И все же я обозначил в ней свои будущие предполагаемые шаги. Во-первых, разыскать Лешку и выяснить, почему он считает, что гибель кенгуру не случайна; во-вторых, расспросить о том же седовласого сотрудника слоновника (как это половчее сделать, я тогда еще не придумал); в-третьих, разыскать Димку и выведать у него, что он искал в помойном баке и откуда знает Валерку.
Последнее мне казалось наиболее быстро осуществимым, ведь учимся мы с ним в одной школе. Стало быть, я могу сделать это уже завтра. А потом — два выходных дня, я обязательно пойду в зоопарк встречаться со Светкой и уж поговорю с Лешкой и седовласым сотрудником. Кстати, надо узнать у Светки, кто это, и как его зовут, она ведь тоже к слоновнику приписана.
Итак, начать я решил с Кокошина.
Первая перемена у нас в школе короткая — всего-то пять минут дают роздыха. Дойдешь до того класса, где у тебя следующий урок, и уж музыка играет — все, конец перемены. Папа говорит, у них звонки были. Вторым уроком у нас была химия, и я получил «два», Дядя Химя пребывал в дурном настроении и лепил пары налево и направо. Настроение и у меня испортилось, поэтому Димку после второго урока я тоже не искал. Да еще надо было почитать биологию, чтобы не получить еще одну проклятую отметку. Так что я отправился на поиски Димки только после третьего урока, когда у нас перемена в целых двадцать пять минут, мы в это время обедаем. Правда, я в школе не ем. Димка наверняка тоже, я никогда его возле столовой не видел.
Я пошел к стенду с расписанием уроков и вычитал, что у седьмого «Б» класса, в котором учился Димка, четвертым уроком литература в триста шестом кабинете. Туда я и пошел.
Класс в кабинете присутствовал, но Димки не было. Тогда я все-таки сбегал в столовую — не было его и там. Пришлось опять возвращаться в триста шестой кабинет. Ну, нет там Димки! Что было делать?
Я поймал за шиворот пробегавшего мимо мелкого паренька из Димкиного класса.
— Чего? — начал было он отбиваться, да, увидев, с кем имеет дело, оставил попытки освободиться и замер в ожидании моих последующих действий.
— Димку Кокошина где найти? — спросил я, отпуская пленного.
— Кокона? Не знаю, — ответил мне паренек.
— А где он может быть?
— Да он вообще с начала года в школе только два раза был, — ошарашил меня паренек.
— То есть как — два раза? — удивился я. На такой подвиг мало кто у нас был способен.
— Правда, правда, — подтвердил приятель моего вынужденного собеседника, который весело улепетывал от него, пока я не поймал паренька за шкирку. — Он в школу давно не ходит.
— А куда ж он ходит? — не сдавался я.
— Не знаю, — сказали в один голос Димкины одноклассники, для убедительности пожимая плечами.
— Я его на холмах видел, — встрял в нашу беседу еще один, — он там на снегокате гоняет. Наверное, и сейчас там.
Холмы у нас обширные, и найти там кого-либо не так уж просто. Мне надо было уточнить место, где мог кататься Димка, чтобы поиски мои увенчались успехом, и еще один день не пропал даром. На мои расспросы пареньки сказали, что скорее всего прогульщика можно найти на самом большом насыпном холме, где проходила, так сказать, официальная трасса горнолыжников. Только не с той стороны, где эта трасса, а на другом склоне, который двумя уступами спускается в овраг почти к самому источнику.
Я прогуливать оставшиеся уроки не стал, одной двойки в день с меня было достаточно, тем более что Дядя Химя, изменив своим обычаям, проставил мне оценку не только в журнал, но и в дневник. Лишь на классный час я не пошел, а сразу же после звонка отправился на Крылатские холмы.
Это замечательное место, таких в Москве немного, и я рад, что здесь живу. Все Крылатское стоит над Москвой, недаром у него такое название. Район будто и правда имеет крылья. Выйдешь на край какого-нибудь высокого холма, и всю столицу видать. Прекрасная и очень даже величественная панорама перед тобой откроется.
По правую руку высится здание университета. Оно тоже стоит на возвышенности, и по вечерам, когда из сгустившейся тьмы светят огни окон и реклам, университет, как летучая гора или волшебный замок, зависает в воздухе. По левую руку, уже почти за огромным городом, пронзает небо и ночью и днем силуэт шпиля Останкинской башни. А между этой башней и университетом, за глубоким оврагом с изрезанными склонами и за голубыми лентами гребного канала и Москвы-реки, раскинулся весь город.
В хорошую погоду с Крылатских холмов среди скопища коробок домов хорошо видны все высотные здания Москвы, образующие кольцо. Горит золотом на солнце купол строящегося собора Христа Спасителя. Справа и слева через реку к центру города перекинулись мосты. Справа прямой, слева — в Строгино — горбатый.
Здесь красиво и в ясный солнечный день, и темной ночью, когда Москва загорается тысячами, нет, миллионами разноцветных огней. И тогда все высотные здания, подсвеченные снизу, становятся похожими на горящие айсберги. Яркими пятнами отражаясь в мутных ночных небесах, светятся арены стадионов. Даже церетелевский пик победы на месте бывшей Поклонной горы смотрится тогда неплохо, гораздо лучше, чем днем. А когда над Москвой салют, по всему небу распускаются букеты цветного огня.
На фоне этого величественного, а порой и мрачного городского пейзажа напоминанием о вечности и ушедших в прошлое исторических временах всегда близкая и покойная — наша церковь, оставшаяся Крылатскому в наследство от былого села Крылецкого.
Мама мне много рассказывала об этих местах.
Но сейчас мне было не до красот и не до событий прошлого, я собирался разыскать заядлого болельщика-прогульщика Димку Кокошина.
Я пошел туда, куда мне посоветовал Димкин одноклассник. Но уже издали увидел, что не только Димка, а вообще никто в этом месте с холма не катается. И все же я обошел в тот день все склоны нашего огромного оврага, разыскивая этого разгильдяя. Нигде его не было. Закончил я тем, что в конце концов вернулся к тому месту, с которого начал свои поиски. Теперь на том склоне кто-то уже катался, какие-то двое ребят, и как раз на снегокатах. Только когда я подошел к подножию холма, они находились на самой его макушке. Я решил подождать их внизу, ведь для того они туда и забрались, чтобы потом скатиться вниз на своих рыжих металлических скакунах «аргамаках».
Ребята заорали, загикали там, на вершине — это значило, что они начали свое головокружительное скольжение по склону. С этой стороны склон большого, насыпного на макушке, холма довольно крут и покрыт частыми кочками. Я смотрел, как ребята несутся вниз, прыгая с небольших кочек, как с трамплинов, вставая при этом на черных широких полозьях снегокатов и объезжая особенно крупные. Скорость у них была приличная, тормозами не пользовались, летели сломя голову. Я по достоинству оценил их мастерство, но, когда они были еще на середине пути, я уже понял, что Димки Кокошина среди них нет. А когда они слетели вниз, вихрем промчались мимо меня и остановились, лихо развернув снегокаты, я узнал тех самых двух пареньков, Димкиных одноклассников, с которыми уже разговаривал сегодня в школе. Я опять подошел к ним.
— Катаетесь? — спросил я только для того, чтобы начать разговор.
— Ага, — отозвался тот, которого я поймал на перемене за шкирку.
— А Димку не видали?
— Нет, — отозвались оба.
— Слушайте, мне он очень нужен, где бы он мог еще быть?
Пареньки молчали, лишь один из них пожал плечами. Потом все-таки сказал после минутной тишины:
— Может, дома?
— А живет он где? Я его адреса не знаю. Мне с ним поговорить надо, Андрей Васильевич просил, — пустился я на хитрость. Андрей Васильевич — это наш физкультурник, он же тренер по мини-футболу. То, что я и Димка хорошо играем в футбол, в школе все ребята знали, поэтому моя хитрость сработала. Ребята рассказали мне, где живет их одноклассник.
Оказалось, что Димка даже не из Крылатского. Его дом стоит по другую сторону Рублевки, то есть Рублевского шоссе. Стоило ли Димке записываться в нашу школу, до которой от его дома добираться порядочно, чтобы потом не ходить на уроки! Об этом я подумал уже на пути к дому прогульщика.
Этот дом я нашел быстро, он стоял почти напротив моего. Отыскав нужный мне подъезд, я вошел внутрь. Оказалось, что Димка живет на первом этаже. Я подошел к двери его квартиры, очень красиво и аккуратно обитой коричневым дерматином с пухлыми перетяжками. Однако ни дверь, ни ее обивка не могли полностью заглушить отголосков горячего спора или ссоры, прорывавшихся из квартиры на лестничную клетку. Я нажал кнопку звонка. Внутри ничуть не затихли, а даже кто-то заговорил еще громче, возбужденным голосом. И этот голос быстро нарастал по мере приближения человека к двери.
Открыл мне невысокий худой мужчина. Видимо, Димкин отец. Я еще очень удивился, какой у переростка Димки папаша мелковатый. При этом он оказался очень шустрым. Не успел я и рта раскрыть, как он уже сцапал меня одной рукой за грудки, оттолкнул назад и сам вышел на лестничную площадку, притворив за собой дверь. Я почувствовал, какая у этого щуплого на вид человека крепкая, сильная рука. Наверное, она вся был сплетена из жил.
— Так, тебе чего? — грубо осведомился мужчина.
— Мне Диму Кокошина, — ответил я.
— Диму Кокошина? — зловеще повторил за мной мой собеседник. — А зачем тебе Дима Кокошин?
— Я хотел его позвать на холмы со снегокатом, — и тут соврал я, но уже по-другому.
— Откуда ты его знаешь? — продолжал свой допрос Димкин родитель.
— Мы с ним в одной школе учимся.
— Так, а честно?
— Честно, в одной школе, вон у него спросите.
— А фамилия твоя как?
— Губин, — ответил я.
— Что-то я таких не знаю, — это было сказано с подозрительным прищуром.
— Так мы в разных классах учимся, — пояснил я. — Мы вместе на мини-футбол ходили.
Хватка на моей куртке немного ослабла. Мужчина немного помолчал, изучающе разглядывая мою физиономию, затем спросил:
— Ты знаешь, что Дима полгода в школу не ходит?
— Не-ет, — я постарался сделать удивленные глаза, — я его в школе не видел, но не знал, что он…
— В общем так, — перебили меня, — Дима сейчас никуда не пойдет, он будет учить уроки. И завтра никуда не пойдет. И вообще, чтобы я здесь никого не видел. Узнаю, что к нему ходите… — Родитель явно опять начал заводиться, но взял себя в руки и выпустил мою куртку. — Все. Давай отсюда.
Поговорить у меня с Димкой так и не получилось.
ГЛАВА IV У меня будет свой «Доктор Ватсон»
Моя мама думает, что чем меньше у человека свободного времени, тем он лучше, что ли? По крайней мере, нам с папой порой туго приходится. Только он приляжет на диван перед телевизором, задрав ноги на спинку кресла, сразу: «Влад, вынеси мусор», или еще того неожиданнее: «Влад, у нас холодильник перекосился». Папа, как только эту фразу услышит, аж застонет. И со мной то же самое. Мама твердо уверена: чем больше она надает мне заданий по дому, тем меньше у меня будет возможностей сбиться с пути истинного. Она так прямо и говорит, да не только говорит, но и делает. Вот и на следующий день, в субботу, мама с самого утра погнала меня в магазин. Это после того, как я уже погулял с Тамерланом и накормил все зверье в доме. Я пошел, конечно. Утро, считай, пропало, но я возлагал надежды на послеобеденное время. К трем часам дня я должен был подъехать в зоопарк к Светке. А уж тут мама мне препятствий не ставит. Она почему-то считает, что Светка оказывает на меня самое благотворное влияние. И слава Богу!
Но на встречу со Светкой я собирался к трем часам дня, а пока отправился в магазин. Ближайшие к нам гастрономы, если не считать всевозможных мелких частных магазинчиков, находятся: один в двух автобусных остановках по Рублевскому шоссе (его еще называют почему-то «Молодежным»), другой — через шоссе, на опушке за двумя блочными пятиэтажками, из тех, что зовутся хрущобами. В одной из этих пятиэтажек и жил Димка. Так что, направляясь в магазин за молоком, майонезом и ветчиной, я обязательно должен был миновать Димкин дом.
Пятиэтажки расположены на некотором расстоянии от Рублевского шоссе, между ними и Рублевкой уместились охраняемая автостоянка за металлическим забором, выкрашенным в зеленый и коричневый цвета. На нем еще регулярно аршинными буквами появляются всевозможные лозунги, обычно коммунистического содержания, видимо, в напоминание президенту, который тоже по Рублевке домой ездит. Возле угла этой автостоянки я повстречался с невысокой женщиной в дубленке и джинсах и узнал в ней Димкину мамашу. Она куда-то спешила и быстро прошла мимо. Впрочем, она меня и не знала в лицо, это я ее в школе видел. «Интересно, — подумалось мне, — может, Димка один дома остался». Тогда грех было упускать такой случай. Я прибавил шагу.
Тропинка в магазину проходит по опушке березового лесочка, мимо забора автостоянки и мимо Димкиного дома, с той стороны, куда выходят окна квартир. Но есть у нее и ответвление, которое тоже ведет к магазину, только уже между пятиэтажками, через двор, в который выходят подъезды. Туда-то я и свернул. Когда до подъезда, из которого прошлым днем меня так быстро выставили, дверь его отворилась, и на улицу выскочил сам недосягаемый прогульщик. Он выбежал и остановился, озираясь по сторонам. Разыскивал взглядом он явно не меня, потому что не обратил на мою личность никакого внимания, а, оглядевшись, быстро свернул налево и пошагал в направлении нужного мне магазина. Я хотел его сначала окликнуть, но раздумал и последовал за ним, сохраняя прежнюю дистанцию. Мне стало интересно, куда он пойдет.
Димка в магазин не заглянул, а проследовал дальше, теперь уже к лесу. И я увязался за ним следом. Прогульщик шел, сгорбившись и глядя в землю, как тогда, когда мы с ним встретились первый раз у зоопарка. Но ноги, несмотря на легкую хромоту, несли его довольно быстро. Видимо, Димка знал, куда идет. Мне приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать от него еще больше и не потерять из виду. Иногда он вдруг, неожиданно, как будто спохватившись или вспомнив о чем-то, резко останавливался и начинал оглядываться. Тогда я тоже останавливался, отворачивался или прятался за дерево, благо мы уже вошли в лес.
Димка шел к метро «Молодежная», я так подумал, когда он свернул на широкую тропу, ведущую через лесок к этой станции. И я не ошибся. Дойдя до «Молодежной», он вошел внутрь. Я выждал некоторое время, чтобы Димка прошел через турникеты, а затем тоже поспешил в метро.
Его фигуру я увидел уже внизу, около поезда, подходящего со стороны станции «Крылатское». Теперь я особенно не хотел упускать прогульщика и бегом помчался вниз по лестнице; эскалаторы на «Молодежной» работают только на подъем. Прежде чем двери поезда закрылись, мне удалось с ходу вскочить в вагон, соседний с тем, в который сел Димка. Потолкавшись среди пассажиров, я занял такую позицию, что мог видеть через два стекла Димкину спину, ссутулившуюся в торце вагона.
«Неужели же он опять в зоопарк намылился? — удивлялся про себя я. — Чего ему там нужно?» На любителя животных Димка похоже не был, но запускать собаку в вольер к кенгуру тоже не стал бы, в этом я был уверен на все сто. И я вовсе не подозревал его в какой-то причастности к гибели кенгуру, просто терялся в догадках о том, что делал Димка в зоопарке. Ведь копался же он в баках подле кенгурячьего вольера, и копался упорно. Зачем? Да еще на следующий день после трагедии. Я чувствовал: здесь скрывается какая-то тайна. В том же, что Димка на «Краснопресненскую» не к другу ездит, а именно в зоопарк, я также уверился после рассказа Светки о его изысканиях в мусорных баках. Наверное, и мне в интересах дела следовало заглянуть туда же, хоть это и неприятно.
Я так задумался, что чуть не прозевал Димку, когда он собрался сходить. Мне пришлось придержать двери руками, чтобы они меня не прихлопнули, так поздно я спохватился и рванулся к выходу. Оказалось, что мой загадочный приятель ехал вовсе не на «Краснопресненскую», а все на ту же «Багратионовскую».
«На оптовом рынке он тут, что ли, подрабатывает?» — строил я новые предположения, впрочем, вот-вот я должен был решить эту первую загадку.