— Неужели сами мастерили? — удивилась Нина.
— Конечно. Я вообще мастерить люблю. Даже сапоги шить умею. Цирковой костюм тоже умею шить. Не фрак, конечно. Трусы, рубашка. Меня дядька всему научил. Он иногда, когда с деньгами совсем плохо получается, сапоги шьет. Портняжит. Подрабатывает. А я помогай, конечно.
— Неужели вам подрабатывать приходится? Такие артисты знаменитые! — присвистнул Борька.
— Я ещё не такой знаменитый. Дядя Проня знаменитый. Очень. Вонави знают все артисты России. А подрабатывать приходится.
— Все его знают или только циркачи?
— Никогда так не говори, слышишь? Мы очень обижаемся, когда нас называют циркачи. Это нехороший кличка. Так нас при царе называть можно был. Сейчас не надо. Надо артисты цирка. Или просто цирковые. Дядька знаешь мастер какой? И акробат, и жонглер, и борольщик.
— Что такое борольщик?
— Так борцов в цирке называют. Борольщик, или артист борьбы. Он и на концертино, и на гитара играет, и может любой зверь дрессировать.
— Он тебе родной дядя? — спросила Нина.
— Зачем — родной? Дядьками в цирке называют старших мастеров. Тех, кого очень уважают. А мне Вонави не родной! Только лучше всякий родной… Он нашел меня в Тбилиси. Я работал у один нищий. Богатый такой нищий попался. Я милостыню собирал вместе с ним. Он много денег на мне нажил. Показывал меня…
— Показывал? Как показывал? — удивился Борька.
— Да так… — замялся Сандро, — чепуха. Он себе фруктовый сад купил, а я чуть с голоду не подыхал. Так ему надо был. Хотел, чтобы я худым оставался, чтобы меня жалели побольше… Бил меня крепко, когда пьяный напивался. А трезвый — не трогал. Никогда. Бил он меня раз… Вонави проходил мимо. Увидел, как мне попадает, выхватил меня у хозяин, а его поднял кверху за шиворот одной левой… Здоровый нищий был, а он его одной левой… Смешно, да?
Но Борьке и Нине не было смешно.
— «Чего, говорит, хочешь, гад? Под суд за пацан идти или один раз в скулу получить?» — «Лучше в скулу давай», — выбрал нищий. Вонави легонечко так его ударил, нищий упал, за челюсть держится… С тех пор Вонави возить меня с собой по циркам и балаганам стал. Номер мне придумал. Я уже полжизни артистом работаю. С семи лет. Вот он человек какой, дядя Проня…
— А он итальянец? — спросила Нина.
— Какой итальянец? Русский.
— А фамилия почему такая?
— Надо, — нахмурился Сандро. — Так в частном цирке принято. Хозяин любит русский артист выдавать за иностранный. Мне тоже фамилий переделали.
— А как его настоящая фамилия?
— Кто знает? Он и сам забыл. Вонави и Вонави…
— А что у тебя за номер? Ты гипнотизер? — поинтересовался Борька.
— Зачем гипнотизер!
— А кто?
— Придешь в цирк — увидишь!
В раскрытую дверь с виноватым видом вошел зверек и, высоко подпрыгнув, снова очутился на груди Сандро и немного сбил одеяло. Сандро тут же схватил зубами край одеяла и натянул его до подбородка.
— Вот дурной! — пробормотал он. Потом с досадой сказал Нине: — Спугнули вы крыс!
— Значит, всё? — упавшим голосом спросил Борька. — Идти нам?
— Кто гонит? Сиди, если нравится… Ребята заулыбались.
— Тебя можно и Сандро и Шурой звать? — спросила Нина.
— Как хочешь можно. И Сандро, и Шурой, и Шуркой, и Саней, и Аликом, и Шуриком, и Сашей, и Александром Григорьевичем даже! — рассмеялся Сандро. — А вас как зовут?
Ребята представились.
— А что за зверек твой Минька? — спросил Борька.
— Фараонова мышь, нимс, ищейка, мангуст. Он сам названий не знает. Ему это ни к чему. Он только Минька понимает!
Минька пошевелил усами и посмотрел на хозяина. Сандро засмеялся.
— Он умный очень, ласковый, хитрый, смелый. Самых ядовитых змей победит всегда. Видели, какой у него мех? Ни один змея не прокусит. А он ещё нарочно валяется в иле, потом шкурка свой сушит. Тогда совсем панцирь получается. А морду от змеиный укус прикрывает хвостом. Так что не ухватить Миньку.
— А его ещё Рикки-Тикки-Тави зовут, — сказала Нина. — Про него написал книжку писатель Киплинг.
— Киплинг? Не попадался мне такой книжка.
— У нас дома есть. Я её тебе в школу принесу. Как только поправишься. Ладно?
— Ладно…
Ребята переглянулись: «Победа! Придет!»
— А правду говорят, что мангуст может одолеть крокодила? — спросила Нина. — Я так слышала. Крокодил отдыхает после еды. Пасть у него широко раскрыта. Мангуст прыгает в неё, прогрызает горло, потом разрывает сердце и наружу выбирается через брюхо?
— Насчет крокодил ничего точно сказать не могу. Про змей знаю.
— Он у тебя дрессированный? — спросил Борька.
— Умеет кое-что! Алле, Минька!
Мангуст тут же соскочил на пол и перекувырнулся через голову. Ребята засмеялись и зааплодировали. Минька встал на задние лапы, важно прошелся по комнате, вернулся к кровати, присел, свистнул и замотал головой, требуя награды.
— Можно его угостить? — попросила Нина.
— Яйцо ему дайте! — разрешил Сандро и строго приказал Миньке: — Есть будешь только в клетке!
Борька положил яйцо в клетку. Минька тут же схватил его передними лапами и бросил между задними о фанерную стенку клетки. Яйцо разбилось. Минька зло захрюкал. Быстро съел яйцо, выскочил из клетки и, усевшись перед кроватью Сандро, снова начал «служить».
— Кусок сахар в столе возьми, — приказал Сандро Борьке, — положи ему на нос. Пока я не разрешу, он не съест.
Борька положил сахар на самый кончик Минькиного носа.
— Считаю до трех! — обратился к мангусту Сандро. Зверек нетерпеливо взвизгнул и скосил глаза на столь близкое и недосягаемое лакомство.
— Раз!
Зверек глубоко вздохнул.
— Два!
Минька затрясся от нетерпения и снова тихонько взвизгнул.
— Три!
Зверек замер.
— Ап!
Мангуст мотнул мордочкой, подбросил сахар высоко вверх, поймал с лету и энергично заработал челюстями.
— А теперь покажи, как умеешь прыгать! — приказал Сандро.
Минька стал прыгать как угорелый. Ему, видно, очень хотелось угодить хозяину и гостям. Он сперва носился по полу, потом вскочил на табуретку, оттуда на стол. Повизгивая от восторга, Минька схватил перчатки и стал их теребить и расшвыривать во все стороны.
— Не смей, Минька! Не смей! — приказал, захлебываясь от смеха, Сандро.
Но Минька не хотел слушаться. Он рычал, подпрыгивал вверх, отлетал назад, прижимался брюшком к полу и в ярости бросался на перчатки.
— Нельзя! Нельзя! — кричали все. Но Минька не хотел слушать.
— Плетку ему покажите! — крикнул Сандро.
Как только Нина поднесла плетку к мордочке Миньки, он соскочил со стола и, виновато пофыркивая, побежал в клетку и зарылся головой в солому. Борька и Нина начали подбирать с пола разбросанные перчатки.
— Зачем тебе перчаток столько? — удивилась Нина.
— Белые для фрак надо.
— А телесные?
Сандро смутился и буркнул:
— Нужно…
— Ты где постоянно живешь? — спросил Борька.
— Где же ты видел, чтобы у цирковых была постоянная квартира? — улыбнулся Сандро. — Нет таких артистов.
— А кто нарисовал эту картинку с борольщиками?
— Не картинку, а рекламу, — поправил Сандро. — Я нарисовал. А что, плохо, да? Не похож дядя Проня получился?
— Наоборот. Очень похож.
— Кто тебя рисовать научил?
— Никто. Сам. А сейчас жалко, пропадает плакат. Директор заказал, а теперь платить не хочет. Понятно, да?
— А почему? — спросил Борька.
— Плакат стал не нужен. Распался в нашем цирке чемпионат. Лучшие борольщики перешли в госцирк. Только дядя Проня да Глеб Андреевич остались.
— Чего же они теперь делают, если борьбы в цирке уже нет?
— Вонави стал бороться с удавом. Идет в программе аттракционом. Удалось директору удав раздобыть в один частный зверинец. Уговорил Вонави бороться. А Вонави что? Он смелый.
Нина снова посмотрела на афишу.
— А борец в маске что делает?
— Глеб Андреевич-то? Работает. Замещает директор. Родственник ему приходится. Помогает ему в иллюзионном номере. За реклама следит. За паноптикум. Ремонт маленький делает. Он на все руки мастер. А как рисует, ты бы посмотрел! Как лепит! Куда мне!
Нина спросила очень серьезно:
— А почему ты в частном цирке работаешь? Почему, как и борцы, в государственный цирк не перешел?
Сандро помрачнел:
— Сложный дело. Кругляков Глеб Андреевич правый рука директора. Никуда не уйдет. Вонави тоже: он много денег хозяину задолжал. Удав хочет выкупить. А удав знаешь сколько стоит? И я, конечно, без Вонави никуда не пойду. Где Вонави — там я! Артисты другие тоже вряд ли уйдут: хозяин всех очень запугал. Понятно, да? Говорит: в ЦУГЦ плохо будет. Свободы никакой нет. Посылают не туда, куда сам хочешь. По плану. Чиновники, говорит, управляют цирками, а не артисты.
— Я бы никогда у частника работать не стала. Ушла бы! — сказала Нина.
— Ишь какой смелый! — рассмеялся Сандро. — А из-за крыс визжала!
— Сам бы небось завизжал, если бы таких здоровых увидел!
— «Завизжал»! Тоже сказала. Я даже хохочу, даю честный слово!
— А почему этот боролыцик в маске борется? — спросил Борька.
Сандро не успел ответить. С Минькой стало твориться что-то невообразимое. Он стрелой выскочил из клетки, остановился посреди комнаты, принюхался, засопел, завертел носом во все стороны, ощетинился и стал вдвое больше. Потом бросился к двери и отчаянно зацарапался в неё.
— Наконец-то почувствовал! Крысы выскочили! Откройте скорее дверь! — обрадовался Сандро.
Нина открыла дверь и выглянула в коридор.
— Назад, девочка, назад! — крикнул из конца коридора дядя Проня.
Нина отступила в комнату. А Минька злобно зафыркал и выскользнул за дверь.
— На место, Минька! На место! — приказал великан. Но Минька и не думал слушаться. Он совершенно взбесился.
— Убери ты его, Василек! — попросил кого-то великан.
В коридоре поднялась возня. В комнату, крепко прижимая к груди возбужденного Миньку, вбежал Василии Тихонович. Мангуст извивался, злобно сопел, пытался вырваться. Василий Тихонович еле доволок его до клетки. Рванувшись, Минька укусил лилипута за палец, тот вскрикнул и выпустил его. Мангуст грохнулся на спину, перевернулся, вскочил и молнией метнулся в коридор. Василий Тихонович — за ним.
— Плетка, плетка возьми! — крикнул Сандро Борьке. Схватив плетку, Борька и Нина бросились на помощь.
В конце коридора копошились люди, пытаясь протолкнуть через дверь тяжелый ящик.
Минька путался под ногами и, дрожа от гнева, высоко подпрыгивал, пытаясь ухватить зубами ящик. Увидев плетку, он прижался к стене.
— Минька, на место! — гаркнул дядя Проня. Борька потряс плеткой у Минькиного носа. Мангуст убежал в комнату, Василий Тихонович и ребята — за ним.
— Минька, на место! В клетку! — сердито закричал с постели Сандро.
Зверек съежился и проскользнул в клетку. Борька поспешно задвинул засов.
— Что случилось? — спросил встревоженный Сандро.
— Не говори, Шурка, беда! — ответил запыхавшийся Василий Тихонович. — Удав поранился. Операцию будут делать.
— Здесь?
— В цирке опасно. Чего доброго, директор увидит. Или Глеб Андреевич.
На пороге, сгибаясь под тяжестью ящика, появились четверо: великан, дядя Донат с партнерами. Они опустили ящик на пол. Из него донесся приглушенный стук и шипение. Минька снова начал бесноваться в своей клетке.
— Тихо ты! — прикрикнул великан и ударил по решетке.
Василий Тихонович внес из коридора длинную палку с рогатиной на конце.
— Стол в сторону! Ящик на его место! — командовал дядя Проня.
Заметив сверток с завтраком, он укоризненно покачал головой и недовольно сказал Сандро:
— Так и не ел ничего весь день? Эх, Шурка, Шурка…
— Мы вам не помешаем? — спросила Нина.
— Нет, нет. Только в сторонку отойдите. Вон рядышком с Шуркой на стул садитесь. А табуретку доктору отдадим. Где он запропастился?
— Я здесь, — раздался голос, и в комнату вошел уже знакомый Борьке и Нине ветеринар.
Вид у него был растерянный.
— Располагайтесь! — указал дядя Проня на табуретку.
Ветеринар открыл чемоданчик и стал раскладывать свое медицинское хозяйство.
— Ну что ж, Донат, приступим? — сказал дядя Проня лысому клоуну. — Дай мне рушник, что ли… — кивнул великан на полотенце, висящее на спинке его кровати. — А вы все по моему сигналу открывайте ящик. Осторожно только.
— Рушник, пожалуй, будет тонковат, — сказал клоун. — Лучше одеяло.
— Верно! — согласился дядя Проня, взял одеяло и скомкал его в правой руке.
Из ящика продолжали раздаваться удары. Они становились все сильнее и сильнее.
Дядя Проня поправил в руке одеяло и скомандовал:
— Ну, ребятушки, внимание. Поднимайте крышку! Стоило, однако, открыть запор и чуть дотронуться до крышки, как в неё со страшной силой ударило изнутри.
Крышка, стукнувшись о стенку, прихлопнула ящик. В неё опять ударило снизу…
С угрожающим шипением удав ринулся прямо на дядю Проню. Он отпрянул в сторону и сунул одеяло прямо в пасть змеи. Удав с яростью вцепился в него зубами.
— Рогатину, рогатину скорее! Проглотит! — крикнул Василию Тихоновичу дядя Проня.
Схватив рогатину, он прижал ею голову змеи к полу. Удав яростно зашипел и вытолкнул из пасти одеяло. Великан отбросил в сторону рогатину, схватил удава обеими ручищами за шею и навалился на него туловищем. Огромной пружиной вылезало из ящика все в коричневых пятнах скользкое тело змеи. Все, кроме ребят и ветеринара, обхватили удава руками и тоже навалились на него. Но удав продолжал медленно вылезать из ящика. Дядя Проня позвал на подмогу доктора. Змея шипела и злилась, пытаясь сбросить людей.
— Так мы долго не выдержим, Проня, — сказал дядя Донат. — Надо посылать за подмогой!
— А ну-ка, ребята, быстро летите в цирк! Только на директора не напоритесь!
Но ребятам никуда лететь не пришлось. В комнату ворвался взбешенный директор, Нонна и Глеб Андреевич.
Директор закричал!
— Скрыть от меня решили! На квартиру перенесли. Моего удава! Мое сокровище! Жулики! Обманщики! Ни на минуту отлучиться нельзя! Рассказывай без утайки, как все случилось.
Дядя Проня рассказал все по порядку.
— А дальше что? — сухо спросил у великана Али-Индус.
— А что дальше? Стал я удава в ящик перекладывать, а он на Буяна как кинется! Ещё минута, и задушил бы лошадь… Я на помощь вместе с ребятами. Тут он и дал нам жизни! То ли рану я ему задел ненароком, то ли блажь ему ударила в голову. Поди пойми его!
— А должен понимать, — снова напустился директор на дядю Проню. — Вот когда выкупишь его, будет он твоей собственностью, делай что хочешь, а пока животное ещё мое…
— Да будет вам мораль читать, — не вытерпел дядя Донат. — Помогите лучше!
Али-Индус даже не повернул головы:
— Я думаю, придется Глебу Андреевичу немедля бежать заказывать для тебя гроб. «Живого мертвеца» пустим, если с удавом выступать будет нельзя. И Шурке придется завтра отработать.
Дядя Проня помрачнел:
— Шурку работать ни за что не пущу! А «мертвеца» отработаю, раз надо…
— Нет! — со слезами в голосе крикнул Сандро. — Нет! Я завтра отработаю. Не надо «мертвец». Забыли, что в последний раз было с дядькой?
— На этот раз поменьше полежит. Часок, и всё. Сорвется премьера без аттракциона. Твой номер хоть и хороший, аттракциона не заменит! — ответил директор.
— Нет! Не надо «мертвец»! Не надо!
— Не лезь в разговоры! — оборвал мальчика великан. — Послушаем доктора, может, и не придется работать «мертвеца». До завтрева времени много…
— Выступать с ним нельзя, конечно… — сказал ветеринар.
Глеб Андреевич предложил:
— Давайте раны заклеим пластырем, а я пластырь разрисую под змеиную кожу. Человек рядом встанет — ничего не заметит.
— Ни в коем случае, — сказал ветеринар. — Нельзя вашу гадину тревожить в таком состоянии. Вы ручаетесь, что она не задушит завтра того, кто с ней попробует бороться? Сейчас с трудом удерживаете удава. А вас вон сколько…
Удав, словно в подтверждение слов доктора, неожиданно резко дернулся. Все, даже директор, кинулись к нему.
— Видали, что вытворяет! А вы — бороться… Дней двадцать нельзя его трогать. Ой, да у него и губа рассечена!