Было даже странно, как такой невесомый мальчик, которого называют Одуванчиком, может шлёпаться на землю с таким шумом.
— Что, брат? — участливо спросил его физкультурник, когда мальчик совсем выдохся. — Тяжело? То-то. Это тебе не туда-сюда порхать. Ещё попробуешь?
Тимоша послушно ещё пару раз разбежался и снова грохнулся.
— Ну, хватит, — сказал физкультурник. — Устал? Вот то-то. Вот что значит отсутствие регулярных занятий. В спорте, брат, наскоком ничего не добьёшься. Значит, так: завтра в половине восьмого при любой погоде — сюда! Утренняя разминка. А после школы — на тренировку. Будем регулярно заниматься, и я тебе гарантирую: толк будет. И никаких болезней! Но только нужно заниматься делом, а не летать. Ну? Физкульт-привет!
Тимошина рука утонула в ладони физкультурника.
— «Мы — люди большого полёта! Крылатое племя людей…» — запел физкультурник, удаляясь спортивной походкой.
Мальчик печально посмотрел ему вслед и присел на лавочку отдышаться.
Глава тринадцатая
«Взвейтесь, соколы, орлами»
— Что-то здесь не то… — размышлял Тимоша, переводя дыхание. — Что-то не так! Он ведь учил меня прыгать, а мне же летать надо… Нет, не в том дело. Я же так ничего и не узнал про физические законы…
Надо сказать, что Тимоша, часто болея, смотрел по телевизору все передачи подряд, и конечно же «Очевидное — невероятное».
«Может, написать им письмо?» — думал Тимоша.
вспомнил он стихи, что звучали каждый раз в начале передачи и казались Тимоше такими же непонятными, как волшебные слова «крибле, крабле, бумс» или «крекс, пекс, фекс»…
После этих волшебных слов особенно интересно было слушать и смотреть фильмы о загадках природы, об открытиях и новых изобретениях, о которых говорил профессор Капица, ведущий передачу. «Вот он бы нашёл ответ, — думал мальчик. — Ещё бы, профессор Капица — физик».
И вдруг Тимоша понял.
— Физик! — закричал он. — Физик! А не физкультурник. Он про физические законы не знает. Прыжки — это же не физика, это — физкультура! Ах я лопух!
Страшный щелчок, будто электрический разряд, ударил мальчика в голову.
— Привет, лопух!
Тимоша обомлел. Перед ним стоял гроза малышей, наказание учителей, мучение участкового инспектора милиции четвероклассник Сашка Барабашкин, или попросту Барабан.
До чего же он был здоровенный! Издали его было можно принять даже за шестиклассника. Но стоило подойти поближе, увидеть его глупую ухмылку, услышать вечные «гы-гы», «ага» и «это», которыми он заменил весь великий и могучий русский язык, и возникало сомнение: да в самом ли деле он четвероклассник? Ему и в первый-то класс с такими мозгами рановато!
И вот эта ошибка природы надвинулась на Тимошу и закатила ему щелбана. Просто так, ни за что ни про что — для начала разговора.
Тимоша пытался вжаться в скамейку поглубже и в ожидании второго щелбана закрыл глаза.
— Гы! Гы! — засмеялся довольный Барабан. Он любил, когда его боялись.
Ещё он любил мороженое и конфеты. Он пожирал сласти в невероятных количествах, а поскольку денег ему не хватало, то он отнимал у первоклашек и второклассников пятаки и гривенники из тех денег, что им родители давали на завтраки и на кино. И те покорно отдавали, потому что у Барабана ручищи ого какие!.. А кулачищи… Лучше не вспоминать и не видеть!
Только один-единственный раз у Барабана вышла осечка. Когда нарвался он на крепкого Булкина. Булкин не зря занимался штангой и плаванием. Ни слова не говоря, двинул он Барабану натренированной рукою в глаз и тут же поднял такой крик, что отовсюду набежали родители, дружинники, милиция, даже пожарные приехали и заставили Барабашкина чуть не на коленях просить у Булкина прощения. С тех пор Барабан сам боялся Булкина. Стоило появиться старосте второго класса, как Барабан мгновенно испарялся, словно утренний туман перед лицом солнца.
Но сейчас на спортивной площадке не было ни Булкина, ни взрослых, и Барабан крепкими пальцами безжалостно исследовал Дунины карманы.
— Ага, — сказал он, убедившись, что, кроме засморканного комочка носового платка, в Дуниных карманах ничего нет.
«Вот сейчас бы взлететь! — думал Тимоша. — Умчаться подальше от этого ужасного Барабана. Как я хочу летать! Хочу летать!»
Но ничего похожего на ту мощную силу, что, словно океанская волна, вздымала и несла его сегодня утром, не возникало.
А крыльев не было и в помине.
За спиной у Тимоши была канава. Очень широкая канава. Здесь поперёк спортивной площадки строители прокладывали какие-то трубы.
Если бы собрать все силы и прыгнуть! Прыгнуть, как в начале занятий с физкультурником! Барабану такую канаву не одолеть. А ведь Тимоша всего полчаса назад прыгал, и легко прыгал, гораздо дальше!
Мальчик оглянулся, сделал шаг в сторону.
— Гы-гы, — засмеялся Барабан и огромной своей ручищей поймал конец Тимошиного шарфа. — Ага…
Тимоша заскрёб ногами, натянув шарф, словно поводок, но Барабан держал крепко! Не вырвешься.
Тут хлопнула дверь, и на балкон соседнего дома с гантелями в руках вышел Булкин.
«Вот оно, спасение!» — подумал Тимоша. Балкон был совсем рядом, на втором этаже, и Булкин не мог не видеть, что происходило на площадке.
Но вверх-вниз взлетали гантели, влево, вправо… И глаза Булкина почему-то всё время смотрели мимо Тимоши, мимо Барабана, словно их и не было.
— Ага! — засмеялся Барабан, не замечая Булкина и подтягивая Тимошу за концы шарфа поближе. — Ага!
Он ещё не придумал, что бы ему такое сделать с этим Дуней, и поэтому пока просто таскал его за шарф, играя, будто кошка с мышкой.
«Ну не кричать же «Помогите!» Стыдно… — сомневался Тимоша. — Но ведь могу я позвать товарища на помощь?! Булкин же мой товарищ! Он сильный, его Барабан боится… Он просто сейчас так занят своими гантелями, что ничего не видит вокруг!»
И Тимоша крикнул:
— Булкин! Булкин!
Барабан обеспокоенно закрутил головой и увидел Булкина. Тимошин вопль невозможно было не услышать. И нельзя было не глянуть вниз на площадку. И конечно, Булкин услышал! И глянул! И тут же скрылся в комнате!
«Сейчас он ка-ак выскочит! Вдвоём-то мы этому Барабану…» — надеялся Тимоша.
Но Булкин почему-то не выскакивал с боевым кличем из парадного, не бежал на выручку однокласснику.
«А… — догадался Тимоша. — Он, наверное, звонит по телефону в милицию… Ну зачем же… Мы бы и сами. Вдвоём-то!»
Возможно, эта же мысль пришла и в буйную голову Барабана. Он беспокойно озирался.
Но тут из раскрытой двери булкинского балкона грянул такой залихватский марш, что все воробьи, копошившиеся на газонах, тучей сорвались с места и помчались куда-то.
гремели бодрые голоса.
Под трубы и литавры марша Булкин вернулся на балкон, стал спиною к улице, чтобы ничто не отвлекало его от упражнений, и как ни в чём не бывало стал размахивать в такт музыке богатырскими гантелями.
«Предатель!» — оборвалось Тимошино сердце.
— Гы-гы! — засмеялся дубиноголовый Барабан. — Это!..
Он заботливо поправил на Дуне шарф и, отсчитав десять шагов, достал из кармана пластмассовую трубочку, промокашку и стал жевать ее, по-коровьи ворочая чугунной челюстью.
Тимоша был потрясён поведением Булкина и не сразу сообразил, что собирается делать Барабан. А тот тем временем не торопясь скатал шарик, прицелился и плюнул. Мокрый шарик пролетел у Тимошиного пылающего уха.
Он вздрогнул, невольно сжал кулаки.
— Э-э! — угрожающе сказал Барабан и показал кулак. Кулак этот даже издали выглядел тяжелее, чем булкинские гантели. Тимоша представил, как этим кулаком Барабан размахивается… Он даже зажмурился от страха!
Вторая пуля из мокрой промокашки пролетела мимо его головы.
«Ладно хоть, промокашкой, — подумал он. — Обидно, конечно, зато не больно! Да и что я могу? Барабан ведь вон какой здоровенный…»
И тут Тимоше показалось, что он видит фотографию дедушки-солдата. Того самого, который погиб на войне. На войне, где было, наверное, в сто раз страшнее и враг был посильнее какого-то Барабана…
Только на секунду мелькнуло перед Тимошей дедушкино лицо.
— Я же трус! Трус! — прошептал мальчик, сжимая кулаки, и покраснел от стыда так, словно его опустили в кипяток.
Третья промокашечная пуля угодила Дуне в лоб. И тогда он кинулся на обидчика.
Конечно, силы были не равны! Конечно, Дуня наткнулся на стопудовый кулак Барабана, как на стену. И упал! Но тут же поднялся и, закрыв глаза, молотя руками по воздуху, опять ринулся на врага.
Громкий вопль заставил его остановиться. Малыш на велосипеде, убегая от бабушки, заехал на спортплощадку. Он быстро сообразил, что тут неладно, и поднял тревогу. От детской площадки, размахивая вязанием, зонтиками и газетами, ринулись бабушки.
«Взвейтесь, соколы, орлами!» — гремел с булкинского балкона марш.
И под его воинственную музыку, выдвинув вперёд коляски с орущими внуками, развёрнутой боевой цепью наступали бабушки.
— Ах ты негодяй! Мы тебе покажем, как маленьких обижать! — доносились их крики.
Хоть и тугие мозги были у Барабана, но тут он сообразил быстро, на чей счёт эти слова и чем для него эта атака закончится.
Втянув голову в плечи, он рванул по гаревой дорожке не хуже чемпиона Олимпийских игр… И всё же перепало ему по могучей спине зонтиком, а пониже — вязальной спицей!
— Ах бедная девочка! — запричитали старушки над освобождённым Тимошей. — Что же ты нас раньше не позвала?
— Я мальчик, — сгорая от стыда, прошептал Тимоша. — Просто… Просто я слабак!
И две горячих слезы нечаянно выкатились из Тимошиных глаз.
Ни на кого не глядя, он прошёл между оторопевшими старушками, мимо колясок с младенцами и зашагал куда глаза глядят.
— На Булкина надеялся! Помощи ждал, — шептал Тимоша. — Трус… Трус и всё! Старушки спасли!.. Как девчонку, как маленького!..
Глава четырнадцатая
Разговор
Он шёл долго. Какие-то улицы, незнакомые дома проплывали мимо него. А он всё шагал и шагал.
«Всё это потому, что я Барабана боялся! Если бы не боялся, ни за что он бы меня не победил! Но я трус… А ещё дурак! — казнил себя Тимоша. — Физику с физкультурой спутал!»
Но самая страшная мысль была о том, что никогда, никогда он больше не взлетит туда, где синева, простор и облака.
— Неужели никогда? — повторял мальчик.
Незаметно он оказался в огромном парке, и большие деревья обступили его со всех сторон… В парке было сумрачно, на аллеях ни души.
«Ну вот, — подумал Тимоша. — Ещё, кажется, и заблудился! Всё один к одному!»
Он никогда не уходил так далеко от дома.
«Наверно, уже поздно! Дома волнуются!» — думал он.
Но в какой стороне его дом, куда идти, он не знал, а спросить было некого.
Сумерки сгустились из-за надвинувшихся низких серых туч. Закрапало.
«Теперь совсем расхвораюсь», — подумал Тимоша обречённо, бредя по тёмной аллее. Ветер вертел и гнал осенние листья.
«Как же я отсюда выберусь?»
Странное оцепенение, равнодушие охватило его. Ему захотелось лечь на кучу жёлтых листьев, лежать неподвижно и ни о чём не думать.
— Надо идти, — шептал он себе. — Ничего, куда-нибудь да выйду, нужно только идти всё время вперёд.
Далеко между стволами деревьев мелькнул просвет, и мальчик повернул в ту сторону.
Аллея закончилась. Впереди на площадке между вздыбленными глыбами горел огонь.
Языки пламени высвечивали золотые буквы на полированных огромных каменных плитах.
Мальчик протянул руки к огню. Огонь трепетал на ветру, будто шёлковый.
— Здравствуй, — услышал Тимоша. Ему показалось, что это прошелестело из огня.
— Здравствуйте! — ответил мальчик. Он нисколько не испугался, потому что голос был добрым и каким-то удивительно знакомым, точно Тимоша его уже много раз слышал. — А вы где? Кто вы?
— Я твой дедушка.
— Мой дедушка погиб на войне, — вздохнул Тимоша. — Обещал вернуться и не вернулся…
— Раз солдат обещал, он своё обещание выполнит! Это точно… — сказал голос. — И я тоже вернулся. Только уходил живым, а вернулся… Вечным огнём. Памятником…
И тут Тимоша сообразил, где находится. Ведь здесь, в центре города, у Вечного огня, Тимошу принимали в октябрята! Рядом с этими гранитными глыбами тогда он показался себе чуть больше муравья.
— Да ты не сомневайся… Я действительно твой дедушка. Вон, прочитай.
Огненный блик высветил среди других фамилий одну.
— Наша! Наша фамилия.
— А имя читай…
— Ти-мо-фей.
— Да… Тебя ведь в мою честь назвали. Ну что, поверил теперь?
— А разве памятники разговаривают? — усомнился мальчик.
— Памятники кричат. Только нам о пустяках говорить не положено. А у тебя, мне кажется, что-то стряслось. Верно, милый?
— Откуда вы знаете? — прошептал мальчик.
И он почувствовал, что глаза у него защипало.
— Ну-ну! — сказал голос — Полно горевать-то. Давай поговорим. Сюда многие с бедой приходят. Помогает.
— Я не могу, — вздохнул мальчик. — Я же вас не вижу.
— А ты меня вспомни! Вспомни. Я ведь в памяти твоей живу… Пока ты меня помнишь, я и жив.
Тимоша глянул в огонь и увидел, что там, по ту сторону огня, возникла знакомая фигура в ватнике, солдатских ботинках, в старой ушанке и широких штанах… Совсем как на фотографии над Тимошиной кроватью.
— Не горюй только, — сказал солдат Тимоше. — Справимся с твоей бедой. Как думаешь? Главное — не унывать.
— Да я ничего… — ответил мальчик. — Знаешь, я… летал… и…
— Ну, так это у тебя наследственное. — В голосе солдата прозвучала даже гордость. — Я тоже летал.
— Ты не думай, я без мотора…
— И я без мотора. Какие моторы — сорок первый год! Враги знаешь как напирали! — вздохнул солдат, присаживаясь к огню. — Земля стонала, а вода горела. Меня тогда контузило. Крепко контузило! Я слух потерял. Вдруг слышу: с того берега реки, где наши оставались, меня раненые зовут. Кто шёпотом, а кто и совсем молча: «Санитара! Санитара…» Ну я к ним и полетел!
— Значит… у тебя крылья выросли?.. Крылья?
— Выходит, что так, — пожал плечами солдат. — Наверно.
— Но ведь этого не может быть! — закричал Тимоша. — Люди по законам физики летать не могут… И крыльев у них нет…
— Да я вроде — по законам-то физики, контуженный, да в грохоте, да под бомбёжкой — никак не мог услыхать наших ребят. Никак не мог, а ведь услыхал?
— Да как же это может быть?.. Один раз на салюте рядом со мной пушка как выстрелила! Так я сразу оглох! И ничего не слышал.
— И я, внучек, ничего не слышал. Я почувствовал. Сердцем услышал. У сердца свои законы!
— Они что, не открытые ещё?
— Как не открыты! Сколько люди на земле живут, столько и открытий. Каждый человек их для себя сам открыть должен.
— А если не откроет? — спросил Тимоша.
— Плохо его дело! — сказал солдат. — Не открыл, не постарался, не послушал своего сердца, — стало быть, зря на свете жизнь прожил! Такого человека узнать легко: его все сторонятся. Говорят, сердце у него слепое. Бескрылое! Всем с ним беда, и самому ему плохо.
— Да нету у человека никаких крыльев, — сказал Тимоша.
— Это почему же ты так решил? — удивился дед.
— Их же никто не видит!
— Ну! — улыбнулся солдат. — Это ещё не всё! Ты же чувствуешь, — значит, они есть. Я, например, реку-то перелетел — на крыльях! Больше никакой возможности не было. А ты говоришь — нету.