Пожилому, как видно, очень хотелось поговорить на атомные темы. Но Сашуня разговаривать с ним больше не стал. Деловитой походкой подошел он к Витькиной койке и сказал вполголоса:
— Здравствуй, Кострикин. Учти, ты нас не знаешь. Мы практиканты, будем пробовать на тебе новый метод лечения.
— Так я вам и дался! — сказал Кострикин, слабо ориентируясь в обстановке.
— Чудик! Это либо выйдет, либо нет. А больно не будет! — сказал Юра.
— Видали мы таких! Не будет… Они тоже сначала говорили «не будет». А потом я, знаешь, как орал? Несмотря, что усыпляли.
— Да что ты с ним разговариваешь? Ты делай свое дело! — сказала Лена.
Сашуня тоже поторопил:
— Быстро! А то войдет кто-нибудь…
Осмотрев ногу Кострикина, Юра озабоченно покачал головой и громко спросил, обращаясь к Сашуне:
— Комбинация? Пунктуация? Операция?
— В данном случае, мне кажется, надо прибегнуть к тирьямпампации, — важно ответил Сашуня.
Юра, многозначительно кивнув, стал «гипнотизировать» ногу Кострикина.
— Ну, как? — спросил он, выждав для приличия две-три секунды.
— Что как? — не понял Кострикин.
— Попробуй, ногой пошевелить можешь?
— Сказал тоже! Пошевелить. Мне даже подумать об этом страшно. У меня, знаешь, какой перелом? Со смещением коленного сустава. У меня кость не туда растет. Мне еще месяца три в таком подвешенном виде тут болтаться. А потом снова учиться ходить, как маленькому. Я, может, из-за этого на второй год останусь!
— Здравствуй, Кострикин. Учти, ты нас не знаешь.
Чувствовалось, что Кострикин не столько даже был огорчен, сколько гордился своим замечательным переломом.
Юра подумал и еще раз «погипнотизировал» Витькину ногу.
Бинты и гипс исчезли. На «самолете» покоилась совершенно голая Витькина нога.
— Ну-ка, шевельни слегка. Не бойся! — приказал Юра Кострикину.
Кострикин пошевелил большим пальцем ноги,
— Не бойся! Не бойся! Смелее шевели!
Кострикин осторожно повертел ступней. — Вроде не больно, — удивился он.
Юра «погипнотизировал» ногу в третий раз.
«Самолет» медленно опустился на койку, бережно неся свой груз, и растворился в воздухе. Теперь прямо на одеяле лежала самая обыкновенная, нормальная, здоровая на вид нога.
— А ну-ка согни коленку, — приказал Юра.
Кострикин послушно согнул колено.
— Теперь встань!
Кострикин босиком стал на пол.
— Попрыгай!
Кострикин прыгнул, присел. Снова прыгнул.
— Не болит! — заорал он диким голосом, в бешеном темпе выделывая ногами чарльстон. — Совсем не болит!
— Ай да прахтиканты, — сказал пожилой сидячий больной, с интересом наблюдавший картину кострикинского исцеления. — И мне, что ли, попробовать полечиться атомом? Слышь, прахтикант, а вреда от вашего лечения не будет?
— Этот вопрос в настоящий момент изучается, — небрежно кинул Сашуня. Увидев, что его ответ произвел на собеседника крайне неблагоприятное впечатление, он быстро стал делать Юре знаки: давай закругляйся, мол, пора!
Юра беззвучно пошевелил губами.
Больничная пижама Кострикина исчезла. На смену ей явились обыкновенные брюки, рубашка, свитер, ботинки.
Подумав, Юра еще что-то пробормотал себе под нос.
И, как последний штрих, появился на Кострикине хирургический, хрустящий, накрахмаленный белый халат.
Теперь в палате оказалось четверо «практикантов» вместо трех. Деловитой походкой направились они к двери.
В 6-м «В» шел урок геометрии. Вела урок Олимпиада Васильевна — та самая пожилая учительница, которая на педсовете выражала недовольство по поводу чрезмерного мягкосердечия молоденькой Анны Петровны.
— О-о! Кострикин в классе? — удивилась Олимпиада Васильевна. — А мне говорили, что ты болен. Очень хорошо! А то бы ты у меня так и остался в этой четверти неаттестованным. Иди к доске!
Кострикин, тоскливо озираясь, как приговоренный к казни, пошел отвечать урок.
Он взял тряпку и медленно, со вкусом начал вытирать доску. Уже давно на черной, сверкающей влажным глянцем поверхности не было ни единого, даже крошечного мелового пятнышка, а Кострикин с диким рвением все тер и тер доску тряпкой, лишь бы оттянуть момент казни.
— Через точку пересечения диагоналей параллелограмма ABCD… — диктовала Олимпиада Васильевна. — Ну, что же ты? Записывай!
— Счас! — сказал Кострикин, бросая на доску последний придирчивый взгляд взыскательного художника.
— Параллелограмма ABCD… Перестань тереть доску! Ты скоро протрешь ее насквозь!.. Проведен отрезок MN. Точки М и N лежат на сторонах параллелограмма… Доказать, что AM равно CN…
Пока Олимпиада Васильевна, отвернувшись от класса, диктовала Кострикину задачу, класс жил своей жизнью.
Лена Пыльникова написала записку, сложила ее конвертиком и передала соседке, указывая на Юру Красикова.
Юра развернул записку, прочел: «Подумать только, если б не мы, Кострикин сейчас лежал бы и лежал с подвешенной ногой. Тебе приятно, что это мы его вылечили? Мне жутко приятно. Л. П.».
Юра прочел записку. Самодовольно улыбнулся. Написал ответ, сложил конвертиком, передал соседу, указывая на Лену.
После долгих мучений изобразив наконец на доске требуемую фигуру, Кострикин торжественно откашлялся.
— Готов? Ну что ж, мы тебя слушаем, Кострикин! — сказала Олимпиада Васильевна и постучала карандашом по столу. — Ну? Что же ты молчишь? — после ужасной для Кострикина паузы тоном ангельского терпения произнесла она.
— Олимпиада Васильевна! Вы, может, не знаете… Я позавчера с турника упал. Меня на «Скорой помощи» увезли. У меня перелом коленной чашечки…
Для убедительности Кострикин несколько раз согнул и разогнул больную ногу.
— Не ври хотя бы так нагло, Кострикин! — сказала Олимпиада Васильевна. — С переломом коленной чашечки ты бы не стоял тут перед нами.
— А меня Красиков вылечил. С помощью телепатии…
— Я была уверена, что без Красикова тут не обошлось! — сказала Олимпиада Васильевна. — Как бы то ни было, свойства параллелограмма ты обязан знать. Мы с вами сидим на этом материале уже больше месяца!
Кострикин молча глядел в пол, понимая, что никакие оправдания ему не помогут.
Пока у доски происходила эта драма, Юрина записка путешествовала по всему классу, с парты на парту, и дошла наконец до Лены. Лена развернула ее, прочла:
«Конечно, приятно! А ты как думала? Слыхала, что Олимпиада говорит? Если б не мы, он так бы и остался в этой четверти неаттестованным. Ю. К.».
— Ну что ж, Кострикин, — говорила тем временем Олимпиада Васильевна. — Ничего не поделаешь! Будет у тебя в этой четверти двойка! Садись!
Кострикин в растрепанных чувствах поплелся на свое место рядом с Красиковым.
— Все из-за тебя! — плюхнувшись на парту, яростно зашептал он Юре. — Лежал бы сейчас спокойненько с подвешенной ногой, научную фантастику читал!
— Ах ты!.. — Юра был потрясен человеческой неблагодарностью. — Если б не я, ты бы на второй год остался! Сам говорил!
— Я, может, еще и так останусь. Только тогда бы у меня уважительная причина была. А теперь что?
— Ты мне спасибо должен сказать, что я тебя вылечил!
— А тебя просили? Да? Не просили? Ну вот! И нечего было соваться!
Бурное объяснение это совершенно естественно и неизбежно завершилось бы дракой, если б в самый критический момент не отворилась дверь. На пороге застыл наш знакомый корреспондент.
— Я из газеты. У меня есть поползновение на некоторое время похитить одного из ваших учеников. Юру Красикова… По очень важному делу. Надеюсь, вы не станете возражать?
Смерив корреспондента ледяным взглядом, Олимпиада Васильевна ответила с преувеличенной серьезностью:
— Ну что вы, напротив! Я буду вам только признательна…
Корреспондент и Юра спускались по лестнице. Навстречу им шла Евгения Ивановна.
— Я задержу Юру буквально на одну секунду. Он вас догонит, — сказала она корреспонденту.
Всем своим видом как бы говоря: «О чем речь! Конечно, конечно!», — корреспондент прошел вперед.
— Ну что, Красиков? — зловеще сказала Евгения Ивановна, когда они с Юрой остались одни. — Допрыгался? Уже в редакциях знают про твои художества!
Юра, как полагается в таких случаях, молчал, тупо глядя в пол.
— Смотри! — многозначительно заключила разговор Евгения Ивановна. — Помни о чести школы! Лишнего не болтай! Прежде, чем что-нибудь сказать или сделать, семь раз подумай… Ты меня понял?
— Понял, — вздохнул Юра. Он уже не сомневался, что его ждут какие-то новые неприятности.
«Это редакция или что?!»
Корреспондент в замшевой куртке и Юра вошли в кабинет главного редактора газеты.
Сначала они попали в небольшой «предбанник», где за столом с несколькими разноцветными телефонами сидела красивая, важная секретарша.
— Редколлегия? — спросил корреспондент.
Секретарша кивнула.
— Меня вызывали?
— Два раза, — холодно ответила секретарша.
— Старик, ты пока посиди тут, — озабоченно сказал корреспондент Юре и быстро исчез в недрах редакторского кабинета.
За длинным столом, покрытым зеленым сукном, деловито восседали члены редколлегии. Во главе стола сидел маленький человек в очках. В зубах у него торчала сигара. Лицо его время от времени нервно подергивалось. Это и был главный редактор.
— Ей-богу, Сергей Сергеевич, у меня такое чувство, что ты нас всех разыгрываешь! — говорил один из членов редколлегии, не замечая входящего корреспондента.
— А-а, Игорь Васильевич! Наконец-то! — сказал корреспонденту главный. — Ну что это, прямо детский сад! Обсуждается ваш материал, а вы куда-то исчезли! Людмила Владимировна уже телефон оборвала…
Да, Михаил Андреевич, мы слушаем тебя, прости, пожалуйста…
— Да я, собственно, кончил, — сказал тот, кого назвали Михаилом Андреевичем. — Сегодня мы дадим этот бред про чудо-ребенка, завтра опять про летающие тарелочки, а там и до говорящих крокодилов докатимся!
— Вы еще и про Академию наук не забывайте, — поддержал его другой член редколлегии. — Если факты не подтвердятся, ой-ей-ей!.. Вообще лучше с учеными не связываться…
— А что вы скажете, Олег Николаич? Тоже против? — спросил главный.
— Я категорически против, Сергей Сергеич! Что он там совершил, этот чудо-ребенок, я все забываю? То ли воду в вино превратил, то ли вино — в воду? Да? Я правильно излагаю? Ну, товарищи! Это же какая-то религиозная чушь! Это же прямо из библии! Это будет лить воду на мельницу религиозных предрассудков! Об этом вы подумали, Игорь Васильич? — патетически обратился он к корреспонденту.
— Да не в библии даже дело, — отмахнулся Михаил Андреевич. — Просто чушь какая-то, вот и все!
— Других мнений нет? — спросил главный. — Ну что ж! Послушаем автора. Прошу вас, Игорь Васильич!
— Весь этот разговор и я предвидел, — спокойно сказал корреспондент. — И потому решил перед началом редколлегии съездить за мальчиком. Юра ждет в «предбаннике». Давайте позовем его, и тогда вы сможете сами во всем убедиться…
Главный нажал кнопку звонка. На пороге появилась секретарша.
— Пригласите мальчика, — распорядился главный.
Секретарша ввела Юру.
Он ничуть не был напуган. Держался вежливо, спокойно. С любопытством осмотрелся.
— Ну, старик! — бодро обратился к Юре корреспондент. — Давай для начала покажем им что-нибудь совсем простенькое! Пусть боржом исчезнет, а вместо него появится, ну, скажем, армянский коньяк «Три звездочки».
— Как это? — спросил Юра.
— Ну, я не знаю! Как ты это делаешь? Раз-два-три! Хоп — и готово!
— Я никак не делаю, — сказал Юра, изобразив на лице крайнюю степень тупости и непонимания.
— Ну, брось, брось, старик! А кто устроил переполох в кафе на Арбате?
— В каком кафе? Не знаю я никакого кафе! — забубнил Юра привычным тоном человека, которому уже не в первый раз приходится опровергать взводимую на него напраслину.
— А мебель? — наступал корреспондент. — Кто за три секунды переменил всю мебель в доме на Кировской?
— Какую мебель? Вы что? — удивился Юра и при этом так поглядел на корреспондента, что тот уже и сам начал опасаться, не пригрезилось ли ему все, что он описал в своем очерке.
— И мебель и библиотека, — бормотал он. — А кот? Этот гнусный кот, который всю руку мне исцарапал?! Вот царапина! — Окончательно растерявшийся корреспондент в доказательство стал тыкать свою руку прямо под нос то одному, то другому члену редколлегии.
— Вас кот исцарапал, а я при чем? — сказал Юра. — Эго и не мой кот вовсе, я этого кота сам первый раз в жизни увидел…
— Ну вот, пожалуйста! — злорадно произнес Михаил Андреевич. — Мальчик даже не понимает, о чем речь! Я сразу почувствовал, что гут какая-то липа!
— Послушайте, Игорь Васильевич, — сказал главный. — Может, вы мальчиков перепутали? Может, это не тот мальчик?
На корреспондента просто жалко было глядеть. А сердце у Юры Красикова было не каменное. Кроме того, Юре и самому хотелось утереть нос всем этим людям, не верящим в его сверхъестественные способности.
— Ну, старик, ну я прошу тебя! Ну сделай это для меня! А? — лебезил перед Юрой корреспондент.
И Юра не выдержал.
— Ладно, — сказал он. — Так и быть, попробую…
На столе, покрытом зеленым сукном, вместо бутылок боржома появились бутылки «Столичной», «Российской», пузатая бутылка коньяка «Камю». Члены редколлегии недоверчиво рассматривали все это великолепие, некоторые, наиболее решительные, наливали напитки в стаканы, недоверчиво нюхали, пробовали на язык.
— Это что? — говорил Юра, упоенный успехом. — Это пустяки! Хотите, я вам тут всю мебель переменю?
— Нет, мебель, пожалуй, не стоит, — задумчиво сказал главный.
Вошла секретарша, неся главному на подпись какие-то бумаги.
Он подписал одну, другую, третью. На четвертой бумаге взгляд его на мгновение задержался.
— А это что?
— Это о том, что завтра воскресник по уборке двора.
— А-а, — сказал главный. — Верно. Помню! — И собрался подписать бумагу.
— Подождите! — остановил его корреспондент. — Зачем воскресник? Юра в три секунды вам все уберет!
Совершенно замороченный главный механически сказал секретарше:
— Подождите, зачем воскресник? Юра…
Внезапно он умолк и вдруг заорал:
Все, в том числе и секретарша, подошли к окну и с интересом стали глядеть вниз.
— Довольно! К черту этот бред! Хватит морочить нам голову!
— Почему бред? — сказал Юра.
Он подошел к окну и поглядел вниз.
Из окна был виден внутренний двор типографии. Там валялись сваленные в беспорядке рулоны с бумагой, какие-то железные ржавые бочки, груды строительного мусора, оставшегося с незапамятных времен: изломанные доски, битый кирпич.
Все, в том числе и секретарша, тоже подошли к окну и с интересом стали глядеть вниз.
— Совсем все убрать или просто сложить поаккуратнее? — деловито спросил Юра.
— Рулоны сложить. А остальное куда хотите! — сказала секретарша.
РУЛОНЫ С БУМАГОЙ МГНОВЕННО ВЫСТРОИЛИСЬ В АККУРАТНУЮ ПИРАМИДУ У СТЕНЫ. ДОСКИ, ГОДНЫЕ ДЛЯ СТРОИТЕЛЬСТВА, ОБРАЗОВАЛИ КРАСИВЫЙ ШТАБЕЛЬ, В СЕКУНДУ ДВОР СТАЛ ЧИСТЫМ, ПРИБРАННЫМ, ДАЖЕ, ПОЖАЛУЙ, ЧЕРЕСЧУР ПУСТОВАТЫМ. ТОЛЬКО ПОСРЕДИ ДВОРА, СОБРАННЫЕ В КУЧУ, ЛЕЖАЛИ БОЧКИ, ОБЛОМКИ ДОСОК, ГРУДЫ БИТОГО КИРПИЧА И ПРОЧИЙ МУСОР.
Юра был в некотором затруднении. Он не мог решить, как ему лучше поступить с этим никому не нужным хламом.
Взгляд его скользил по соседним дворам. Один из этих дворов ему особенно понравился.