скала продолжает непрерывно расти, вход в туннель ушёл от траектории клетки, и мне пришлось потратить много усилий, чтобы достать до него. Но я ни разу даже не помыслил прекратить свои попытки. Наконец я намотал швартовочный конец на выступ скалы, закрепив клетку у входа в туннель.
Марис кивнула. В её воображении предстал Квинт, проделывающий то же самое.
— Когда я вошёл в туннель, мне повезло: пока скала росла, туннель разблокировался. Громадный камень, закрывавший проход, сдвинулся, и я смог протиснуться мимо него. Когда я сделал это, оставив на выступах клочья одежды, передо мною предстала дверь, которую я уже много раз видел на бумаге и на пергаменте, нарисованную чернилами и тушью и, конечно, вырезанную на священном чёрном дереве. Видеть её воочию было чем-то совершенно иным. — Он поколебался, подбирая слова. — Вход в Древнюю Лабораторию — и я, Линиус Паллитакс, Высочайший Академик Санктафракса, первый академик, увидевший её с тех пор, как она была запечатана много веков назад.
Ледяную дрожь ощутила Марис при этих словах. Она представляла, как он себя должен был чувствовать.
Я подошёл к большой рельефной двери, сердце отчаянно колотилось… — голос Линиуса стал тихим и почтительным, — потрогал её. Меня как будто ударило электрическим зарядом. Я вздрогнул всем телом, Волосы встали дыбом. Я знал, что нахожусь на грани потрясающего открытия. Как попасть внутрь?