7
У Бертэна вид был не менее удрученный, чем у его собеседника. Чувствовалось, что он сообщает все это как бы против собственной воли, из симпатии к мадам Терэ, желая добра ее внукам.
Если бы это было не так, разве стал бы он повторять то, что считал ошибкой, даже клеветой?
— Понимаете, мсье Мишель… — сказал он. — Пероннэ после всего того, что перенес, не вполне в здравом уме. Я вполне допускаю, что вы без труда опровергнете его утверждения. Мне бы очень хотелось в это верить!
Мишель слабо улыбнулся, как улыбается человек, который, несмотря на всю тяжесть своего положения, благодарен тому, кто готов ему помочь.
— Но… что это за доказательства? — спросил он.
Бертэн пожал плечами.
— Увы, мой юный друг, — сказал он. — Мы с Пероннэ никогда не испытывали друг к другу особого расположения. Все это я знаю только по разговорам. Господин граф мне ничего не рассказывал, а мсье Ришара я сегодня еще не видел.
Мишель, погруженный в свои безрадостные мысли, не отвечал. Тогда шофер почти застенчиво добавил:
— Может быть, у вас есть какие-то догадки, что это могут быть за доказательства? Может быть, вы и ваш брат совершили какой-то проступок, какую-то ошибку, не знаю…
Мишель хотел было уже выложить все Бертэну и попросить у него совета. Однако страшное утомление, вызванное как перенесенным волнением, так и ранним подъемом, удержало его от этого.
«Зачем?.. — думал он. — Бертэн все равно мне ничем не поможет. Да еще передаст все Ришару… И если я потребую у Ришара объяснений, тот не будет застигнут врасплох… Лучше подождать более подходящего случая».
Бертэн ждал ответа. Мишель покачал головой.
— Не думаю, что дела обстоят именно так, — сказал он. — Спасибо, мсье Бертэн, за ваше участие. Мне пора идти. Я бы не хотел, чтобы граф застал меня в парке.
Бертэн поджал губы; вероятно, его любопытство не было удовлетворено. Он поспешил ответить:
— На мое молчание вы можете рассчитывать, мсье Мишель. Я бы не хотел добавлять вам лишних забот. Тем более что никто не спросит меня, видел ли я вас в парке и откуда вы шли. Так что мне и лгать-то не придется. До свидания, мсье Мишель! Если вы сочтете уместным обратиться ко мне за помощью, я всегда буду рад в меру своих скромных возможностей оказать содействие внукам мадам Терэ.
Бертэн с достоинством кивнул и удалился. Мишель вошел в с*ад, запер за собой калитку и вынул ключ из замка.
— Ну и история! — простонал он. — Ну и история!..
Однако в глубине его души, полной смятения, уже поднимала голову воля к борьбе. Нет, он не станет пассивным объектом вздорных, незаслуженных обвинений!
— Ну что ж, посмотрим, мсье Ришар де Маливер! — бормотал он, поднимаясь по ступенькам крыльца. — Придется вам дать кое-какие объяснения… и ответить за свои поступки!..
Воодушевленный этим своим решением, Мишель направился прямо в кухню.
«Волнения, видимо, способствуют аппетиту, — сказал он себе. — Пожалуй, не буду я ждать этого соню Даниеля и позавтракаю один…»
И он спокойно, стараясь забыть все, что произошло ночью и утром, принялся готовить себе какао.
* * *
Мишель доедал последний кусочек поджаренного хлеба, когда дверь в кухню открылась.
На пороге появилась Анриетта; лицо ее слегка осунулось от усталости.
Вы уже встали, Мишель? — сказала она. — Приятного аппетита.
Доброе утро, Анриетта. Я уже кончаю… и уступаю вам» место.
Нет-нет, сидите. Мне нужно сказать вам кое-что. Я сделала одно странное открытие…
«Еще одно?!» — чуть не воскликнул Мишель. Но набитый рот, а также вежливость заставили его промолчать. И он тут же поздравил себя с такой сдержанностью: ведь в противном случае ему пришлось бы много чего объяснять Анриетте. А она наверняка рассказала бы все Ришару. Мишелю бы не хотелось, чтобы Ришар был излишне осведомлен, прежде чем Мишель поставит перед ним кое-какие вопросы.
Какое открытие? — спросил он. — В связи с господином Иксом?
Вероятно, да…
Она, казалось, не спешила рассказать ему, что же она такое нашла. Не спешила и с завтраком, который она готовила на английский манер, как привыкла в коллеже. Когда Мишель убрал со стола посуду, она спросила:
— Вы могли бы пойти со мной?
Мишель согласился. Когда они вышли в гостиную, там как раз появился Даниель.
Лицо его было еще опухшим от сна, он двигался как лунатик.
— Бедняга! — воскликнул Мишель. — Ты, я вижу, поднялся ни свет ни заря, честное слово!..
— Добрый день, Анриетта, — пробормотал Даниель. — Вы что, все уже встали? Сколько сейчас времени?
Мишель расхохотался.
Половина седьмого. Ты еще никогда не вставал так рано!
Ты куда это? — поинтересовался Даниель.
Анриетта собирается нам кое-что показать… Пойдем с нами! Если ты в состоянии, конечно… Если нет, то лучше побереги себя, старина!
Даниель неуклюже ткнул брата кулаком в плечо. Тот снова расхохотался.
— Я иду, — сказал Даниель.
Анриетта привела их в свою комнату. Остановившись возле двери, девушка показала им на картины.
Все пять «шедевров» графини Гортензии висели на месте. Мальчики не поняли, что Анриетта имеет в виду.
Ничего не замечаете? — спросила она.
Ну, пожалуй что, — ответил Мишель, — предпоследняя висит чуть-чуть криво.
Верно, — подтвердил Даниель, — она слегка покосилась.
Именно. И к тому же она висит не на своем месте.
Ребята присмотрелись внимательнее. Они никогда не обращали особого внимания на эти картины. Их наивная техника, немного кричащие краски могли бы привлечь взгляд разве что очень снисходительного критика.
А где она раньше висела? — спросил Мишель, подходя ближе.
Она висела последней, — сообщила Анриетта.
Значит, кто-то их перевесил?
Думаю, да…
Мишель наморщил лоб, потом, помолчав, спросил:
— Простите, но это, может быть, важно: вы так думаете или уверены?
Анриетта ни секунды не колебалась.
Уверена, — сказала она. — Вы сами можете заметить, что пять картин составляют одну серию… в известном смысле.
Серию?.. Ну-ка, ну-ка… Это уже интересно, — пробормотал проснувшийся наконец Даниель.
Они подошли ближе и увидели, что картины действительно составляют последовательную серию символических сюжетов. На первой был изображен ребенок, играющий в лучах утреннего солнца; на второй — тот же ребенок, но он уже шел в школу; на третьей он обедал в кругу семьи, на четвертой — возвращался в школу; и, наконец, на пятой этот ребенок на фоне заходящего солнца получал похвальную грамоту… Сейчас закат оказался раньше возвращения в школу.
Значит, можно предположить, что господин Икс разглядывал эти картины?
Да, — согласилась Анриетта. — Или стену за ними… или их обратную сторону, что-то там отыскивая. Я читала историю про конверт, приклеенный на холст, на тыльную сторону.
Да… Я тоже что-то такое читал. А вы сами-то до сегодняшнего утра осматривали картины? — спросил Мишель.
Нет, конечно… У меня не было для этого никаких причин. К тому же горничная регулярно сметала с них пыль, и если бы там что-нибудь было, она мне наверняка бы сказала об этом.
Хм… допустим. Вы позволите, мы взглянем на них с обратной стороны?
Пожалуйста… Я вам помогу.
Они сняли картины и придирчиво осмотрели их. Для полной уверенности они даже вынули их из рам. Но в конце концов вынуждены были признать, что не обнаружили в этих «поделках», как они их называли, ничего, что могло бы заинтересовать господина Икс…
Значит, — сделал вывод Даниель, — дело тут не в картинах. Он снимал их по какой-то другой причине.
Ну-ну, — запротестовал Мишель. — Только без поспешных умозаключений! Скажем лучше так: мы пока не нашли в них ничего необычного… Но, может быть, ты и прав. Возможно, господин Икс снимал их, чтобы простукать стены?
Простукать стены? — ужаснулась Анриетта. — Зачем?
Наивность ее восклицания рассмешила Мишеля.
Если бы мы ответили на этот вопрос, — сказал он, — мы бы знали, кто такой господин Икс. Если ему известен какой-то секрет этого дома, значит, это кто-то из семьи Маливер или из тех, кто с ней связан.
Вы хотите сказать, кто-нибудь из прислуги?
Может быть… Или родственники графини Гортензии…
Анриетта потерла лоб, словно пытаясь избавиться от наваждения.
Господи! — произнесла она. — Как мне все это не нравится! Мне теперь точно будут сниться дурные сны… А мы не можем сами простукать стены? Если мы найдем то, что искал господин Икс, может, он оставит нас в покое?
Неплохая идея, — согласился Мишель. — Давайте простукаем!
Эй, послушайте! — запротестовал Даниель. — Я же еще не завтракал.
Иди завтракай, милый мой. Я начну без тебя, а ты придешь, как только поешь.
Я с вами, Даниель, — сказала Анриетта. — Хотя я еще не очень голодна…
Оставшись один, Мишель принялся за осмотр стен. Он простукивал их молоточком, пытаясь по разнице звука обнаружить пустоту или, может быть, встроенный в стену тайник под обоями.
— Кажется, я просто теряю время, — говорил он себе, медленно двигаясь вдоль стены.
Он не сделал и четверти того, что должен был сделать, когда вернулись Анриетта и Даниель. Втроем работа пошла быстрее.
— Все-таки один вывод уже напрашивается, — заметил Мишель. — Чтобы проникнуть в дом, ночной гость должен был быть уверен, что тут никого нет. Кроме f ого, для него это было связано с чем то очень важным: иначе он бы не стал совершать покушение на егеря и его собаку, рискуя их убить…
Вскоре Анриетте пришлось оставить мальчиков. В отсутствие Манизы она выполняла роль хозяйки дома, и ей нужно было подумать об обеде и сделать некоторые покупки.
Я думаю, Бертэн скоро подъедет, — сказала она. — Я попрошу его отвезти меня в город. Мне надо кое-что купить. У вас есть какие-нибудь пожелания?
Да, — засмеялся Мишель. — Привезите, пожалуй, волшебную палочку, чтобы искать сокровища.
Анриетта тоже рассмеялась; но вдруг стала очень серьезной. Поколебавшись, она заявила:
Я как раз думала ночью… не идет ли речь именно о сокровищах?.. Вы ведь знаете, никаких следов состояния тети Гортензии так и не было найдено. Все считают, она пожертвовала его на какие-то благотворительные цели… но это всего лишь предположение. Мало ли что могло прийти ей в голову под конец жизни!..
Вы думаете, она где-то спрятала эти деньги? — спросил Даниель.
Я ничего такого не думаю, — спокойно ответила девушка. — Меня это вообще не интересовало бы, если бы не странное любопытство господина Икса.
Если сокровище существует, мы найдем его! — заявил Мишель преувеличенно серьезно — слишком серьезно, чтобы его слова можно было принять всерьез.
Я мечтаю только об одном, — сказала Анриетта. — Чтобы в этот дом вернулись мир и покой.
Мы будем заботиться об этом, — пообещал Даниель.
Неусыпно! — ехидно добавил Мишель.
Но как только девушка покинула комнату, наигранная веселость Мишеля сразу исчезла.
— Слушай, Даниель. Я не хотел ничего говорить при Анриетте… Сегодня утром я узнал много всего в связи со вчерашней историей. Это совсем не забавно — наоборот! Представь, я побывал сегодня в охотничьем домике…
И Мишель подробно рассказал о своем утреннем походе, о том, что он обнаружил, и о своем разговоре с Бертэном.
— Черт побери! — воскликнул Даниель, выслушав брата. — Кажется, мы здорово влипли… И все из-за твоей страсти фотографировать ланей…
Можно сказать, ты попал в самое яблочко…
В этот момент в прихожей раздался звонок. Братья переглянулись и уныло пожали плечами.
— Кажется, начинается третья глава нашей истории, — заметил Мишель.
8
Ребята открыли входную дверь и попятились. На пороге стоял… граф Юбер де Маливер собственной персоной.
— Мсье граф! — взволнованно сказал Мишель.
— Мсье граф! — эхом повторил Даниель.
Граф с бесстрастным лицом смотрел на них.
Он был среднего роста, не выше ребят; несколько темных прядей пересекали круглую розовую лысину. Под мясистым длинноватым носом топорщились густые усы щеточкой.
Щеки графа были кирпично-красного цвета — этот цвет называют «типично британским». Такой цвет приобретает кожа под действием солнца и свежего воздуха, когда она не может уже загореть еще сильнее. Одет граф был в вельветовый охотничий костюм, единственным украшением которого были серебряные пуговицы, каждая из которых изображала какое-нибудь животное. Мишель заметил, что нижняя пуговица отсутствует. Вельветовые брюки были заправлены в бежевые гетры грубой вязки. В руках он держал тирольскую шляпу.
— Вы позволите? — спросил он холодно.
— Прошу, мсье граф, — ответил Мишель, который, как всегда в решающие моменты, обрел свое обычное хладнокровие. — Входите, пожалуйста. Мы с кузеном вас ждали.
Эти слова явно удивили графа. Нахмурившись, он прошел вслед за братьями в гостиную.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — произнес Мишель, указывая на кресло.
Но граф отрицательно покачал головой.
— Боюсь, мой визит к вам — вовсе не визит вежливости; я был бы вам благодарен, если бы вы избавили меня от проявления чрезмерной любезности, за которой, мне кажется, скрывается обыкновенная дерзость…
Граф явно был весьма доволен этой тирадой, произнесенной ледяным тоном.
— Стало быть, вы меня ждали… — продолжал он. — В таком случае мне остается лишь сообщить вам, что после событий вчерашней ночи мне представляется уместным передать дело в руки правосудия. Вы виновны по крайней мере во вторжении в личное владение… несмотря на соглашение, которое мы заключили с мадам Терэ. В частности, это соглашение касается калитки, соединяющей этот сад с моим парком.
Граф расправил плечи, поднял голову — и на какое-то мгновение стал похож на петуха, готовящегося звонко и громко прокукарекать. Мальчики даже слегка удивились, когда этого не произошло. Казалось, гость ждет ответа, чтобы отвергнуть его или использовать для контратаки.
Но они предпочитали молчать. Это была странная сцена: двое мальчиков и граф, стоящие посредине гостиной.
Кроме того, — снова заговорил граф, — в моем распоряжении есть два свидетельства вашего вторжения в мои владения. Две улики, которые вы попытались вчера забрать у моего егеря, но потерпели неудачу. Собака помешала вам залезть в карманы несчастной жертвы… Когда я думаю, что вы били чистопородную собаку по голове и по почкам, рискуя убить ее или навсегда оставить калекой!.. Пиррус — великолепное животное, с отличной родословной; он получил три медали на выставках.
Прошу меня извинить, мсье граф, — ответил Мишель изысканно-вежливо. — Вы располагаете двумя свидетельствами нашего пребывания… у вас, пусть будет так. Ни я, ни мой кузен не собираемся отрицать, что собирались фотографировать ланей, пришедших на водопой к пруду Рон-Рояль. Но располагаете ли вы доказательствами того, что мы напали на егеря Пероннэ?
Я думаю, правосудию будет достаточно показаний самого потерпевшего. Впрочем, это дело меня больше не интересует. Я лишь счел своим долгом предупредить вас, что от имени Пероннэ подаю на вас в суд.
Великолепно, мсье граф, — сказал Мишель. — Слыша такие чудовищные обвинения, мы желаем лишь одного: торжества правосудия. Нам не кажется, что мы совершили что-то предосудительное, пробыв несколько минут в заброшенном охотничьем домике. Я признаю, что мы были не сколько… бесцеремонны, и приношу вам свои извинения. Что же касается всего остального, предпочитаю подождать результатов расследования.
Граф набрал в грудь воздуха. Его лицо стало темно-вишневым.
— К сожалению, вынужден констатировать, — произнес он, слегка заикаясь от сдерживаемого гнева, — что вы отнюдь не сгораете от стыда. Вы беззастенчиво искажаете очевидные факты!.. Что ж, посмотрим, как вы будете объяснять свое поведение перед жандармами… Боюсь, они вряд ли будут так же терпеливы и снисходительны, как я. — Задыхаясь от возмущения, граф пытался немного успокоиться. — У вас, молодой человек, хорошо подвешен язык, — вновь заговорил он, обращаясь к Мишелю. — Может быть, вы сумеете мне объяснить одну вещь: она важна для меня. Вы здесь в первый раз; откуда вы узнали, что лани имеют привычку ходить на водопой к пруду Рон-Рояль?