И тогда на разных концах подоконника раздались голоса: «Пора выбирать королеву».
Между прочим, снежинки всегда так поступают, где бы они ни собрались. Ведь иначе получится беспорядок, толчея, и дружеская встреча кончится спорами, ссорами, будут испорчены платья и настроение, а там сгоряча и растаять недолго.
— Королеву! Выбирать королеву! — зашумели снежинки. Понятно, что королевой подоконника могла стать только та снежинка, которая сделала в жизни что-то очень важное, и потому не многие решились выставить свои кандидатуры. Наконец десять претенденток перекатились в середину и уселись кружком.
— Чур, я первая! — пискнула снежинка с голубым отливом.
— Нет, я! Нет, я! — закричали остальные.
— Пусть говорит Голубая! Слово Голубой! — потребовали слушатели.
И Голубая снежинка начала:
— По-моему, я сделала великую работу. Я хоть и маленькая, но оказалась сильнее каменных гор. Кто там хихикает? Невежды! Слушайте! Не так давно отличная туча прямым ходом доставила меня и моих подруг с океана в горы. Если кто из молодых еще не знает, что это такое, могу объяснить: горы — главные враги воды. Это ужасно высокомерные особы, которые вознеслись выше туч и потому воображают из себя невесть что. Они считают себя самыми высокими, самыми мо-учими, самыми несокрушимыми, самыми важными на земле.
Иногда эти задаваки даже плюются огнем и лавой. Но мы-то с вами знаем, кто на свете всех сильней и важней. Как только стало достаточно холодно, мы, капельки, обернулись снежинками и полетели вниз. Метель в горах была ого-го! — ни зги не видать. Ледяной северный ветер выл, грохотал, строил снежные мосты через пропасти. За одну ночь все вокруг стало белым-бело. Наш десант захватил горы со всеми их перевалами и долинами. Но к утру северный ветер выдохся и уступил место южному. Вдобавок выглянуло солнце. Что тут началось! С гор хлынули ручьи, снежные мосты рухнули, хребты стряхивали с себя лавины. Сорвется снежный козырек с обрыва — и вот уже все сугробы, весь склон гор пришел в движение, поехал вниз. Все скорее, скорее мчится лавина, встречные деревья разлетаются в щепки, скалы и те не выдерживают — летят кувырком... Да, снежная лавина — это зрелище. Но я отвлеклась. Днем камни так нагрелись, что на них никак невозможно было усидеть, снежинки таяли прямо на глазах. Наше белое царство рушилось, исчезало, отступало к вершинам. Началась настоящая паника. И только я сохранила присутствие духа. Я сказала: «Спокойно. Мы растаем, но не сдадимся! Горы победят, но это им дорого обойдется. Пусть все снежинки, как только растают, попробуют забраться в трещинки камней. А что будет дальше — увидите».
День кончился, пришла ночь, а с ней — мороз. Всем известно, что, замерзая, мы, капельки, расширяемся. И вот, почувствовав, что леденею, я напрягла все свои силы и стала давить на стены крохотной пещерки. Щелк! — и каменная чешуйка, под которую я забралась, отскочила прочь.
Щелк! Щелк! — тут и там принялись за дело мои приятельницы. Иные откалывали всего лишь пылинки, а некоторые, собравшись вместе, раскалывали целые глыбы.
Наутро опять потеплело, снова забурлили ручьи. Они были мутными, несли пыль, песок, камешки — все то, что разрушили мы, капельки. Но ведь и сами ручьи — это ведь тоже были мы, бывшие снежинки. Скатившись с камня, я нырнула в ручеек и велела подругам, тащившим вниз свои трофеи, не просто нести их, а бить, царапать песчинками все, что им попадется на пути.
Под моим командованием все так дружно принялись за дело — любо-дорого! Вскоре в наш ручеек влились другие, и он стал настоящим потоком. Неисчислимые армии слившихся капель с ревом мчались в долину. В потоке кувыркались, сшибались и раскалывались валуны, большие обломки дробили и перетирали мелкие. И вся эта масса царапала, пилила, точила стены и дно ущелья.
Только на третий день я и мои подружки вырвались на ровное место и сбросили свой груз на дно реки. Река уже успокоилась, она бежала теперь по пустыне. Груз был такой тяжелый, так много всего мы снесли с гор вниз, что река оказалась запруженной. Она вышла из берегов и пробила себе новое русло.
Надо ли говорить, что моему примеру сейчас следуют все снежинки, попавшие в горы. И, клянусь вам, горы стали уже чуть-чуть ниже. Ну, а дальше? Дальше мы снова испарились (дело-то было уже в пустыне), меня подхватил теплый воздух, умчал наверх, там я долго скиталась, пока не стала частичкой большой снежной тучи... Ну, а туча доставила меня сюда,— закончила свой рассказ Голубая снежинка.— Мне кажется, я делом доказала, что мы, снежинки-капельки — самая великая сила на земле! — и она гордо посмотрела на слушателей.
— Королева! Королева! Ура новой королеве! — пронеслось над подоконником.
Но кричали лишь самые юные и неопытные снежинки.
— Цыц! — прикрикнула на них старая, большая снежинка с желтым отливом.
— По-моему, рассказ нашей Голубой соседки — одно хвастовство. Она ничего не изобрела и никем не командовала. Просто испокон веков все капли делают одно и то же — разрушают все, что находится высоко, и складывают остатки разрушенного внизу. Так было, есть и будет. Одни — старые горы — разрушаются, другие — молодые — растут, их сама матушка-Земля поднимает. Многие из собравшихся здесь были в горах, они могут подтвердить. Нет. Голубая не достойна быть королевой.
— Долой Голубую! — немедленно закричали юные снежинки. Они еще слишком мало знали и потому были очень решительны.
— Пусть говорит следующая! — потребовала молодежь. Следующей была снежинка с оранжевыми блестками, на платьице.
— Прежде чем попасть в тучу и прилететь сюда,— начала снежинка,— я прошла огонь и воду, стальные трубы и чертовы зубы.
На подоконнике захихикали.
— Ничего смешного,— обиделась Оранжевая,— я говорю совершенно серьезно. Я даже в тучу поднялась прямо из трубы. Из высокой-превысокой белой трубы. Но если уж начинать, то сначала. Не так давно я упала на реку. Вообще-то вся она была покрыта льдом, но мне повезло, я опустилась в широкую полынью. Не успела я толком растаять, как вдруг какая-то неведомая сила потянула меня вниз, и через минуту я с удивлением обнаружила, что мчусь по стальной трубе. Куда? Об этом ни я, ни мои соседки-капли не имели ни малейшего представления. Вдруг все мы почувствовали, что стены труб становятся горячее. Наш тоннель то и дело сворачивал, и с каждым поворотом нам становилось все жарче.
— Не могу больше! — пискнула моя соседка и тут же обернулась пузырьком пара.
Вскоре все вокруг забурлило, закипело. Ах, как нам было тесно и горячо!
За стальными стенками труб что-то свистело и гудело. По-видимому, пламя.
— Мы в паровом котле! — крикнул кто-то.— Там за нашими трубами горит нефть, угольная пыль, газ или торф... Ну, попали мы в переделку!
С каждой минутой трубы раскалялись все больше. И тут я обнаружила, что, испаряясь, каждая капля старается занять гораздо больше места. Все мы, обернувшись паром, изо всех сил пытались расшириться — но куда там! Нам мешали трубы. Мы так давили на стенки, что еще немного — и металл разлетелся бы в клочья. Но вдруг впереди показалось маленькое отверстие. О, как рванулись мы на свободу! Миг, и, проскочив сквозь отверстие, я ударилась о какое-то огромное колесо. Оно состояло из множества лопаток, поставленных наискосок. Струи пара ударяли в эти лопатки и вертели колесо.
За первым колесом находилось второе, третье, четвертое... Они с бешеной скоростью крутились внутри огромного стального короба. А называлось все это сооружение — паровой турбиной. Как выяснилось позже, вал турбины выходил наружу и вращал еще одну машину — генератор, который вырабатывал электричество.
Пройдя все колеса, мы так устали, что хоть и стало нам чуть прохладнее и свободнее, но сил уже никаких не было.
Тогда-то и вырвалась я на свободу, поднялась по трубе и скорей-скорей полетела к ближайшей туче.
Мне пришлось выдержать ужасное испытание, друзья. Но я не жалуюсь. Мне доподлинно известно, что я и такие, как я, мы дали свет домам, уличным фонарям, погнали по рельсам электровозы, зажгли синие огоньки электросварки, завертели валы станков, превратили куски металла в части машин и сделали еще много других дел.
— Королева! Выбираем Оранжевую! — наперебой закричали молодые снежинки.
— Постойте! Это несправедливо! — раздался чей-то голос.— На ледяной бугорок в середине подоконника поднялась толстая белая снежинка.— Это несправедливо,— повторила она.— Подумаешь, я тоже добывала электричество. Я летом попала в реку и текла вместе с миллионами таких же, как я. А потом, когда доплыла до плотины, вода вместе со мной вдруг ухнула вниз и... и ударила по лопаткам турбины. Только не паровой, а водяной. Так что я тоже добывала электричество. Это несправедливо — надо всех выслушать!
— Не надо! Все ясно! — закричали на подоконнике.
— Тихо! — приказала старая желтая снежинка.— Белая сказала правду. Надо всех выслушать. А потому — прошу! — И она пригласила на ледяной бугорок еще одну кандидатку в королевы.
Эта снежинка была темнее других, ее платье было слегка сероватое, будто припудренное пылью.
— Я не хочу приуменьшать заслуг моих предшественниц,— сказала она.— Но я тоже сделала кое-что. Оранжевая сказала, что, обернувшись паром, она добывала электричество. Но, чтобы вода стала паром, нужен огонь. Чтобы был огонь, нужно горючее, скажем, уголь. А уголь для электростанции был добыт не без моего участия.
— Не иначе эта грязнуля была шахтером! — сострил кто-то. Вокруг захихикали.
— Да, именно шахтером,— подтвердила серая снежинка.— Под землю я цопала из озера. Насосы качали воду и гнали ее вниз. А внизу, в забое, стояла пушка. Да не простая, а...
— ...Золотая! — снова сострил кто-то.— Братцы, нас берут на пушку!
Дружный смех прокатился по подоконнику. Но Серая снежинка не смутилась.
— Пушка стояла не простая,— повторила она,— и не золотая, а водяная.
Смех сразу утих.
— Вода из нее бьет с такой силой, что ударь палкой по струе, отскочит палка, если сильнее ударить, палка сломается, а струю ни за что не перебьет. Но палка мелочь — камень и тот не может выдержать. Под землей гидромонитор стреляет по угольному пласту. Вода откалывает, дробит, ломает уголь. А управляет пушкой всего один человек. Если бы вы видели глыбу, которая отвалилась и раскололась в тот миг, когда я и миллионы моих сестриц ударились о черную стену забоя!
Но это еще не все. Раскрошенный чудо-пушкой уголь доставляется наверх не вагонетками, не транспортерами. Его уносит опять-таки вода, то есть мы! Вместе с водой угольную крошку выкачивают из шахты насосы.
Вот и все, что я хотела сказать. А верить мне или нет — это уж ваше дело.
На подоконнике поднялся шум, разгорелись споры: одни считали, что королевой должна стать Серая, другие утверждали, что Оранжевая.
Но тут на ледяной бугорок, сверкая фиолетовыми искорками, поднялась еще одна снежинка:
— Серая добывала уголь! — крикнула она.— Ну и что? Ведь сегодня нефть гораздо важнее, а я добывала нефть.
Все насторожились.
— Нефть — это бензин, керосин, мазут. Это смазочные масла, это резина, пластмассы, искусственные ткани — словом, химия...
— Простите,— перебила старая желтая снежинка,— а ты?.. Ты сама-то что сделала?
— Меня, как и Серую снежинку, тоже пустили под землю,— сказала Фиолетовая.— Насосами накачали. В нефтеносном пласте нефти осталось мало, и сама наверх она уже не шла. Да и выкачивать ее стало трудно. Тогда-то люди и решили пробурить еще одну скважину и пустить по ней воду. Заработали насосы, погнали вниз воду, и стала вода выжимать нефть из всех пор и щелок нефтеносного пласта. А нефть ведь легче воды, вот вода и подняла ее на себе кверху, к нефтяной скважине. Целый год эта скважина стояла без дела. Кое-кто думал, что она вообще свое отработала. Но вот вновь ожили, загудели моторы и погнали по трубам нефтяной ручей. Вот и вся моя история.
— Только-то?! — зашумели снежинки.— Ну, нет! Работа твоя, конечно, важная, но очень уж простая.
— Что ж, если вы хотите узнать о более сложном деле, тогда позвольте мне.— На бугорок вышла снежинка в тончайшем кружевном наряде с вырезами.— Видите ли, я работала на заводе — помогала строить машины,— сказала она.
— Это как же понимать? — крикнули с дальнего конда подоконника.— Подружки, она, наверно, просто пол мыла!
— Да что вы! — отозвались с противоположной стороны.— Эта Кружевная работала не иначе как на токарном станке.
По подоконнику прокатился смех.
— Ой, я сейчас растаю! — запищала какая-то малышка, давясь от хохота.
— Напрасно смеетесь,— сказала снежинка в кружевном наряде.— На станках работали такие же, как я, снежинки. Впрочем, мы тогда были не снежинками, а водяными капельками. Как работали мои подружки? А вот как. Взять хотя бы тот же токарный станок. Вертится на станке стальная заготовка, а с нее резец снимает стружку. Вьется синей пружинкой стружка, и становится заготовка под резцом гладкой, появляются на ней в нужных местах канавки, утолщения.
От такой работы резец ужасно раскаляется, ему бы и минуты не выдержать, если бы не мы, капельки. На то место, где соприкасается резец с заготовкой, непрерывной прохладной струйкой льется специальная эмульсия. Она не только охлаждает резец. Смоченный этой эмульсией, металл заготовки оказывается гораздо податливее сухого.
А основная часть эмульсии, как вы, наверно, догадались,— вода.
Еще я слышала о сверлильных станках, где вместо стального сверла работают тонкие, но необыкновенно сильные водяные струйки. Хоть такие удивительные станки мне не попадались, зато я и тысячи моих подружек изрядно потрудились в кузнечном цехе.
— Нет, вы слышали? — вновь раздался голос все той же насмешницы с дальнего конца подоконника.— Она ковала! Еще бы, такая кроха как размахнется кувалдой — любая сталь в лепешку.
Но на этот раз никто не засмеялся.
— Кувалда? Да разве найдешь ее на современном заводе,— пожала плечами Кружевная.— Но, тем не менее, вода и вправду может справиться с любым, даже самым твердым металлом. Я думаю, всем известно, что вода не сжимается.
Воздух сжимается сколько угодно. Хочешь, мяч накачивай, хочешь, автомобильную шину. Вода — совсем другое дело. Одна моя знакомая капля участвовала в занятном опыте. Ученые взяли железный ящик, налили его до самого верха водой и запаяли отверстие. Потом в этот ящик выстрелили из винтовки. Как вы думаете, что получилось?
— А что тут думать! Пуля пробила железо, а вода вытекла через дырку,— сказала Желтая снежинка.— Разве не так?
— Совсем нет. Как только пуля попала в цель, ящик взорвался, как бомба. Почему? Да потому, что вода не сжимается. Пуля, влетев в ящик, мгновенно заставила воду потесниться, но тесниться ей было некуда — мешали стенки. Вот вода и разнесла их в клочья. Эту особенность воды п использовали инженеры.
В «кузнице» современного завода — длиннющем светлом зале, где я побывала, главную работу выполняли могучие штампы и прессы. Надо, скажем, сделать дверцу или крышу автомобиля, берет механическая рука стальной лист и закладывает его в пресс. У пресса две формы — верхняя и нижняя. Одна форма — штамп, выпуклая, другая — вогнутая. Между ними и помещается лист. Возьмется рабочий за рычаг, тотчас обе формы сдвинутся и сожмут металл с силой в десятки тонн. При таком давлении твердейшая сталь послушно облегает все изгибы, и лист становится готовой деталью...
— Постой-постой,— перебила Фиолетовая снежинка, она была очень раздосадована своей неудачей.— Прессы, штампы — все это хорошо, но причем тут ты?
— Не торопитесь, сестрица, сейчас узнаете.
Всем хороши прессы, только изготавливать для них сложные штампующие формы — очень уж кропотливое и дорогое дело. И вот инженеры решили: зачем нам две формы, когда можно обойтись всего одной, нижней! А сверху пусть будет давить... вода. Она сумеет сделать стальной лист покорным и податливым, словно тесто,— где надо, растянет сталь, где надо, изогнет, словом, заставит металл повторить все выступы и впадины нижней формы — матрицы.
Сказано — сделано. Отгородили в цеху специальное помещение, построили в нем бетонный бассейн и на дне его укрепили эту самую матрицу.