— Прощай, Пинцет! — прошептал мальчик.
Продолжая полёт, под собой он увидел лагерь душегубцев, окутанный красноватой дымкой. У спальных гамаков уже полыхали жаркие костры: душегубцы просыпались, чтобы начать трудовую ночь. Плут даже ощутил пряный вкус тильд ячьих колбасок у себя во рту — деликатес, который ему довелось там отведать далеко не однажды.
— Прощай, Кострец! — прошептал он. — Приятного аппетита, мой добрый мастер!
Плут заставил свой небоход сделать длинный и медленный разворот и направился назад, к Озёрному Острову. Под лунным светом где-то вдалеке переливались и мерцали Серебряные Пастбища. Ещё никогда они не были так прекрасны!
— До свидания, мой друг Кастет! — тихо произнёс он.
Подлетев к Центральному Озеру, Плут увидел Магду и Стоба, которые, поджидая его, делали прощальный вираж вокруг острова, чтобы начать последний спуск. Для них тоже наступил момент расставания. У Плута комок встал в горле.
Рядом с собой он видел коренастого высокомерного Стоба на массивном «Ежеобразе». Вспыльчивый, нелегко прощающий обиды, но, как теперь понял Плут, он был ему вроде старшего брата, несмотря на все свои недостатки. И Магда, серьёзная, отзывчивая, летела на своём «Мотыльке», легко порхая в воздухе. Она была ему как сестра, готовая разделить с ним и горе, и радость, и всегда у неё находились для него добрые слова и сочувственный взгляд.
Все трое рассекли воздушное пространство в идеальной гармонии, свернули паруса, готовясь к приземлению, и опустились беззвучно на площадку прямо перед инструктором по пилотажу и Верховным Правителем Академии.
— Молодцы! — спокойно произнесла Варис Лодд. — Это было великолепно!
Услышав похвалу, Плут тихо улыбнулся, зардевшись от смущения. Он вспомнил, какой надменной и равнодушной показалась ему когда-то Варис Лодд. Но вот однажды, когда она уходила от учеников, Плут решился наконец догнать её, горя желанием объяснить, кто он такой.
— Я — Плут Кородер, — сказал он.
Она обернулась и, положив руку ему на плечо, ласково улыбнулась.
— Я знаю, — ответила она. — Я всегда узнала бы тебя по ярко-синим глазам. Но ты только посмотри, какой из тебя получился замечательный подмастерье! Иди поставь свой небоход, Плут, а потом мы пообедаем вместе.
После этого Плут всегда ощущал духовную близость с ней, как будто связь между ними, с тех пор канона нашла его в Дремучих Лесах, никогда и не прерывалась. Иногда она напоминала ему Феликса, весёлого и озорного, но она могла быть суровой и требовательной, как Олквикс Венвакс. Несмотря на кажущиеся перемены в её отношении, она всегда оказывалась рядом: она была превосходным учителем и вела его к новым свершениям. Теперь он в последний раз стоял перед ней, закончив последний учебный полёт.
— Теперь вы готовы к самостоятельному путешествию, — сказала она официальным тоном, слегка склонив голову. — Пришло время отправляться в научную экспедицию, друзья Земли и Неба.
Парсиммон также приветствовал учеников почтительным кивком:
— Да сопутствует вам удача во всех ваших делах, мои дорогие, бесценные Библиотечные Рыцари! Желаю вам вернуться обратно в Вольную Пустошь целыми и невредимыми!
Сердце у Плута готово было выскочить из груди, так бешено оно колотилось. Он хотел кричать от радости, ликовать в предчувствии открытий и новых свершений, но вместо этого он церемонно последовал за Магдой и Стобом и, сделав низкий поклон учителям, тихо произнёс:
— Клянусь Землёй и Небом, мы не обманем ваших ожиданий!
Тут раздался скрип тяжёлых колёс но деревянному настилу, нарушивший торжественную церемонию. На площадку въехала запряжённая ежеобразами повозка, за которой следовали два стражника с Вольной Пустоши верхом на живопырах. Плут оглянулся.
В дальнем углу телеги лежал молодой подмастерье, стонавший от боли. По одежде, какую обычно носят точильщики ножей, растекалось кровавое пятно.
— Мы нашли его у северных границ, — отрапортовал первый стражник, гоблин-утконос, отдавая честь Верховному Правителю Академии.
— Он сказал, что был в группе учеников из Нижнего Города и что на него напали шрайки. Ещё он сказал, что они знали о его группе.
— Это правда? — спросил Парсиммон, склоняясь над раненым.
— Да, мастер, — прошептал тот, и его побелевшее лицо исказилось от боли. — Они нас взяли в Восточном Посаде: окружили на одном из верхних переходов и стали рубить саблями.
Парсиммон погладил его по руке:
— Всё будет хорошо, не волнуйся. Да, добраться сюда нелегко, дорога ужасна, но ты преодолел все трудности пути. Теперь мы о тебе позаботимся. Ты дорог нам всем. — Он подозвал стражников: — Отнесите его в башню и срочно позовите Пинцета. Я не хочу потерять этого храброго юношу!
Стражники поспешили за помощью. Варис, сжавшись от напряжения, подошла к Парсиммону.
— Мне это не нравится, — жёстко сказала она. — Это уже третья группа, подвергшаяся нападению. Мы не можем переносить такие потери! Стражи Ночи набирают силу. Я чувствую их руку.
Парсиммон задумчиво покачал головой:
— Вы, возможно, правы, моя дорогая Варис, но это проблема, которой должны заниматься Совет Вольной Пустоши и администрация Старого Нижнего Города. Так что давайте будем чествовать наших юных отважных учеников и оставим этот разговор. — Он повернулся к Магде, Стобу и Плуту. — А вы ступайте. Ужин ждёт вас в верхней столовой.
Плут собрался идти вслед за товарищами и, повернувшись, встретился взглядом с Ксантом. Лицо у того было пепельно-серым, губы — бескровными.
— Ксант, — позвал его Плут.
У Ксанта забегали глаза, и он потупился.
— Ксант! — повторил Плут чуть погромче. — Пойдём с нами!
— Оставь его в покое, — вмешалась Магда. — Если захочет, он знает, где найти нас. Он и так себя чувствует очень несчастным из-за больной ноги и завидует нам.
Плут кивнул. В словах Магды была доля правды, но Плут засомневался. В глазах Ксанта он увидел не печаль и не зависть, но чувство вины.
Глава тринадцатая. Опушка литейщиков
После свирепого шторма, бушевавшего всю ночь и всё утро до полудня, небо наконец прояснилось. На горизонте появились лёгкие перистые облака, и они, сверкая в солнечных лучах, бежали высоко над головой, играя и сталкиваясь друг с другом, а внизу, в залитых потоками золотого света Дремучих Лесах, будто покрытые лаком и отполированные, искрились листочки на каждом дереве.
Опытной рукой Плут повёл свой небоход к большому колыбельному дереву, обогнул его и направился дальше, пролетев над кустистыми зарослями бритвошина. Сердце его ликовало от радости. Плут с трудом верил, что после завершающего учебного полёта теперь он оказался здесь и летит на задание в Дремучие Леса вместе с великой Варис Лодд и со своим лучшим другом Кастетом из племени душегубцев.
Стремительно и бесшумно пролетев над чащей, утонувшей в игре теней, три небохода — «Ястреб», «Мотылёк» и «Буревестник» — снизились и продолжили путь, держась между кронами ветвистых деревьев. Плут, поигрывая канатами, направлял свой кораблик то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз. Маршрут был нелёгким, требующим постоянного внимания.
Очень часто — больше от нервозности, чем по необходимости — он ощупывал свою лётную форму, проверяя на всякий случай, всё ли на месте, вся ли экипировка в порядке: абордажные крюки, моток верёвки, фляга с водой и — Плут молил Землю и Небо, чтобы они ему никогда не понадобились, — бинты, противоядия и целебные мази, лежавшие в шкатулке, подаренной на прощание шпинделем. На груди у него висели подзорная труба, компас и весы, а на боку — клинок, меч с инкрустированной рукоятью, подарок Феликса. К поясу на кожаной петле был прикреплён топорик с острым как бритва лезвием, какой обычно берут с собой пилоты небоходов. Теперь он себя чувствовал настоящим Библиотечным Рыцарем, в полном облачении. Единственное, что мешало торжественности момента, — это спазм в желудке от постоянных скачков в воздухе.
Впереди — густые заросли, — просигналила Вари с Лодд товарищам, и Плут с Кастетом дружно взмыли вверх, буквально продираясь сквозь густые древесные кроны.
Плут раскрыл рот от изумления, так близко увидев верхушки деревьев. Он привстал в резных стременах и, чувствуя, как тёплый ветер дует ему в лицо, до отказа развернул паруса «Буревестника». Небоход тряхнуло, и Плут чуть не выскочил из седла: ещё секунда — и он полетел бы кувырком вниз.
— На Опушку Литейщиков вернулось рабство.
Кастет грустно повесил голову:
— Неужели Правитель Литейщиков так ничему и не научился?
Варис положила руку на плечо душегубца.
— Кастет, как и ты, потерял родителей при нападении работорговцев, — сказала она Плуту. — Нам казалось, что мы преподали хороший урок гоблинам и их союзникам во время последнего рейда, но, судя по всему, вернулись прежние времена.
— А кого они поработили? — спросил Плут. — Душегубцев? Гоблинов-утконосов?
Варис отрицательно покачала головой:
— Это… — Повернувшись к Плуту, она замолчала. Её печальные глаза наполнились слезами.
— Кто?
— Толстолапы, — ответила она наконец. — Толстолапы.
Небоход тряхнуло: руки у мальчика задрожали, когда он вспомнил слова Варис. Толстолапы! Как можно было превратить в рабов этих могучих и благородных животных? При одной только мысли об этом у Плута закипела кровь. И всё же Правитель Литейщиков, Хамодур Плюнь, пошёл на это. Как низко мог пасть этот гоблин, чтобы держать толстолагюв в цепях!
— Я знаю: ты любишь толстолапов не меньше, чем я, — сказала Варис Лодд. — И ты захочешь их спасти.
— А как же Магда и Стоб? — спросил Плут.
— В таком деле чем меньше народу, тем лучше, — возразила Варис, — К тому же вы — лучшие пилоты на Вольной Пустоши. — Она помолчала немного. — Если вы согласны, то мы вместе полетим на Опушку Литейщиков и прямо под носом у гоблинов, стражников Хамодура, освободим толстолапов из тюрьмы и скроемся прежде, чем нас успеют заметить.
— Конечно согласны! — хором ответили Кастет и Плут.
Смеркалось, и солнечный круг вскоре закатился за горизонт. Снова поднялся ветер. Плут подтянул нижний парус и крепко ухватился за пусковой канат. Благодаря нарастающей скорости ветра небоход двигался быстрее, но одновременно он становился капризным и своенравным.
Мрак сгущался, и, пока продолжался их полёт, много раз Плуту приходилось делать резкий рывок в сторону, чтобы не налететь на какое-нибудь раскидистое дерево, которое внезапно вырисовывалось из тьмы. Но впереди он постоянно видел маячащий вдали маслянисто-жёлтый огонь.
За мной, оба! — знаком приказала Варис Лодд, помахав через плечо.
Она круто взмыла вверх и тихо посадила свой небоход на огромную ветку векового железного дерева. Плут и Кастет примостили свои кораблики рядом. Варис подала ещё один немой сигнал, указав на источник света впереди.
Плут достал из футляра подзорную трубу и приставил к глазу. Вглядываясь в просветы между ветвями развесистого дерева, он изучал Опушку, лежавшую перед ним.
Широко раскинувшаяся поляна напоминала копошащийся муравейник. Это был больной нарост на живом теле зелёного леса: смердящий сернистый дух, удушающая сонь кипящей смолы, жар расплавленного металла. Эхом но окрестностям разносились удары топоров: рубили деревья; ревели плавильные печи, щёлкали кнуты, и раздавались окрики надсмотрщиков-гоблинов, заглушающие синхронный звон лопат и стук киркомотыг в глубоком карьере.
Но все эти звуки перекрывал скорбный хор гоблинов-работяг, стонущих от тяжести непосильного труда. Плут вздрогнул. Сколько страданий выпало на долю этих несчастных, если они издавали такие горестные вопли!..
Но тут к какофонии заводских шумов, смешавшихся с полными отчаяния стонами, примешался ужасающий скрип дерева, перешедший в глухой тяжёлый удар. Плут повернул подзорную трубу в сторону клуба пыли, поднявшегося на краю широченной просеки. Когда пыль понемногу улеглась, мальчик увидел на земле только что поваленное огромное дерево. Тотчас же вокруг ствола сгрудилась бригада гоблинов и, обрубив ветки, стала очищать его от коры.
Какое бъло прекрасное дерево! — просигналил Плут.
Работа Хамодура, — отозвалась Варис и провела пальцем по горлу, показывая, что пора с ним кончать.
Плут кивнул.
Помимо огромных терриконов из гари и пепла и земляных холмов, клокочущих, как вулканы, Плут увидел высоченные кучи дров, нарубленных для печей в литейных цехах. Бригады худосочных сутулых гоблинов в изодранных и грязных куртках с капюшонами и с лицами, в которые въелась вековая сажа и копоть, разбирали завалы: вытаскивая по одному полену, они собирали дрова в вязанки и крюками волокли их к литейным цехам. Бригада за бригадой, полено за поленом — так шла работа, но горы дров, казалось, не уменьшались: как только разбирали одну кучу, тотчас же подвозили новое дерево, распиленное на куски, и ядовитое производство расширялось, вгрызаясь всё глубже в зелёные просторы лесного массива.
Где же толстолапы? — жестом спросил Плут, с недоумением пожимая плечами.