— Вонави, вы готовы? — спросил шпрех.
— Готов! — устало ответил дядя Проня и бросил полотенце униформисту.
— Маэстро! Снимите музыку! — скомандовал дирижеру шпрех.
Дядя Проня вышел на самую середину арены, на место, где была могила. Усыпанная свежими опилками, она выделялась на грязном манеже, как заплата.
«Жаль, что не спросил, когда телегу нагружал, от какого дерева такие опилки получаются? Как снег белые… — подумал артист. — Надо будет обязательно узнать, какое дерево было. Обязательно…»
На плечи дяди Прони наложили кучу мягкой ветоши, сверху которой, как коромысло, водрузили тяжелый рельс. Борцовка сразу стала мокрой.
«Ржавая рельсина-то… — подумал богатырь. — Руки долго отмывать придется…»
— Прошу по пять человек с каждой стороны крепко взяться за рельс, — скомандовал шпрех.
Великан поднатужился, легко поднял груз и немного потряс. Все весело рассмеялись.
— Карусель! Настоящая карусель!
— Раскрутил бы он их как следует!
— Ещё по два человека с каждой стороны… Рельс не сгибался.
«Эти черти тоже ржавчиной перемажутся…» — озорно подумал дядя Проня.
— Ещё по одному… Отлично! Семнадцатый и восемнадцатый, прошу…
Рельс начал медленно гнуться. Висящие на нем почувствовали это и радостно застонали.
Шея, грудь и лицо великана стали багровыми. Кончики пальцев побелели. На шее вздулись жилы. Пот больно ел глаза.
Рельс перестал гнуться.
— Подбавь ещё, — прохрипел дядя Проня.
— Девятнадцатого и двадцатого прошу, — пригласил шпрех.
Цирк замер.
До последних рядов галерки доносилось прерывистое дыхание богатыря.
Двое повисли с разных концов рельса. Рельс затрещал.
— Алле… — с хрипом вырвалось из груди дяди Прони.
— Б-р-р-р-аво! — застонал цирк.
— Маэстро, туш! — крикнул шпрех.
«Отчего я не слышу аплодисментов? И туша не слышу. Вот чудно-то! Вижу, как хлопают, а ничего не слышу…» — удивился великан.
Неожиданно тишину разрезало знакомое жужжание. Оно становилось все громче и пронзительней. Дяде Про-не показалось, что откуда-то издалека летит муха. Та самая муха, которая была в гробу. «Ожила, что ли? И почем я знаю, что это та самая? Я ведь так и не видел её…»
Муха росла и жужжала все пронзительней. Она подлетела близко, стала огромной. Подмигнув, совсем как веселый гном, она уселась на правый висок и больно кольнула…
Артист покачнулся, потерял равновесие и неловко завалился набок. «Какой породы было дерево? Надо узнать…» — успел подумать он, глядя на стремительно падающий в лицо манеж…
Люди сыпались с рельса как горох. Они быстро поднимались, смеялись и очищали костюмы от опилок, а артист продолжал лежать в нелепой позе, придавленный ржавым рельсом, уткнувшись лицом в белые как снег опилки.
Опилки быстро краснели от крови:.
На весь цирк раздался гортанный крик Сандро. Оркестр умолк. Цирк замер от ужаса.
К артисту со всех сторон бросились люди.
— Карету «скорой помощи»! Скорее! Карету! — закричал и заметался в страхе по манежу Али-Индус.
— Поздно… — тихо ответил доктор Асиновский, поднимаясь с колен. — Он мертв…
— Ну, так кто из нас выиграл пари? — торжествующе спросил Иван Пантелеймонович, играя брелоками от часов.
— За такое зрелище никаких денег не пожалеешь! — отозвался Ромкин отец, натягивая на ноги узконосые штиблеты…
Ребята облепили школьное крыльцо.
— Самого Сандро мы с Борькой так и не видели, — рассказывала Нина. — Мы обо всем узнали от дяди Доната.
— А когда хоронить будут?
— Сегодня. Только вчера вечером всё с похоронами уладилось. Фамилии настоящей дядя Прони никто не помнит. Потерялась… Вонави и Вонави. На всех венках так и написано… Хорошо, что мы с венком успели. Дядя Донат его сразу в гардеробную к Сандро отнес.
— А Сандро, значит, от гроба так и не отходит? — спросила Римма Болонкина.
— Он вообще в цирк жить переехал. А Минька воет так, что слушать жутко. Будто человек стонет: «О-о-ох!» Сегодня часов в шесть вошел дядя Донат в цирк. Слышит, на манеже кто-то разговаривает. Заглянул потихоньку и видит: перед гробом на коленях стоит Сандро и как с живым говорит с дядей Проней. По-грузински. А рядом Минька. Дрожит весь. А по морде настоящие слезы катятся…
— Гроб, значит, на манеже стоит? Тот самый? — спросила Римма.
— Тот самый…
— Вы что, звонка не слышали? — раздался сзади голос нянечки Ариши. — Маргарита Александровна давно в классе.
Ребята побежали на урок. Едва учительница вызвала к доске Борьку, как с улицы донеслись звуки траурного марша.
— Можно глянуть? — попросил Влас. Учительница разрешила.
Ребята бросились к окнам.
— Смотрите! Гроб на полотенцах несут. Совсем как в цирке было, — тихо сказал кто-то.
— Народищу, народищу сколько…
— А что это у лилипутов в руках за подушка? Что на ней блестит?
— Как — что? Лента с медалями…
— А почему лошадь идет за гробом? Так в цирке полагается?
— Не знаю. Наверное, Нонна её специально взяла проводить дядю Проню в последний путь. Если бы не он, задушил бы удав Буяна…
— А вон и Сандро…
— Ребята! Ребята! А где же наш венок? Неужели Сандро так обижен, что не захотел принять венок от школы?
— Может, мы просмотрели…
После похорон Сандро с дядей Донатом вернулись в цирк. От неожиданности Сандро замер на пороге гардеробной.
На стене, рядом с афишей, висел большой венок из живых осенних цветов. На черной ленте было написано:
— Прости, Шурка. Это я виноват, — сказал дядя Донат. — Забыл в суматохе. А ты что же? Не видел его?
— Я в гардеробный не заходил. Не видел, — глухо сказал Сандро. — Пойдем. Назад на кладбище. Нехорошо получился. Венок класть…
— Куда ты сейчас пойдешь? — сказал дядя Донат. — Ты в зеркало на себя глянь! На кого похож стал? Сколько суток не спишь…
— Нечего мне в зеркал смотреть. Надо идти, да?
— Ладно, пойдем. Только ты приляг на пять минут.
— Только на пять минут. И пойдем…
Но, едва Сандро прикоснулся головой к подушке, глубокий сон свалил его. Дядя Донат осторожно снял с мальчика туфли, бережно укрыл мохнатым халатом и на цыпочках вышел из гардеробной.
Сандро спал спокойно, без сновидений.
Сумерки затушевали предметы в комнате. Из-за туч выглянула луна. На стене гардеробной отчеканилась тень оконной рамы. Сандро проснулся. Рядом, в паноптикуме, раздавались голоса.
— Вот Наполеон, о котором я вам говорил. Сандро узнал Глеба Андреевича.
«Сколько же времени я спал? — подумал мальчик. — И кому это Глеб Андреевич решил ночью паноптикум показывать?»
Сандро заглянул в щелку. Рядом с Глебом Андреевичем стоял худой человек в высоких хромовых сапогах и разглядывал куклу Наполеона.
— Ну, что скажете? — спросил Глеб Андреевич.
— Отличная вещица, но, боюсь, будет чересчур натурально.
— Ничего не натурально. Скомбинирую. А человек ваш не подведет?
— Человек мой уже все сделал. Сегодня вечером.
— Один?
— Нет, мальчонки подсобили… А здесь не опасно бу дет работать? Ведь у вас в цирке, как я погляжу, двор проходной…
— А что вы можете предложить?
— Церковь нашу. Здание старинное и две потайные комнатки имеются, да такие, что не отыщет ни одна собака.
— А в них светло? Ведь работа тонкая.
— И темная и светлая есть. Окна, правда, незастекленные, но, если понадобится, и застеклить можно. Денег на это не жалко. Только сделать надо все хорошо. И быстро.
— Все в порядке будет. Только за Наполеона придется приплатить отдельно.
«При чем тут Наполеон? Ничего не понимаю», — недоумевал Сандро.
— Вы сказали, у вас в церкви есть хорошие тайники?
— Отличные. А что?
— Откровенность за откровенность. Тайну за тайну.
— Пожалуйста, говорите.
— Нельзя ли на время спрятать в вашей церкви ящик?
— Ас чем ящик-то?
— Не с краденым товаром, не бойтесь…
— А по мне, хоть с краденым. Но этого без священника не решишь. Я поговорю с ним.
«Удава припрятать хочет, — догадался Сандро. — Поимка решил затеять. Вот арап! Интересно, какой поимка будет? Городской или междугородный?»
— Насчет ящика считаю, мы договорились?
— Не от меня зависит, повторяю… Но, думаю, разрешит батюшка.
Сандро, боясь пошевельнуться, слушал этот ночной разговор.
— А вы что не работали сегодня? В субботу-то?
— Нет. Из-за похорон этих, будь они неладны! И чёрт его дернул умереть не вовремя!
Сандро еле удержался, чтобы не закричать.
Спустя двадцать минут Сергей Михайлович вышел из цирка и направился к отцу Никодиму. Войдя в сад, староста поднялся на крыльцо и тихонько постучал. Появился полуодетый отец Никодим.
— Это вы? Проходите!
— Да нет, чего же будем весь дом поднимать? Дела хорошие. Очень хорошие, слава господу! Предмет в комнатке уже. Голову я смотрел. Подходящая.
— Ну, слава те господи!
— Он просит у нас ящик какой-то схоронить.
— Пусть припрячет. А когда работать начнет?
— Сегодня ночью. Фома его впустит.
— Ну, слава всевышнему!
Священник и староста распрощались.
Первые солнечные лучи ворвались в маленькое окошечко гардеробной и ярко осветили стену, на которой висел забытый школьный венок.
Если бы Сандро проснулся сейчас и глянул, но не на стену, где висел венок, а в зеркало, то узнал бы то, чего так и не узнал до последних дней жизни…
В зеркале отражался школьный венок. В солнечном свете ярко сверкали белые буквы надписи, выведенные на черном крепе каллиграфическим почерком Леши Косилова.
Фамилия ВОНАВИ отражалась в зеркале и читалась наоборот: ИВАНОВ.
Глава тринадцатая
СИМЕОН СТОЛПНИК В ОПАСНОСТИ
Стыдно! Ах, до чего стыдно! По середине мостовой ранним осенним утром ведут под конвоем Борьку с Власом. Ведут в милицию. По подозрению в воровстве.
Солнышко смотрит. Первые прохожие смотрят. Молочницы, дворники. Кондукторша в пустом трамвае прильнула к окну. Собачник на своей повозке едет рядом, не отстает. В ящике лают, надрываются псы. Жутко от их воя.
Интересно улице:
— Воришек поймали!
— Квартиру ограбить хотели!
— Не квартиру, а магазин…
— Не знаете, так и не говорите. Банк!
— Такие мальчонки маленькие ограбили банк?
— А вы думаете, они были одни? Их целая шайка орудовала! Главарей ночью увезли на «черном вороне»…
Ребята ежатся под взглядами. Под ноги смотрят, на булыжник…
Вот каким оказался долгожданный вторник… Именно сегодня было решено любой ценой пробраться в церковь и остаться там на ночь. Борька обо всем узнал только в понедельник и, к удивлению ребят, охотно согласился осмотреть мощи: «Они настоящие. Раз чудо с соседом случилось, значит, в раке лежит святой. А когда архиепископ приезжал и раку при нем открыли — весь храм благоуханием наполнился. Целы мощи! Сами увидите».
Ребята сказали Борьке, что они уже несколько дней подряд ходили в церковь. Около гробницы со Столпником всегда молился глухонемой. Как нарочно!
А Сергей Михайлович как-то не выдержал и сказал Власу: «Ты что это, богохульник, зачастил в церковь? Нечего тут делать нехристям!»
Вчера на Борьку натолкнулись. Тот удивился: «Вы чего здесь делаете?» Вот и пришлось все рассказать. Сговорились на вторник.
Когда Борьку с Власом разбудили, они долго не могли понять, что происходит, и с недоумением оглядывали сонными глазами понятых и милиционеров, производящих обыск во флигеле, сарайчике и саду.
Из соседского сада во двор с любопытством заглядывали полуодетые отец Никодим и попадья, разбуженные суматохой.
— Ч-ч-ч-е-р-р-т! Ч-ч-ч-е-р-р-т! — кричал на весь сад взъерошенный Фрушка и сам метался между деревьями словно чёрт.
— Это недоразумение, недоразумение… — бормотал Александр Иванович.
Зинаида Кирилловна плакала. Нина молча наблюдала за происходящим испуганными глазами.
— Вы за хлопчиков не волнуйтесь, товарищ, — уговаривал учителя молодой кудрявый милиционер. — Все выяснится обязательно. Не дадим в обиду хлопчиков…
Ничего, кроме инвентаризационного номерка от скелета, найти не удалось. А он как лежал на столе в комнате ребят, так и лежал. Никто его и не собирался прятать.
— Придется пройти а милицию, — вздохнул кудрявый милиционер, — улика существенная.
— Важная улика, — подтвердил второй.
И вот по булыжной мостовой ведут ребят в милицию…
Как это могло случиться? Кто украл скелет? Зачем? И кому он вообще нужен?
Череп — другое дело. Какому мальчишке не захочется иметь в доме настоящий череп? Полезная вещь! Можно положить на какую-нибудь толстую книгу для солидности. Вроде ты профессор Кара-Ашикага или ещё какой! А когда научишься курить — приспособить под пепельницу. Тоже красиво! А не научишься — так под лампу-ночник. Проснешься ночью, а в углу комнаты светится череп. Приятно! Полюбуешься на него и спокойно спишь дальше.
Череп, конечно, нужная вещь. Но зачем его тащить вместе со скелетом. Он ведь снимается. И вынести легко: в мешок для галош засунул — и все… Нет, надо дураком быть, чтобы ради одного черепа весь скелет из кабинета естествознания вытаскивать…
Зачем же его украли все-таки? Может, назло Аркадию Викентьевичу? Вот здорово! Жалко, что Борька с Власом первыми не додумались до этого. Они бы так припрятали скелет, что никто не нашел! Не то что эти ротозеи! Скелет стащили, а номерок — важную, единственную улику — потеряли. А может, не потеряли, а специально подкинули в комнату? Чтобы следы запутать?
Вчера утром ребята проснулись от страшного шума. Дверь на улицу была раскрыта. Разъяренный, всклокоченный Фрушка дрался на пороге с поповской кошкой Муркой. Она выла истошным голосом. Фрушка орал до хрипоты. На полу валялись перья и клочки рыжей шерсти. Влас запустил в кошку ботинком. Мурка подскочила и бросилась наутек. Фрушка схватил что-то с порога и перелетел на стол.
— Фрушенька, иди сюда, милый, — поманил птицу Борька.
Грач доверчиво опустился перед мальчиком.
— Ну-ка покажи, что у тебя в клюве! Из-за чего дрались?
Фрушка раскрыл клюв. На стол упал инвентаризационный номер с роковым числом «333». Ну, не чудеса ли? Откуда он взялся? Эх, Фрушка, Фрушка! Говорить научился, а рассказать ничего не можешь!
Пришли ребята в школу, а там шум. В ночь с субботы на воскресенье двое каких-то парнишек выкрали скелет из кабинета естествознания. Нянечка Ариша видела, как они прошмыгнули мимо её окошка, но не узнала.
Влас сразу хотел рассказать про таинственную находку, да Борька с Ниной отговорили:
— Подожди немного! Пусть все выяснится!
Где там — выяснится! Кричат все. Аркадий Викентьевич, ясное дело, усердствует больше других. Нянечка Ариша плачет, по-хорошему ребят уговаривает: «Поставьте шкилет на место, бесстыдники! Пошутили, и будет…» Директор и вожатый все группы обошли, никто из ребят не признался. А Аркадий Викентьевич заявил:
— Все корни в пятой «Б». Без Шкапы тут не обошлось. Скажите, нянечка Ариша, вы уверены, что это были не Шкапа с Ваткиным? Припомните хорошенько!
— Да нет, те парнишки повыше росточком.
— А я все-таки думаю, вы ошибаетесь. У страха глаза велики. Вот воришки и показались вам повыше. Кроме Шкапы с Ваткиным, украсть некому. Всех собак-ищеек в угрозыске подниму на ноги! Разоблачу эту шайку!
А если бы он знал, что жетончик от адамова ребра лежит у ребят дома! Что было бы!
О Фрушкиной находке Влас рассказал Лешке, Павлику и Вальке. Правда, четвертым про номерок узнал Ромка Смыкунов, когда после уроков увязался за ребятами. Зашел и увидел на столе жетончик. Ромка обещал молчать даже под пыткой. Но по всему видно, что он ребятам не поверил: